Билл облокотился одной рукой на стол, подлил себе чаю в чашку и промочил горло, тяжело откидываясь на высокую спинку стула. Роуз мелкими глотками потягивала свой кофе и не знала, что дальше думать. Как бы ни был ей близок этот мир, она в нем не родилась, и слышать о великом волшебнике, директоре ее любимой школы, ей обычно приходилось только от боготворящих его же учеников. Мнение было однобоким, и она всегда это знала, но почему-то даже не допускала мысли о том, что кто-то всерьез может воспринимать его иначе, чем добрым покровителем и защитником.
— Или взять моего отца… — тяжело вздохнул Билл. — Когда пришло его время дружить с Дамблдором, он сделал все, чтобы оправдать такую великую честь. Ты думаешь, старший Малфой просто так вчера на меня срывался? Да, наши семьи никогда особо не дружили, но и вражды между нами не было. Просто еще семь лет назад Дамблдору понадобилось провести через Визенгамот какой-то нелепый промаггловский закон, бьющий по карману Малфоя даже больше, чем по самолюбию чистокровок, и отец сам вызвался ему помогать. Его грела мысль о правом деле и одобрении Альбуса, да только Дамблдор и без того всегда считал его достойным человеком, и все это было не нужно. Дамблдор бы легко справился и без его поддержки в Министерстве. Но отец так не мог и окончательно перессорился из-за этого с Малфоем, влияния у которого не хватало на то, чтобы дотянуться до Дамблдора, зато до нашей семьи — с избытком. И после этого у него пошли новые сложности на работе, новая опала и новые недруги… Иногда мне кажется, что отец поставил целью жизни застрять костью в горле Министерства!
Билл раздосадовано дернул головой, взмахнул рукой и перевел взгляд к небу за окном, а Прозерпина опустила глаза к столу и повела плечом, прогоняя неприятное чувство из груди. Похоже, для Билла весь этот разговор стал последней каплей, и сейчас ему нужно было выговориться не меньше, чем вчера и ей самой. Или просто эти полтора месяца стали той критичной чертой, дальше которой уже нельзя было удерживать все в себе?
— Но если ты говоришь правду, почему же сам Дамблдор его не образумил? — негромко пробормотала Роза себе под нос и осторожно скользнула глазами по лицу Билла. — Ты говоришь о нем, как о достойном человеке, но винишь его во всех бедах семьи. Я тебя не понимаю.
— Потому что Дамблдор этого не видит. Он судит других по своим меркам, а эти мерки так завышены, что соответствовать им и не терять себя простому человеку невозможно. А люди той же породы встречаются очень редко, — Билл на секунду замолчал и болезненно поморщился, недовольно сминая пальцами попавшуюся под руку салфетку, — но, к сожалению, у моей семьи есть талант их находить. Небезызвестный Гарри Поттер, будь он неладен, такой же.
Роуз прикусила щеку и неосознанно отщипнула ногтем кусочек от остывшей булки. Без сомнения, Гарри был ярким человеком, но обвинять его, столько претерпевшего в жизни, в бедах других было просто кощунственно!
— Он лучший друг моего младшего брата, — быстро пояснил Билл. — И на него же Поттер и оказал самое плохое влияние. Рон, младший в семье, всегда старался быть первым, мечтал о признании и славе. Еще в детстве он постоянно воображал себя то известным квиддичным вратарем, то лихим аврором, защитником прекрасных дам… А кем он стал сейчас? Мечты, амбиции, даже собственные желания почти пропали — все выжег в нем свет Поттера. Он преклоняется перед ним, и за всем этим сам уже давно себя потерял. Важно не то, что он думает по поводу Гарри, а то, что без мыслей о нем он уже не живет. Он строит жизнь с оглядкой на него, а жизнь в тени такого человека, как Поттер, уже заранее обречена. Да, Гарри хороший человек и, вероятно, замечательный друг, но я был бы счастлив, если бы вместо такого приятеля Рон обзавелся парочкой обычных недругов.
