Я скитался, не зная, чем себя занять. Существование становилось все более невыносимым. После кипучей деятельности последнего полугода подобная стагнация — хуже ада.
Вернулась незваная мыслишка, как тогда, на Астрономической башне. Мол, зачем тебе это все? Ты свою миссию выполнил, а сейчас можешь и должен уйти красиво. Кому ты нужен? Лишь маленький винтик судьбы, одаренный случайно жизнью. Прошел свой путь незрячей пешкой, всеми обманутый, используемый, обреченный. А сам по себе ты как был тем лбом-трутнем из прошлой жизни, так им и остался. Пора бы и честь знать.
Без дражайшего Наставника не можешь заставить себя выйти утром на тренировку. Без безумной влюбленности — совершать достойные поступки. Без пинка под зад — быть хоть сколь-нибудь полезным.
Депрессия нагнеталась. Я впервые за две жизни всерьез и основательно надирался. В одиночку. Начал метаться по знакомым местам, в пьяном умилении вспоминая события из той, прошлой жизни, когда я боролся, действовал и жил. Был хоть кому-то нужен. Прежде, чем погубил их.
Аппарировал на руины Гримо. Восстанавливать тут что-нибудь? Пфф. Кому это нужно? Мне — точно нет.
Аппарировал в Хогвартс. Да, пройдет ещё немало времени, прежде чем там восстановят антиапарационную зону. Выгоревший почти до горизонта Запретный Лес нагнетал ещё большее уныние.
Переношусь в штаб-квартиру, в которой мы с Учителем разрабатывали планы последней атаки. Прошел мимо подвала в котором томилась Грейнджер. Заглянул в спальни, где проводили чудесные часы мы с Беллой.
Вышел в гостиную и чуть не закричал. От боли.
И обреченности.
На кофейном столике остался лежать большой посеребренный револьвер. Любимый револьвер наставника, точь-в-точь как он его оставил. И его прожорливое, черное дуло смотрело прямо на меня.
Я хихикнул.
Что ж, видимо судьба.
«Я вернусь за ним», — любовно поглаживал его мастер. Нет, не вернетесь. Я стоял и смотрел как вас убивают.
«Чтобы победить не обязательно одолеть…», — да неужели, директор?! Что-то я не чувствую себя победителем! Обманутым, брошенным, одиноким — несомненно… Победителем? Если кто здесь и победил, так это вы. О-да-а! Ваш очередной гениальный план сработал на все сто, Альбус! Падаю ниц пред вашей мудростью! Темный Лорд повержен, а на личное счастье и благополучие пешек плевать, как обычно, я прав?
Яростно сплевываю. Злость придала мне сил и решимости.
Подхожу и хватаю револьвер. Холодная тяжесть оттягивает ладонь, и я, как в тот раз, ощущаю, что это оружие предназначено сеять смерть. Оно-то мне сейчас и нужно.
Прижимаю холодный металл к виску. Всхлипываю. Так обидно.
Палец ложиться на курок.
Глубоко вдыхаю.
Что?
Ты что сейчас хотел сделать, ублюдок?! Я с внезапной злостью отнимаю оружие и тупо смотрю на рукоять. Да, ты поступал не лучшим образом, ошибался и городил чепуху. Но ты, все равно — лучше их всех. Потому что ты, неважно каким образом и какой ценой сделал то, чего бы не сделали они. Никогда! Просто потому, что они из худшего теста. Не той закваски. Они просто — хуже.
Даже спотыкаясь на пути, ты сумел сотворить то, что никто и никогда не сумеет за свои жалкие никчемные жизни. Проживут, растрачиваясь на краткосрочные цели и мимолетные удовольствия, не оставят после себя ни мысли мимолетной. Ни гения начатого труда. Да, они умеют болтать. И болтают качественно. Больно.
Для несовершенств. Но ты — другое дело.
