— Как Вы можете заметить, Ваше Императорское Высочество, данная машина выглядит как шпалерная, с той лишь разницей, что вместо шпалера используется фришкольбен и отсутствует угловая планка. Сам фришкольбен изготовляется особым образом на каждый ствол. За основу берут железный прут и закрепляют его вертикально. Паклей обматывают на расстоянии около двадцати дюймов от верха. На нижнем конце вы можете видеть свободно вращающуюся втулку. Затем разогретый ствол надевается на прут. В ствол заливается свинец, а пакля не позволяет ему стекать вниз более положенного. После остывания, прут со свинцом в точности повторяющим нарезы извлекается. Он смазывается маслом и обваливается в точильной пыли, и фришкольбен готов к работе. Ствол закрепляется на фришевальной машине и делается несколько проходов фришкольбеном, который закрепляется в машине за втулку и потому может свободно проворачиваться при подаче вперёд или назад. После сего муфта со стволом поворачивается и всё повторяется. Кстати, таким же образом можно поправлять нарезы в уже послуживших штуцерах. Теперь в полученный ствол необходимо установить казённый шуруп и просверлить затравочное отверстие. Это всё делается в том же цехе, где мы только что были.
Великого князя провели к странноватой машине для нарезания резьбы в стволе, которая была почти аналогична сверлильной. Также как сверло в патрон был установлен метчик. Ствол зажатый в подвижную бабку подавался вперёд винтовым механизмом, обеспечивая глубину погружения инструмента. Но на метчик посредством шатуна подавалось переменное вращательное движение то по часовой стрелке, то против.
— Когда резьба будет нарезана, в неё ввинтят казённый шуруп и ручной дрелью просверлят затравочное отверстие, — давал пояснения Поппе. — Затем стволы передадут на пороховые пробы. После отстрела ствольный отдельщик напаивает штыковой целик, устанавливает прицел и начисто отделывает ствол. На этом изготовление ствола заканчивается. Интересно ли Вашему Императорскому Высочеству посмотреть, как изготавливается штык, замок, шомпол, прибор или ложа?
— Всё посмотреть, Карл Иванович, времени не хватит, но с изготовление замка ознакомиться необходимо.
— Хорошо, тогда прошу, — Поппе приглашающее протянул руку в направлении двери, слегка поклонившись. — Нам необходимо пройти в другой цех, это не далеко.
Когда они вышли на улицу и направились к другому заводскому зданию, Поппе поинтересовался:
— Ваше Императорское Высочество, какое впечатление создало у Вас изготовление стволов, могу ли я дать ещё какие-либо пояснения?
— Что ж, основное для меня впечатление заключается в том, что почти все применяемые машины настолько схожи, что могут быть заменены одной более универсальной. А почему количество машин разного назначения существенно отличается?
— Это объясняется временем, затрачиваемым на обработку одного ствола. Так на шпалерной машине за один день может быть сделано не более семи стволов, в то время как на сверлильной за день можно сделать и двадцать. Потому на одну сверлильную требуется устанавливать три шпалерные. Похоже дело обстоит и с другими машинами.
— Однако мне подумалось... нельзя ли всё это делать проще... например, изготовить некий особый костыль на котором прорезаны канавки отражающие будущие нарезы в стволе. Вставить его в трубку и молотом оббить снаружи. Трубка вдавится в канавки, и нарезы будут сразу готовы.
— Хм, это выглядит весьма выгодным делом, но есть у меня некоторые опасения... Позвольте я покажу Вам изготовление замка, а также поясню почему мы, на Сестрорецком, отказались от штампования замочной доски. Прошу... — Поппе открыл перед великим князем дверь в цех, и пропуская гостя и сопровождающих, продолжил пояснять: — Детали замка предварительно отковываются или отливаются, после чего по лекалам отделываются окончательно. Однако некоторые из них, будучи откованными в чернее принимают свою окончательную форму при штамповании...
Великий князь оказался в грохочущем жарком цеху. Слева в большой печи плавили метал и отливали его в небольшие формы заключённые в дощатые ящики.
— Это что делают? — указал на литейщиков великий князь.
— Здесь отливают из меди полку, после по лекалам просверливают в ней дыры под винты и желобок. А вот здесь -Поппе указал на ряд грохочущих молотов отковывают винты,огниво, курок, лодыжку, замочную доску, лодыжочную накладку, спусковой крючок. Из них первые после ковки подвергают штампованию для придания формы, а последние три доводят в ручную по лекалам. Раньше, во время отечественной войны, замочную доску также отштамповывали и только отверстия в ней делали по лекалам, но сейчас от этого отказались.
— Почему? Мне представляется, что штампование дело вполне выгодное.