Роуз молча закусила губу и нахмурила брови, припоминая, каким был Рон тогда, когда они с ним только познакомились. Да, она хорошо его знала, но в то же время никогда не видела его без Гарри. Однако с чего бы Биллу было врать? Но и он почти не видел Рона тогда, когда тот учился в Хогвартсе. Почему же ему было не ошибаться?
— Или моя сестра, — продолжил Билл. — Дамблдор внушил всем, что Поттер — национальный герой, а мать с отцом так слепо верили директору, что Джинни просто не могла думать о нем иначе, чем о том принце, который прискачет за ней из сказки. Она влюбилась в своего кумира еще до того, как его увидела, а когда встретила лично, то тут же попала под его влияние. Будь Поттер хоть вполовину не столь ярок, она бы разочаровалась, но ее детская влюбленность в героя перемешалась с зачарованностью им настоящим, и тут уже все ее мысли окончательно сошлись на нем клином! В конце первого курса он спас ей жизнь, и тогда же Джинни окончательно потеряла голову. Она не глупая, но совершала много неправильных вещей только для того, чтобы привлечь внимание человека, который и без того относился к ней настолько тепло, будто она была частью его семьи. Поттер этого не хотел, он ничего не понимал, но мою сестру это не спасало!
Билл глотнул чая из чашки и отвернулся к окну, вспоминая о ком-то еще. О близнецах, что медленно, но верно, отделялись от семьи, богатея на инвестициях Гарри? О Перси, рассорившегося с родителями лишь из-за того, что сам он поддерживал власть, а Уизли слишком дорожили Поттером и Дамблдором? Впрочем, все это были мелочи…
Джинни. Прозерпина нахмурила брови и вспомнила, как та без оглядки бросалась во все аферы, один за другим меняя мальчишек. Она танцевала на балу с Невиллом, недолго встречалась с Майклом Корнером, чтобы вскоре бросить его и тут же закрутить роман с Дином, которого Гарри видел куда чаще Майкла. Все это по отдельности казалось нормальным, если бы не скорость, с которой Джинни меняла ухажеров, и навязчивость, с которой это бросалось в глаза. Мерзко было наблюдать за той глупой пародией на отношения, что разыгрывала перед всем Хогвартсом Джинни на пару с Дином половину прошлого курса.
— И я был бы рад сказать, что такая болезненная подверженность авторитетам — это лишь наша фамильная черта, но это не так, — Билл оторвал взгляд от окна и развернул голову к Розе вполоборота. — У Поттера кроме друга была и подруга — Гермиона Грейнджер. Она из магглорожденных, и уже только потому это была не ее война. Рон говорил о ней как о талантливой ведьме, лучшей ученице курса, которая интересовалась всем без разбора. Похоже, девочка просто пыталась доказать всем, что кровь — это не главное и магглокровки могут быть способнее чистокровных. Думаю, не будь она так связана с Поттером, ей бы даже сейчас не мешали и дальше это доказывать, высмеивая все оплошности. Но она связалась с человеком, чей статус и яркость личности напрочь все изменили. Пожиратели даже имени ее не вспомнят, но знают, что именно на нее надо давить, чтобы оказать влияние на Поттера. Она перестала существовать сама по себе, зато стала такой удобной нитью к нему. Да и Мерлин бы с ней и ее выбором, но я видел ее на Юге! Надеяться ей не на что, помочь ей никак нельзя, и я просто хочу верить, что ей удалось скрыться из страны. Потому что сейчас, если она попадет на глаза людям Лестрейнджа, то ее просто запрут под замок, выбросят ключ и забудут до тех пор, пока Рубеж не падет. И за это ей тоже нужно благодарить Поттера!
