В панике хватаюсь за соломинку, и пытаюсь аппарировать. Тщетно. Я слишком далеко от материка.
С обреченностью посмотрев на бескрайние океанские просторы, я примерно прикинул, сколько удастся левитировать. Ну, может, минут двадцать. Я не Волан-де-Морт и Ла-Манш вряд ли осилю.
Устало присев на перевернутый большой булыжник, я опер голову о руки и уставился вдаль. И как же меня так угораздило? Как вообще возможно было залететь так далеко?!
В раздумьях опустив взгляд чуть ниже, на берег, я увидел ответы на все вопросы.
Нет, Добби и след простыл. А вот одна персона, чье тело угораздило свалится на меня после падения, лежала, раскинувшись в ложбинке между камнями.
Я вскочил на ноги, а в груди полыхнул пожар. Буквально за считанные секунды съезжаю на ногах и пятой точке туда, откуда вылез несколькими минутами ранее. Чтобы приблизится к бесчувственной женщине, столь упоительно пытавшей меня в застенках темницы.
Беллатриса Лестрендж лежала, полностью беззащитна. Мертва, или без сознания. Прическа растрепались по камням, а длинная юбка неприлично задралась, обнажив поистине обворожительную картину. И в тоже время — вызывающую невольную жалость. Платье, практически изодранное в клочья то тут то там распадалось окровавленными лоскутами. Ступни ног омывались ледяными волнами, а лицо бесчувственной женщины — совсем мирное и незлое, изрешетили маленькие красные ссадины.
Беллатриса Лестрендж раскинулась, мертва или без сознания, беззащитна, как никогда. Добить? Проще некуда. Вот прямо сейчас навести палочку на бесчувственную женщину и произнести 'два главных слова'.
Я направился к телу, попутно удерживая равновесия на покатом, скользком берегу, и вынимая палочку из кармана.
Но что-то меня удержало. Я снова взглянул на её подрагивающие, будто от беспокойного кошмара ресницы, на её выгнутый, беззащитный осиный стан в который впивались сотни острых камешков, на бледную ухоженную кожу лица.
Убивать её?! Слишком просто. Да и вполне вероятно, что без её помощи покинуть сей Богом забытый клочок земли не удастся.
Многообещающе ухмыльнувшись, оттаскиваю бесчувственную женщину подальше от воды. Заблаговременно изъяв палочку, провожу собственной над бесчувственным телом, используя весь арсенал известных мне целительных заклятий. Она должна быть в форме. Чтобы ощутить все, что ощутил я!
Несколько секунд невольно засматриваюсь на светлое и умиротворенное личико. На свежие раны…
Но слишком саднят прожитые мгновения невыносимой боли.
Размахиваюсь и наношу смачную оплеуху по румяной щечке. Впервые ударил женщину, что же противно то так? Ладно, пускай, есть палочка.
— Поднимайся! — кричу ей в лицо.
Взмахом палочки зачерпываю примерно пару кубометр воды из океана и, оставив его висеть над будущей жертвой, нацеливаю палочку.
— Оживи!
Лестрендж открывает глаза. Чтобы увидеть переливающуюся на солнце водяную сферу. Вытаращив удивленно глаза, она попыталась сморгнуть непрошенную картинку. Нет, дорогуша. Это не галлюцинации.
Миг, и водяная тонна обрушилась на пожирательницу. Оглушительный визг, казалось, должны были услышать в Лондоне.
Извиваясь от океанской воды и дрожа от холода Беллатриса подскочила, принявшись рефлекторно растирать плечи.
И заметила меня, спокойно наблюдающего за ней.
Медленно, давая осмыслить всю глубину пропасти, в которой она оказалась, навожу палочку.
— Круцио! — просто сказал я.
Её тело выгнулось дугой и заплясало по острым камням. Она кричала. Ей было больно. Но, дело в том, что я совершенно не испытывал удовольствия. Только гадливость.