— Действительно оно имеет свои выгоды. Обратите внимание на работу штамповщика, — Поппе указал на один из грохочущих молотов. — Штамповальная машина это особый молот. На наковальне установлен нижний штамп. Штамповщик отковывает деталь вчернее. Разогревает её до красна и размещает на нижнем штампе. Затем накрывает верхним. На штампах сделаны выемки повторяющие очертания верхней и нижней части детали. После чего ударяет молотом и получает деталь с точными готовыми размерами. Затем деталь отжигается, чтобы смягчить излишнюю твёрдость, полученную от штамповых ударов, и передаётся для окончательной обработки. Отдельщик закрепляет её в коробке с лекалами и засверливает или пробивает в них необходимые дыры.
— Прекрасно. Штампованные детали получаются исключительно однообразными. Кроме того, штампование происходит значительно быстрее ручного опиливания, так почему же вы отказались от штампования замочной доски?
— Ваше Императорское Высочество, Вы совершенно верно отметили достоинства штампования. Есть и ещё одно Вами не отмеченное, а именно искусность мастеров для ручной опиловки потребна большая, чем для штампования. Когда во время войны необходимо было существенно увеличить выпуск оружия, и на завод было прислано полторы тысячи рекрутов, эта выгода от штампования оказалась весьма уместна. Но есть и недостатки.
— Карл Иванович, я утомился от грохота. Выйдем на улицу и там, вы расскажите мне о недостатках.
— Ваше Императорское Высочество, я предлагаю направиться к управляющему заводом и там отобедать. А по дороге я развлеку Вас беседой о невыгодах штампования.
— Я согласен.
— Прошу... Само штампование делается весьма быстро, но при этом детали сообщается высокая твёрдость и хрупкость, потому после штампования деталь необходимо отжигать. А это уже становиться несколько дольше, чем опиливание. При штамповании окалина не сбивается с детали как при обычной ковке, а вдавливается в неё штампом, от чего деталь становится склонна к трещинам. Деталь приходится штамповать в разогретом виде, отчего штампы, хоть и выкладываемые сталью, отжигаются и теряют верность в размерах. К чему ещё немало способствуют сильные удары спускаемой на них тяжести молота. В результате штампованные детали перестают соответствовать лекалам, и их приходится опиливать вручную. Потому мы перестали штамповать замочную доску, чьё железо должно быть сколь возможно чище и никак не хрупкое, дабы установленные в неё винты держались и не ослабляли её. Предложенная Вами идея оковки ствола также вызывает у меня опасения.
— Вы не поняли, я не предлагаю разогревать ствол докрасна. Я предлагаю ковать чёрное железо. Высверлить в стволе канал. Вставить туда костыль и оббить холодный отожжённый ствол молотами по этому костылю.
— Мне представляется, что тяжести молотов для этого не хватит, — задумчиво почесал подбородок Поппе.
— Возможно... А какова тяжесть ваших молотов?
— Двадцать пудов.
— Вам бы молот на две тонны.
* * *
4 ноября 1827, Санкт-Петербург
С тех пор, как Сперанский высказал согласие познакомить наследника престола с президентом Императорского Вольного Экономического Общества, прошло менее недели. Этого времени оказалось достаточным для подготовке ко встрече. Великий князь успел узнать достаточно много о Николае Семёновиче Мордвинове. Мердер, со свойственной ему немецкой невозмутимостью, просветил воспитанника не только об общеизвестной биографии Мордвинова, но и некоторых слухах бывших в обществе о нём, не забыв отметить насколько эти слухи ненадёжны. Также удалось достать и прочесть одно из творений этого человека, считавшегося видным экономистом и финансистом, не стеснявшимся критически высказываться в адрес Канкрина и с настоящим презрением относящегося к Аракчееву. Впрочем, из его рассуждений о пользах, могущих последовать от учреждения частных по губерниям банков, великий князь вынес достаточно скептическое отношение к этому франкофобу и поклоннику туманного Альбиона. И теперь, находясь в гостях у автора этого произведения, он с любопытством наблюдал за хозяином, пытаясь сообразить с какой стороны к нему лучше подкатить, так чтобы поиметь от этой встречи пользу, но при этом не возбудить излишних надежд у склонного, несомненно, к прожектёрству Мордвинова.
— Я так рад принимать Вас в своём доме, Ваше Императорское Высочество, — губы Мордвинова растянулись в улыбке, — прошу к столу.
— Я полагаю, что обедать ещё слишком рано, а завтракать поздно, — выразил свои сомнения великий князь.
— В таком случае самое время для английского ланча.
— Мы не в Англии, — достаточно резко одёрнул хозяина наследник российской короны. — Впрочем, я не откажусь от чашки чая.
— Прекрасно, тогда прошу в мой кабинет, чай сейчас подадут, — несмотря на возраст и свойственную многим людям его положения умеренную полноту, Мордвинов был весьма подвижен. Он ловко раскрыл двери перед наследником, Юрьевичем и Сперанским, провожая их в небольшой обитый зелёным сукном кабинет, и проскользнул следом, притворяя двери за собой. — У меня лучший чай в столице. Вы не пожалеете.
Всё пространство комнаты можно поделить на две части. Одну занимал большой письменный стол и два книжных шкафа, а другую весьма приличных размеров обеденный стол и десяток стульев вокруг него. Очевидно, хозяин принимает в личном кабинете достаточно большое число посетителей одновременно.