Злость нагнеталась. Благородная ненависть на себя в первую очередь, за то, что чуть не позволил с собой сотворить. Они не хотят тебя видеть?! ПЛЕВАТЬ!!! Они — никто. И звать и никак. Они пыль у твоих ног. Делай, что хочешь. Пусть это глупость, зло и несусветная чепуха, но ты — делай, что хочешь, потому, что ты — лучше. Ты — вправе. Будут против — уничтожишь. Сотрешь с лица земли.
Погибнешь сам? Плевать. Бывает. Главное, что ты сражался за себя, за свое право сидеть на законном первом месте, и творить любую чепуху. Потому, что ты — демон и выше их всех вместе взятых. А они — никто. Не согласны? Что ж, пусть докажут! Встанут на твоем пути и погибнут!
Поднимутся все против тебя, и ты заберешь с собой столько, сколько сможешь! Потому, что ты жаждешь. Единственный, несмотря ни на что жаждешь этого иррационально. А значит — ты создан для этого. А если создан для этого, значит — право имеешь.
Я со злым торжествующим хохотом поднял револьвер. И выстрелил.
В стену с каким-то дурацким портретом. Стоял бы сейчас передо мной вживую — убил бы человека. Злое ликование переполняло. Они хотели загнобить меня?! Оставить одного, потерянного и одинокого?!
Я их уничтожу. А те, кто зачитывал мне «напутствие», грозил штрафами и смотрел искоса будут первыми, кого настигнет несчастный случай. Потому, что — никто! Ни мать, ни отец. Ни полицейский, ни судья, ни президент, ни Господь Бог права не имеет мне говорить, что делать! Хотели оставить меня у разбитого корыта? Пусть попробуют заставить. Я, погибая, буду рваться к их сердцам! Чтобы сожрать у них на глазах.
Тело наливается почти забытым злым пламенем. Мощь переполняет меня.
Хохот заполняет пространство и, кажется, вокруг хохочет легион. Обвожу револьвером полукруг, расстреливая обойму в безумном веселии. Окно, стена, дверь, кофейная полка…
Мгновение тишины. Дымок тянется ввысь над скобкой прицела.
И как холодный душ… Как леденящий, разрывающий душу клинок.
Тихий, наполненный болью стон за дверью.
В два гигантских прыжка оказываюсь у двери и распахиваю. Чтобы увидеть конец своей жизни окончательно. Время остановилось.
За дверью тихонько оседала беременная Гермиона, а на цветастом сарафане расплывалось кровавое пятно. Она тянула ко мне руку, что-то бессвязно лопоча…
Нет… НЕТ!
— Я-я так… хотела увидеть тебя… сказать прости. Мне некуда больше идти было, я никому не нужна… прости меня, прошу!
Безумие тьмы схлынуло, а ему на смену пришел необъятный всепоглощающий ужас. Что я наделал?! Душа разорвалась на тысячу крестражей.
Это же Гермиона… моя девочка, милая Гермиона, беременная моим ребеночком. А ты убил её своими руками. Она пришла, незваная, просить последнее прощение, забытая, одинокая и никому не нужная…
А ты просто стрелял, в злом безумии.
Завыв раненым зверем падаю перед ней на колени. И, собрав последнюю волю в кулак, подхватываю тело, и без всякой палочки, какой-либо аппарации и прочего, шагаю сквозь пространство в больницу святого Мунго. Окажись на моем пути Волан-де-Морт, я уничтожил бы его одной мыслью.
— ДОКТОРА СЮДА!!! — мой рев пронесся взрывной волной по всем закоулком громадного здания. Люди высыпали, как горох.
— Мистер Поттер…
— Если она умрет, я разнесу всю больницу камень за камнем!!! — рычу неистово. Боль и отчаяние разрывают душу. Разве до этого были страдания? О-нет, дорогуша, это были цветочки. Вот если она умрет, вот тогда ты будешь СТРАДАТЬ.
И даже ярость тебя не убережет от Сам-знаешь-Какой участи.
