— Да, вы указывали поистине гигантские цифры по экономии в случае отказа казны хотя бы от миллиона рублей налогов на протяжении шестидесяти лет. Но при этом вы не сказали как восполнять этот миллион в течении этих лет. Ведь траты казённые не уменьшаемы.
Мордвинов пригладил волосы и пояснил:
— Из малых, государственным казначейством получаемых, доходов Россия издерживает ежегодно половину на содержание сухопутных и морских сил. Только представьте, какую пользу принес бы капитал сей, когда бы превращен был в плуга, бороны и другие сельские усовершенствованные орудия! Во сколько раз умногократился бы сей капитал или какие новые доходы раскрыл бы оный?! Потому я и предложил финансировать армию и флот не из налогов, а особым военным капиталом, размещаемом в губернских банках под десять процентов годовых. Это позволит казне избежать многих расходов.
— Этим Вы не снимаете с казны весьма объёмных трат на армию и флот, которые та вынуждена нести из года в год. Вы предлагаете казне изыскать средства и вносить в губернские банки по три миллиона ежегодно, дабы сформировать военный капитал, на проценты от которого через сорок восемь лет можно будет содержать войска. Но что делать в ближайшие годы, пока этот процент не накоплен. Казна испытывает постоянный недостаток в деньгах и дополнительный ежегодный расход по три миллиона на каждый губернский банк ей не выдержать. Также, в означенные вами первые шестнадцать лет сбор по доходам станет ещё одним налогом, в дополнение к существующим, собираемым со всего населения. И о каких нравственных опорах можно говорить, когда правление будет назначаться исключительно дворянами губернии, а сбор будет вноситься не только с дворян, но и с ремесленников и сельских жителей. Для простого народа это будет выглядеть как очередной побор, идущий не на благо государства, а на дворянские нужды.
— Нет, нет! Вы не поняли! Собранные капиталы станут общественным благосостоянием и будут направляемы исключительно на нужды благоустройства. Кроме того, на внесённые суммы банки будут выплачивать процент. Это не побор, а способ получить твёрдый доход, совмещённый с платой направленной на улучшение жизни в самой губернии. Оное положение понимаемо всяко лучше, существующей передаваемой в далёкий Санкт-Петербург безвозвратно платы.
— Вот о чём я и говорю. Расходы казны как были велики, так и останутся. Потому и налогов она вынуждена будет собирать столько же. А помимо казённых налогов вы предлагаете ввести дополнительный губернский сбор. И возвращение по четыре копейки в год с каждого рубля совсем не меняет сути. Этак и до бунта недалеко.
— Вы преувеличиваете опасность, — возразил Мордвинов.
— Теперь про выкуп ассигнаций. Вы предлагаете продавать казённые земли в частные руки, дабы выкупленные ассигнации можно было уничтожить. Это не ново. Так уже делалось. Впервые предложено продавать казённые земли с предоставлением покупателям многолетней рассрочки по выплатам. Неясно только, как это поможет уменьшить число ассигнаций в обороте, если за счёт рассрочки мы их получим меньше с каждой продажи. А судьба же рассроченной суммы весьма туманна, как и всякого кредита, выданного без должных оснований.
— Рассрочка привлечёт больше покупателей, сделав предложение земель более доступным. Обращу внимание на давно известный факт, что не количество денег определяет благополучие в государстве а их беспрерывное и равномерное обращение. Рассрочное обязательство породит равномерный поток денег в казну на протяжении длительного времени. Наличие процента по рассрочке обеспечит выгоду для казны. Отсутствие необходимости выплатить всё сразу даст возможность покупателю применить деньги на благоустройство и тем самым увеличит основу для будущего налога. Так отказавшись от сиюминутной выгоды мы получим много больше по истечению срока. Бытописания всех веков свидетельствуют, что благоденствие народов тесно сопряжено с наукою управления деньгами. Оные питают труд, промышленность, науки, крепят и распространяют общественные связи. Деньги изощряют оружие, дают крылья флотам, шествие воителям, и песнь победная стяжается златом. И наука эта состоит прежде всего в том, чтобы деньги постоянным и верным потоком проходили через казну и тратились на общественные блага, умножая себя с каждым таким оборотом.
— Высокая доступность земель приведёт к снижению цен на неё. А наличие рассрочки побудит во многих желание приобрести за немногие деньги землю сейчас, чтобы позже продать её по настоящей цене. Из этого не выйдет никакого благоустройства для земли, а одна перепродажа в жажде скорой наживы. Рассрочку можно было бы применить, но только при трёх неизменных условиях, — великий князь поднял руку и стал демонстративно загибать пальцы. — Проверки способности покупателя выплатить всю сумму. Полной конфискации имущества в случае просрочки или отказа от выплат. И запрета на продажу купленной земли без согласия казны. В целом можно заключить, что создание губернских банков по вашему проекту приведёт к существенному ущербу для казны и ляжет дополнительными платами на народ. При этом, собор в размере одного рубля с тысячи дохода представляется столь незначительным, что не создаст существенного капитала и без казённых трёх миллионов в год ни в одной губернии банк не состоится. Идея же, дозволить губернским банкам выпускать собственные билеты, утвердив их хождение наравне с ассигнациями, представляется весьма опасной.