-Что б ты сдох, Поттер! — плюнула мне в лицо Беллатриса. Ничего, мы только начали. — Твоя мерзкая, поганая, полукровная рожа предателя крови, испоганенная дружбой с грязнокровками и отбросами…
— Силенсио! — рявкнул я. Желания выслушивать бабу в истерике отсутствовало, а выход надо искать быстрее: я со вчерашнего дня ничего не ел и желудок отзывался неприятными коликами.
— А теперь заткнись, и слушай меня, — холодным тоном начал я. Беллатриса распахнула глаза в гневе, мол, как посмел какой-то Поттер ей приказывать? И забрыкалась бешено, явно не желая выслушивать мою дальнейшую речь. Ну-с, это ты зря…
— Круцио!
— С-слабак, — первое, что прошипела Беллатриса когда я опустил палочку. — Ты даже не можешь меня пытать, после того, что я с тобой делала. И мы оба знаем, что ты неспособен меня убить.
— Нет, убивать тебя я не стану, — согласился я. — Пока.
— Конечно не станешь, потому что ты слабак… что? — она осеклась.
Я встал и сделал несколько шагов вперед. Несмотря на всю свою браваду женщина была чудовищно утомленной и перепуганной. Она невольно отодвинулась от меня, суча ногами. Ухмылка расползается на лице от созерцания столь явного проявления страха.
— Мы на необитаемом острове, миссис Лестрендж, — развожу руками, пристально глядя на нее. — И аппарировать отсюда невозможно. И это, между прочим, по твоей вине.
Глаза женщины потихоньку расширялись, от осознания задницы, в которой мы оказались.
— И что предлагаешь? Жить здесь до старости под пальмой? — съехидничала она. — Ты же не сможешь меня убить. Я же знаю.
— Нет ты мне ещё пригодишься, — ехидно ухмыляюсь, да так едко, что Лестрендж невольно сомкнула ноги вместе. — Как думаешь, для чего?
— А ты пошляк, и сукин сын, Поттер, — она переменилась в лице.
— Совсем нет, дело в другом, —, а вот теперь моя ухмылка действительно зловещая. — Мы здесь хрен знает насколько. И, возможно, денька через три мне очень нестерпимо захочется кушать. И вот тогда…
— Нет! — вскрикнула Беллатриса.
— Сначала, придется сожрать твою… — я окинул взглядом её формы. — Скажем, ногу. Как мне не претит мысль есть человечину, но поставленный перед фактом выбора, поверь, всегда предпочту свою жизнь твоей. На прочие филейные части можно будет вырыть яму, и засолить морской водой. Не знаю, сработает ли это по-настоящему — читал в какой-то книге о путешествиях.
По мере монолога женщина все больше съеживалась. Действеннее всяческих угроз или пыток на её психику подействовал спокойный, рассудительный голос. Тон, с грустной обреченностью осознающий предстоящие необходимости, и с видом знатока рассуждающий о кулинарных особенностях человечины, пробрал её до костей.
— Да ты болен, Поттер, — прохрипела женщина, и рухнула замертво. Видимо, её запас энергии исчерпался. Или слишком хорошее воображение, одно из двух.
— Эй, давай, поднимайся, — в моем голосе ни капли жалости. Поднялся и направился к ней. — И не думай, что пожалею — оставлю подыхать!
Подойдя ближе я наклонился, намереваясь поднять её. И тут же схлопотал болезненный удар пяткой в колено. Я невольно охнул, отступая, и лишь успел выбросить вперед неловко сжатый кулак.
Но ей хватило. Она рухнула, как подкошенная, теперь уж точно не притворяясь.
— Отдохни, — зло выдохнул я, потирая ушибленное колено. — Тебе полезно.
А приложила то здорово — есть опыт. Как бы не повредила чего.
Кипя от раздражения, разминал колено и продолжал думать. Чего бы ещё испробовать?
— Добби! — позвал я. Ноль еффекта. — Тинки! Элизабет!
Дохлый номер. Видимо, расстояние и впрямь чрезвычайно велико. А это означает, что если не произойдет чуда, и какой-нибудь загулявший корабль нас не обнаружит… не хотелось даже думать.