Гермиона, девочка… плевать, что ты там делала, я сам не ангел. Женщина, которое носит мое дитя. Которое погибло по моей вине…
Душу свело судорогой. Я упал на колени, и прислонившись к лбом к двери палаты прошептал:
— Господи, только бы она осталась жива. Только бы они были живы…
Минуты тянулись бесконечно. Часы в коридоре больницы тикали с громкостью отбойного молотка — бах-бах. Ах ты страдалец! Мучился тут один! Ей было много хуже! Столько месяцев, беременная, одна-одинешенька, отвергнутая всеми. Даже в Азкабан бросилась, доведенная до ручки в поисках искупления. И даже там оказалась не нужна.
Что же я наделал…
Вышел взмыленный доктор. Я кинулся к нему, и ухватил за плечи, чуть не разорвав того надвое. Тот даже вскрикнул от боли.
— Что с ними?!
— Мистер Поттер! Держите себя в руках! — взвизгнул врач, болезненно скривившись. — Можете расслабиться — все хорошо.
Я просто рухнул на пол. Лежал на спине и с облегчением хохотал, ликуя. А слезы непрерывным потоком текли по глазам.
— Понятия не имею, каким чудом так получилось, — продолжил тем временем доктор. — Наверное, это единственная траектория, которой могла пролететь пуля навылет, не повредив особо ни матери, ни ребенку.
— Ребенок цел?! — неверующе вскидываюсь.
— Цел ваш ребенок. Произошли преждевременные роды, естественно. Но, поскольку мадам и так была на девятом месяце, и с опозданием, то все в порядке. И, прошу прощения, оговорился. Не ребенок, а дети. Мальчик и девочка.
Внезапно стало очень-очень хорошо-хорошо. Теплое нечто разлилось в груди, даря тепло и блаженство.
Все хорошо. Неужели я заслужил это?
Нет, конечно. Это просто дар. Иногда жизнь дарит что-то хорошее просто так. Живи и радуйся. Будь счастлив.
— Можно? — робко спрашиваю у доктора. Тот ухмыляется и кивает на дверь, мол — иди.
Захожу, и первое, что попадает в глаза — двойная детская кроватка. Два славных малыша. Черноволосая девочка, по хмурым бровкам уже сейчас понятно — та ещё штучка. И спокойно-уверенно сопящий парень, солидно сложивший ручки на пузике.
Это мне ли недавно не было ради чего жить?!
Я медленно вдыхаю, и перевожу взгляд левее. А там — Гермиона. Смотрит с такой всепоглощающей мольбой, что я вздрагиваю, подаваясь вперед.
— Как… он? — еле-еле спрашивает она.
— Не он. Они.
— Они?! — её очи счастливо и с удивлением распахиваются.
— Да. Они.
Новоиспеченная мама откинулась на подушки и улыбнулась сквозь слезы. Судорожно скомкала одеяло на груди.
— П-прости м-меня…
— Не смей. Я уже простил. И остался должен, за такой-то дар, — я снова и снова перевожу взгляд с девушки на колыбель, и вновь на мать своих детей. — Разрешишь остаться с тобой?
Становлюсь перед ней на колени и целую кончики дрожащих пальцев, комкающих покрывало. Её глаза наполняются слезами. Она силится выдавить хотя бы звук, но не может. Наконец получается:
— Ты разве не уйдешь?
— Могу ли я бросить свою семью? Никогда.
Хватаю её руку и сжимаю в своей. Перевожу взор на детскую колыбель.
Никогда.
К О Н Е Ц.
Примечание к части
Вот теперь все! Полтора годы с момента начала фанфика подошли к концу. Всем спасибо, кто помогал добрым словом! Счастья, Любви и до новых встреч! Следующий шаг: http://samlib.ru/editors/f/fedor_wasilenko/temnyeberega.shtml И ещё: https://vk.com/vasilenko_f_i — группа, где нас когда-то будет очень много)
>