— Подождите! — Мордвинов вскочил, двумя руками взъерошил волосы и нервно забегал по комнате. Наконец он замер. — Получается Вы, Ваше Императорское Высочество, как и те ретрограды из Государственного Совета, против создания частных банков. И процветающая Англия не служит Вам примером достойным подражания. А может, Вы не видите насколько наше отечество отстало от просвещённого мира! Там паровые кареты, ткацкие мануфактуры, угольные шахты, паровые лодки, там уважение к частной собственности и правам всякого человека, это страна свободной частной предприимчивости. Там Лондонская биржа, на которой совершается самое большое количество крупных сделок со всего мира. Настроение на этой бирже влияет на весь мир!.. Наконец, там самый большой и сильный флот! А что здесь? У нас решительно ничего нет святого. Мы удивляемся, что у нас нет предприимчивых людей. Но кто же решится на какое-нибудь предприятие, когда знает, что не сегодня, так завтра по распоряжению правительства его законно ограбят. Можно принять меры против голода, наводнения, огня, моровой язвы, против всех бичей земных и небесных, но против благодетельных распоряжений правительства — решительно нельзя принять никаких мер. Дайте свободу мыслям, рукам, всем душевным и телесным качествам человека; предоставьте всякому быть, чем его Бог сотворил, и не отнимайте, что кому природа особенно даровала! По всей Европе число грамотных людей превышает все мыслимые пределы. Даже чернь осваивает плоды просвещения. Науки там суть источники богатства...
Мордвинов захлебнулся воздухом. Немного отдышавшись он продолжил:
— Степень народного просвещения определяет степень народного богатства и меру государственных доходов. На деньги, употребляемые на народное просвещение, министерство финансов должно взирать, как на семена, посеянные собственно для него, обещающие ему богатую жатву и наполняющие закрома его казначейства. В России же вечно будет существовать препятствие просвещению, доколе чинам, а не уму и способностям присваиваться будут места и почести, сопряженные с оными. Потому у нас на просвещение глядят как на пагубу. Как на зло, преодолеть которое совершенно невозможно, ибо потребны люди знающие, но хода которому давать нельзя совершенно. Когда же, в России, не чины будут давать места, а места чины? Когда способность к занятию мест будет определять положение человека?..
— О! — воскликнул великий князь. — Эти времена наступят совсем скоро! Я верю! Впрочем, и в былые времена толковый человек мог снискать себе славу и путь наверх. Вот, ваш знакомец, Фёдор Фёдорович Ушаков. Из небогатой дворянской семьи. А какими делами славен и отмечен был. И ведь служил под вашим началом, пока вы не ушли в отставку.
— Ушаков... — проговорил отставной адмирал и лицо его, раскрасневшееся от бурной речи, внезапно посерело. Мордвинов поджал губы, будто съел дольку лимона. — Ну да, он из небогатых. Я надеюсь, Ваше Императорское Высочество простит меня за пламенные речи. Душа моя болит за Отечество. Спасти его, в этом я вижу своё предназначение. Несмотря на Ваш нелестный отзыв, я всё же надеюсь, что Вы представите своё мнение государю. Полагаю, оно может вынуть мой проект из долгого ящика и однозначно решить его судьбу.
— Ах, Николай Семёнович, я вполне понимаю ваши чувства, — улыбнувшись, ответил великий князь.
* * *
8 ноября 1827, Санкт-Петербург
— Что за представление ты устроил в Каменноостровском театре? — улыбаясь, поинтересовался император.
Николай Павлович, верный своей привычке прогулок, широким шагом шёл по набережной Невы к Летнему саду. Великий князь еле поспевал за отцом, моля бога, чтобы не пришлось перейти на бег. У Лебяжьей канавки государь резко остановился и, развернувшись к сыну, повторил вопрос:
— Так, что там было?
— Э-э, — великий князь слегка запыхался и не мог ответить сразу, — Я собрал там кандидатов на офицерские должности в легион.
— В театре? А почему не на плацу? — Николай Павлович, был явно чем-то недоволен. — И кто тебе посоветовал так поступить.
— Никто, это моё решение.
— Тебе не кажется, что иногда придумывая что-то, следует советоваться с более опытными людьми?
— Да, конечно. Но это мне показалось не таким важным.
— Пусть так, — кивнул император. — И каковы успехи?
— Приняли в легион одиннадцать офицеров.
— Из ста. Остальные, судя по всему, не оправились от недоумения и не смогли написать рапорта, — усмехнулся Николай Павлович.
— И пусть, — отдышавшись и уже вполне спокойно ответил Саша, — в бою не место недоумевающим.
— Кхе, дай-ка я вспомню когда в последний раз кто-нибудь собирал так офицеров... — Николай Павлович склонив голову набок и прищурившись демонстративно поглаживал подбородок. — Может потому из ста офицеров на службу приходили все сто.
— Я не намерен брать в легион всяких, мне нужны дельный люди.