— Прошу к столу, Ваше Императорское Высочество, — после того как гости уселись, Мордвинов присел сам возле великого князя. Короткими дёргаными движениями он пригладил свои редкие седые волосы, спускающиеся почти до самых плеч и подчёркивающие плешь на лбу и макушке, и заговорил: — Михаил Михайлович немного рассказал мне о Ваших предприятиях, и я, признаюсь честно, поражён той рассудительностью и дальновидностью, что Вы проявляете в своих делах. Надеюсь, что и визит ко мне является тоже деловым и направленным на общее благополучие и Ваше частное процветание... что неразрывно...
— Хм, вы правы. Я, желая вести дела в своём поместье на самом верном научном основании, не могу не обратиться к вам с просьбой о помощи. Опыт как ваш, так и других членов вольного экономического общества весьма ценен для меня. Однако, узнав о вас больше, и изучив некоторые из ваших записок, я с нетерпением ожидал этой встречи, не только из деловых интересов, но и из тяги к познанию и осмыслению всего общественного устройства. Надеюсь, в ближайшем будущем у вас будет время для прояснения моего юного разума.
— Ах, Ваше Императорское Высочество, мне крайне приятно, что хоть на старости лет мои воззрения и труды обрели столь высокое признание, — щёки Мордвинова зарумянились. — Я рад быть Вам полезен, если только это принесёт благо и русскому обществу, слугой которого я себя почитаю.
— Прекрасно. Тогда к делам, — великий князь положил на стол руки и сцепил их в замок, поигрывая при этом свободными большими пальцами. — Михаил Михайлович уже рассказал вам о последних событиях в моём поместье и о моих намерениях?
— В общих чертах, но полагаю, никто кроме Вас не может раскрыть мне Ваши намерения полнее.
— Разумеется. Сейчас я собрал в своих руках все земли поместья и получил достаточное число рабочих рук. Но мне необходимо отборное зерно для посева, мне нужно найти знающего человека, дабы он поставил дело на научную основу. Также я намерен закупить достаточное число механизмов для уборки, сева и других сельских работ. Во в сём этом мне нужна помощь.
— Что-ж, зерно и иные семена я Вам помогу купить. Механизмы можно выписать из Англии, я дам Вам каталог. А вот знающими людьми в России дело всегда обстоит плохо.
— Неужели нет никого, кто бы умел вести хозяйство надлежаще.
— Люди то есть, но их невозможно нанять. Они ведут своё хозяйство и целиком заняты этим. Ведь только личное участие хозяина служит залогом надлежащей работы.
— Но наверно можно послать им в обучение мальчика?
— Это возможно. Я посоветовал бы Вам Андрея Тимофеевича Болотова. Он в своём хозяйстве в Тульской губернии достиг значительных успехов.
— Не могли бы вы дать мне рекомендацию к нему.
— Непременно, Ваше Императорское Высочество. А чем ещё я могу быть Вам полезен?
— Пожалуй, более ничем.
— Что ж тогда приступим к приятной беседе, — Мордвинов улыбнулся и хитро прищурился. — Я наслышан, что Вы планируете разработку торфа под Гатчиной. Надеюсь, когда Ваше предприятие состоится, Вы не побрезгуете нашей премией.
— Премией?
— Да, Императорское Вольное Экономическое Общество установило премию в десять тысяч, за использование торфа в качестве топлива. Вы достойны этой премии. Впрочем, по случаю устройства Вами железной дороги, я считаю возможным установить ещё одну премию.
— Получать премии приятно, но я полагаю, это излишне.
— Как изволите. Разрешите полюбопытствовать, какие из моих записок Вы читали?
— О губернских банках.
— Ах, мой многострадальный проект. Уж более десяти лет, несмотря на монаршее благоволение, не может быть принят.
— Это как?
— А так, отдан господам сенаторам для составления мнения, но они так и не изволили его составить. Потому государственный совет не может представить мой проект императору в соответствии с устоявшейся процедурой.
— Я их понимаю. Составить должное мнение по вашей записке весьма затруднительно. Это мнение окажется столь же объёмным, как и ваш проект, иначе будет недостаточно основательным.
— Вы думаете это так сложно. Почему?
— Потому что при несогласии с вашим проектом столь многочисленные доводы необходимо опровергать
— Хе, а при согласии? — усмехнулся Мордвинов
— Тогда необходимо приводить свои доводы в дополнении к вашим. А вы уже привели, наверное, все доводы, основанные на общепринятых убеждениях... или заблуждениях.
— Вот как. А не будете ли Вы столь любезны и в ответ на моё участие, не возьмёте ли на себя труд составить такое мнение.
— Если это доставит вам удовольствие я готов обсудить это устно, письменно же составить своё мнение мне весьма затруднительно. А в свою очередь мне интересно было бы послушать о Фёдоре Фёдоровиче Ушакове. Он, как известно, служил под вашим началом, — великий князь заметил, как поджалась нижняя губа, и сузились глаза Мордвинова.