Проурчал голодный желудок. Как назло, в ушах зазвенел поучительный голос Гермионы:
'Одно из пяти исключений Гемпелевого закона трасфигурации гласит о невозможности трансфигурировать что бы то ни было в еду…'.
Но чтобы то ни было — не означает совсем ничего. А скажем можно ли трансфигурировать человечину в относительно съедобное, жареное мяско?
Да что это со мной? Всего сутки без еды, а всерьез задумываюсь о людоедстве?
Но действовать необходимо. Сидеть на пятой точке в ожидании манны небесной бесперспективно. С каждым часом голод лишь усилится, а жажда — сейчас ощутимая, к завтрашнему утру станет невыносимой.
Беллатриса застонала. Приподнявшись, она повела головой из стороны в сторону и осторожно ощупала челюсть.
— Ты пожалеешь, Поттер! — зло выдохнула пожирательница.
— Ты сдохнешь раньше, — мрачно смотрю на нее. — Но прежде чем мы сделаем кое-что, мне нужно уточнить одну вещь.
— Какую вещь? — насторожилась Лестрендж.
— Круцио! — и спустя минуту. — Готова ли ты слушать меня? Ещё одна попытка напасть, и я отрежу тебе ноги, прижгу, и оставлю одну, без палочки. Ты этого хочешь?
И совершенно зверея:
— Ты?! Готова?! Меня?! Слушаться?!
— Чтобы стать тебе обедом? — выдохнула испуганно женщина.
— Чтобы прожить чуть больше, — и навожу палочку вновь.
— Хорошо-хорошо! — она поспешно вскрикнула, отшатнувшись. Видимо, любительница поиграть с жертвой сама не очень переносит боль. Каково ощущать на себе свои же методы, мразь?!
— Тогда — поднимайся!
— Не могу, у меня все болит…
После ещё одного болевого, Беллатриса молча перевернулась на живот, и с трудом, помогая себе руками, приподнялась. Затем, сцепив зубы вместе встала на колени, а потом поднялась, шатаясь на нетвердых ногах.
— Вот, уже лучше, — похвалил я. — Видишь склон? — кивком указываю влево. — Ползи.
— К-как, туда? А ты?
— Я — следом.
Не сказав ни слова, видимо, смирившись до поры, Лестрендж подошла к пологому склону и до невозможного медленно, нашаривая каждый кустик поползла вверх. Изнеможенное белое лицо кривилось от боли каждый раз, когда камень или кустарник чересчур сильно впивался в ушибленное место.
Я примостился следом и, несмотря на открывающийся обворожительный вид, не спускал с нее глаз, в смысле палочки.
Подъем дался ей тяжело. Видимо, я переоценил её физическое состояние, поднявшись, она буквально рухнула на уступе.
— Дальше не пойду, — прохрипела Лестрендж. — Не могу. Хочешь — убивай.
И, одарив меня выразительным взглядом, откинулась, запрокинув голову. Грудь её быстро-быстро вздымалась, а тело трясло толи от лихорадки, толи от последствий падения.
Плюнув на все, я оставил её лежать, а сам отправился изучать остров. Без палочки, израненная, все равно далеко не убежит. А подохнет — невелика потеря.
На обследование всего острова у меня ушло, к большому сожалению, всего пара часов. И то, с натяжкой. Мои наибольшие опасения подтвердились.
Маленький, безлюдный и безжизненный клок камня затерянный в морской пучине. Небольшой, совсем крохотный лесок в центре островка, диаметром с пару-тройку километров. Большую часть времени занял поиск источника воды, без которого мои дни сочтены.
Однако — пусто. Ни в одном месте скопления бедной растительности не нашлось ни речушки, ни ручейка.
Вернулся к исходной точке я уже в сумерках. Беллатриса все также лежала, лишь перебралась на залежи сухого валежника. Видимо камень здорово так холодил почки. Услышав шаги, она встрепенулась, будто испуганная лань и, окинув меня странным взором облегченно выдохнула:
— Вернулся! — и откинулась обратно.