— Но ведь эти сто уже были отобраны командирами полков и Ратьковым, ты не доверяешь им. Авраам Петрович конечно не станет обижаться на мальчишку, но полагаю его самолюбие пострадало. И не только его. Дворяне не привыкли, чтобы с ними обращались как со скотом, сгоняя в стадо. Потому, ты отобрал не дельных, а самых непривередливых, готовых терпеть многое за деньги.
— М-м-м, посмотрим, — смущённо покраснел великий князь, — Может вы правы. Служба покажет.
— Не знаю, что покажет эта служба. Могу лишь отметить, что всякая награда за эту службу, прежде всего, деньги.
— Отнюдь, но каждый знак почёта должен сопровождаться денежным поощрением. Впрочем, полагаю можно отдельно побеседовать с офицерами, не написавшими рапортов.
— Ни в коем случае! Запомни, Сашенька, на службу приглашают, её предлагают, но никогда не уговаривают. Ни у кого даже мысли не должно возникнуть, что ты пытаешься их уговаривать. Не хотят офицеры служить в легионе, лучше из низов людей поднять, чем уговаривать или делать послабления, — император некоторое время помолчал и дополнил: -Авраам Петрович человек опытный, потому я полагаюсь на него. Наверное, в этом был смысл. А знаешь, пусть Авраам Петрович расскажет тебе, как создавался Лейб-гвардии Финляндский полк, благо это происходило у него на глазах.
Некоторое время Николай Павлович шёл молча, думая о чём-то.
— Я ещё не успел прочитать твоё мнение об уставе университета, — внезапно перевёл разговор император. — Ты весьма своевременно его закончил. Сегодня в столицу приехал Ребиндер, а через две недели будет Аминофф. Им весьма любопытно будет ознакомиться с ним.
— Я думаю, они будут против. И хоть мои правки в устав весьма незначительны, но они настолько важны для меня, что я намерен не только доказывать их необходимость, но и требовать их включения.
— Тем не менее, ты исписал с две дюжины листов. И у кого ты собираешься требовать? У меня? Ха-ха! — император рассмеялся.
— Да, Папа, у тебя. — Саша постарался сделать своё лицо серьёзным и уверенным, но видимо ему это не удалось, потому что улыбка не покидала лица Николая Павловича. Потому, покраснев от смущения, наследник продолжил: — Первые два листа, содержат общие рассуждения, а последние о конкретных правках в определённых параграфах.
— Что ж тогда кратко поясни суть твоих правок, — потребовал император и неспешно направился вдоль Лебяжьей канавки.
— Устав написан человеком знающим, не исключаю, что он во многом повторяет старый устав университета в Або. Я же с жизнью университета знаком слабо, потому воздержался от многих правок для меня не значимых, даже если мне представлялось возможным улучшить устав.
— Он писан Ребиндером, — коротко отметил император.
— Тем более. Основное это вопрос языка. Устав писан на двух: русском и шведском. Необходимо включить положение, что в случае разночтения, верным следует полагать текст на русском.
— Разумно, дальше.
— Канцлеру, мне, — демонстративно указал на себя рукой великий князь, — для исполнения моей должности, консистория обязана подавать в разные сроки множество бумаг как финансового, так и научного содержания. Также я должен разбирать некоторые жалобы, утверждать на должностях... Я не подпишу ни одного документа на чужом языке. Мне всё равно, на каком языке написана диссертация: на латыни, на французском или на шведском. Мне всё равно, на каком языке в университете ведутся казначейские книги, суд выносит решения или консистория представление о назначении профессора на должность. Все бумаги, которые будут ложиться на стол канцлера должны быть написаны на русском. И разговаривать с ними я намерен на русском.
— Хе, это всё же Финляндский университет.
— Это не важно. Я их собачьего языка не понимаю. А значит, ни одной бумаги на нём не подпишу. Ни одно слово на нём не скажу. А они должны воле моей, высказанной на русском, угождать. По-иному быть не может.
— Может, — заключил император. — Вице-канцлер Аминофф и помогающий исполнять должность канцлера при твоей особе Ребиндер знают шведский. Они прочтут бумаги за тебя.
— Судьба толмача незавидна, исказивший волю господскую лишается языка, текст донесения — глаз, а исполнивший не надлежаще приказ — рук или головы, — заметив настороженный взгляд отца, Саша улыбнулся, — говорят так в старину было. Теперь времена мягче. Меня вполне устроит конфискация всего имущества за совершённые проступки... Ха-ха.
— Ты слишком юн для таких шуток, — спокойно отметил Николай Павлович.
— Да. Но это не совсем шутки. Либо вице-канцлер и господин Ребиндер будут выполнять волю канцлера и государя, либо они будут действовать, следуя лишь своим частным интересам. Все должны служить российской короне. И я мню себя защитником её. Не премину наказать их, если они подпишут назначение на должность неугодного для короны лица или будут попустительствовать низменным страстям студентов и преподавателей, или утвердят диссертации, кои окажутся негодными. Потому первое, что от них требуется это исполнительность, а не знание шведского. Возможно, их надлежит и вовсе отставить от должностей, поставив подданных российской, а не шведской короны.