По рукам у Розы пошел холодок, покрывший ее гусиной кожей и, казалось, заставивший даже волосы шевелиться на голове. Она стеклянными глазами уставилась в панорамное окно за спиной Билла и не заметила, как он окончил говорить. Комок в горле не хотел сглатываться, а ресницы и веки дрожали. Почему-то до этого ей казалось, что ее тут же убьют, если поймают, но она даже не думала рассматривать все с такой простой позиции. Она, лучшая ведьма своего поколения, гордость Хогвартса, золотая голова их несчастной тройки — и под замок? Не помня и имени в ореоле славы Поттера?! Судорога прошла по ее телу разрядом тока и застряла где-то под грудью, не давая дышать.
Но обо всем этом уже можно было не думать. Какое ей, Прозерпине Паркинсон, сейчас было дело до Лестрейнджа со всей его вымазанной кровью с ног до головы кликой? Метка прожгла кожу руки, черты лица сменились, и Гермиона Грейнджер бесследно исчезла в тени Рубежа. Как и вся память о ней, несмотря на то, что простушка Грейнджер всю жизнь лелеяла мысль о собственной значимости. Она-то знала, что Поттер не прошел бы даже полосу препятствий на первом курсе, не забрал бы камень у Квиррелла, не разгадал загадку василиска и уж, конечно, никогда бы не спас без ее маховика своего крестного! Да только кто еще, кроме нее и Поттера с Уизли, был об этом в курсе? Тот единственный раз, когда о ней писали в газетах, был посвящен их с Поттером роману!
Гермиона без сил откинулась на спинку стула, раздраженно отбросила кружку от себя и вспомнила, что, кажется, даже на этот раз победителями из дела с банком вышли Малфои — не она. Ей же в награду — почетное место первой помощницы главного финансиста страны, Черная Метка на руку и Драко Малфой в женихи! Перспектива открывалась столь блестящая, что впору было от нее разреветься. То ли всерьез, то ли от горького смеха над всей этой ситуацией, потому что Гермиона Грейнджер, если верить Биллу, никогда бы сама всего этого не достигла.
Гарри, во всем кругом был замешан один Гарри, и только он имел значение. Ни она, ни Рон, ни Джинни, ни весь Орден Феникса вместе взятый — только Гарри и Альбус Дамблдор. Она достаточно времени провела в кругах Пожирателей, чтобы понять, насколько далеки все их мысли были от того, чтобы спускать на бывших сторонников Дамблдора всех собак. Она высокомерно полагала, что с высоты своей победы они просто о них забыли. Конечно, куда уж о ней помнить щепетильному Люциусу Малфою, который боялся запачкать руки кровью гоблина настолько, что грязную работу за него делал его же сын! И Яксли недалеко от него отошел, побледнев, словно девица в полном парней дортуаре, когда мертвая Амбридж отлетела к противоположной от него трибуне! Все эти обоснования было просто смешны! Справедливо ли было полагать, что у хладнокровного убийцы Лестрейнджа столь же коротка память? Нет, просто единственный враг его господина оставался за непроходимым барьером Рубежа, а все его сторонники на Юге были похожи на курицу, которая все еще судорожно дергается по старой памяти, когда ей отрубили голову. Тратить на нее время было жалко, смотреть противно, и на нее просто махнули рукой. Никто из них не имел ценности тогда, когда у всей организации вынули сердце! Никто, и она, девочка с забытым именем, сама по себе тем более!