— Не радуйся так, новости тебе не понравятся, — неприязненно сказал я. — Остров — куча камня и бедного грунта с леском посередине. Воды — нет. Живности, соответственно, тоже. Аппарировать — невозможно.
— Возможно, — прохрипела Лестрендж, и перевернулась набок.
— Позволь узнать?
— Совместная аппарация.
— Думаешь, у меня не хватает энергии? — она явно что-то удумала. Подозрительность так и сочилась в моем голосе.
— Тут дело не в энергии, — женщина привстала, а затем с усилием уселась на свой самодельный лежак. — Аппарация никогда напрямую не зависела от энергии, хоть и от нее тоже. Я бы назвала это… концентрацией и направленностью порыва.
— Что, прости? — вот ещё чушь.
— Иначе не могу. В момент переноса гораздо большую роль играет четкое осознание переноса. Концентрации и направленности. Иначе волшебники с наибольшим резервом аппарировали бы по всей планете.
— И что ты предлагаешь, взяться за ручки, закрыть глазки и вперед? — я смерил её взглядом, поигрывая палочкой.
— Да. Но не все так просто. Без плота не обойтись. Мы слишком далеко. А магией задать направление — раз плюнуть. Проплыть хотя бы полсотни миль южнее, и тогда, быть может…
— Может, или нет, узнаем завтра, — отрезал я, и перевел взгляд в темнеющие небеса. Сгущающиеся грозовые тучи не прибавляли оптимизма. — Ты как хочешь, а я иду искать укрытие.
И больше не обращая ни малейшего внимания на правую руку Темного Лорда, молча шагаю вглубь острова.
— Ты же не оставишь меня тут одну, мокнуть под дождем? — донеслось взволнованно в спину.
Я на секунду притормозил, а затем все также продолжил шаг. Нет. Пошла нахрен! Пусть она сейчас и израненная, пострадавшая женщина, но нужно каждый миг напоминать себе кто она, и что сделала.
Укрытие отыскалось в глубине скромного лесочка, прикрывающего своими кронами впалую низину. Расщелина между камнями, перетекающая в небольшую пещеру идеально укрыла бы от дождя. Правда, пещера настолько мала, что улегшись на спину я доставал обоими локтями до стенок, стоило чуть лишь расставить руки.
Теперь — защитные чары. В первую очередь, чтобы незваные гости в виде полуобнаженных пожирательниц смерти не забрались в укрытие… да и перспектива быть подтопленным дождем меня абсолютно не прельщала.
Защитные… маскировочные… водоотталкивающие. А это сюрпризик для госпожи Лестрендж. Сейчас то я её не убил, но если сунется — отхватит сполна. И мне её уже жаль не будет. Если что — я предупредил. А с утра пораньше можно будет и плотом заняться, благо, заколдованные веревки, в отличии от еды, пойдут впрок.
Проснулся я около полуночи, от раската грома. А гроза, да какая гроза, настоящий шторм разыгрался над островком! Разряд молнии, разорвавшийся неподалеку глухим эхом, преодолел звуконепроницаемую оболочку. Это как же снаружи то грохнуло! Вот, наверное, веселье для стервы!
Задремать под звуки грозы? Что может быть лучше? Попытавшись вновь умоститься на жестких камнях и обновляя утепляющее заклятье, слышу странный тонкий звук. На самой грани восприятия. Прерывающийся. Явно неестественного происхождения.
Высовываюсь наполовину из пещерки, чтобы увидеть душераздирающую картину. Дрожащая женщина сидела на коленях, содрогаясь, ухватив себя за плечи, трясущиеся в истерике. Несмотря на заливающие её потоки воды, было очевидно — она плачет. А ещё кричит, что есть сил надрывая горло. Не решаясь войти, памятуя о защитных чарах, она, тем не менее, с надрывом и упорством пыталась преодолеть звуковой барьер.