Роуз горько зажмурилась, когда боль острой иглой ударила в ее виски. Проклятая самонадеянность! От самой себя было противно: и от прежней, и от нынешней. Едва поняв, что ничего не стоит как ведьма, Роза опомниться не успела, как подставила руку заемной силе Люциуса, а Гермиона опрометью бросилась в омут с головой, едва ощутив палящие лучи славы народного героя. Хотела ли она признания тогда? Да, Мордред ее побери, хотела! И слишком мала была, чтобы понять, что заемная слава отдает паленой гнилью. Хотел ли славы Рон? Втрое больше нее! Что не мешало всем им передружиться так, что к седьмому курсу давно было забыто все, что подспудно толкало каждого из них на первом. Она жизнь бы отдала за двух своих лучших друзей, но ни Гермиона Грейнджер, ни Прозерпина Паркинсон ни за кого из них не отдала бы свою, вырванную с кровью у мира, славу! Она всю жизнь полагала себя элитой и, едва мир под ее ногами затрещал по швам, тут же залатала его новой Черной Меткой. И Гарри, ее Гарри, простил бы ей и банк, и школу, и работу с Люциусом простил, и, Мерлин упаси, даже замужество за Драко. Метку бы он не простил никогда: потому что тут же бы понял, что ее одну она приняла исключительно из эгоизма. Не было в ней ни средства к выживанию, ни к облегчению чужой доли. И Панси была трижды права в том, что злилась на нее, потому что жить и не светиться в лучах славы переделанная Гермиона Грейнджер так и не смогла. И потому что Люциус трижды мог оставлять ее своей любимой протеже и без этой проклятой Метки!
— Ясно, — наконец хрипло отозвалась Прозерпина.
— А на самом деле я не далеко от них отошел, — грустно обмолвился Билл, за своими собственными мыслями даже не заметив, как Роза поменялась в лице. — Умом все это понятно, да пользы все равно мало. Дамблдор был для меня слишком стар, Поттер слишком юн, но своя звезда была и у меня. Сейчас, когда ее нет рядом, я счастлив, что так и не бросился в омут с головой, но на самом деле мне до этого оставался лишь шаг, и я, очарованный ее харизмой, с радостью бы его преодолел. Такой была моя несостоявшаяся невеста. Но даже она попала под пагубное влияние Поттера и настояла на том, чтобы мы остались в Британии, когда я легко мог перевести ее в Египет или устроиться во Франции. Она француженка, но ввязаться в британскую гражданскую войну ради него сочла делом чести. И я безумно виню себя за то, что пошел у нее на поводу, но в сухом остатке рад, что у нас так ничего и не сложилось. Эти люди слишком губительны для того, чтобы строить вокруг них жизнь, — Билл проглотил остатки чая и потер большим пальцем золотую кайму на ободке чашки, встретившись прямым внимательным взглядом с Прозерпиной. — Сейчас же с ней все кончено, и это хорошо. Надеюсь, что там, за Рубежом, она найдет свое счастье, а я предпочту строить свое здесь. Слишком много в моей жизни было этого слепящего света.
Роуз молча кивнула, про себя отмечая, что, похоже, с Панси на эту тему они так и не разговаривали. Та не показывала вид, будто ее что-то волнует, но на деле Роуз знала свою сестренку слишком плохо, чтобы делать собственные выводы. Или это беспокоило вовсе не ее, а Билла? Впрочем, как бы там ни было, ее, Прозерпину, сейчас их сердечные драмы волновали в последнюю очередь. Руки все еще потряхивало от свалившихся снегом на голову откровений, которые по уму надо было осознать еще курсе на четвертом.
— Кстати, — бросил Билл, продолжая исподлобья всматриваться в глаза Розе, — наряду с теми, чей свет ярче, есть и те, чья тьма темнее, и они могут оказать столь же пагубное влияние на жизнь. Обрати внимание на судьбу Лестрейнджей, если еще не заметила этого в Малфоях, и будь аккуратней. Пусть один наш светоч за Рубежом, а другой в могиле, легче от этого не будет: все они звенья одной цепи и повязаны друг с другом так крепко, что не разорвать. И самое страшное происходит, когда они встречаются. Волдеморт и Дамблдор разрушили страну в своем соперничестве, и Рубеж — это эхо их войны, которая никому не была нужна. За этой войной люди сами не заметили, что то, чего они боятся и против чего воюют, даже рядом не стоит с тем, что они допускают во время войны. Многие из тех, кто яростно сопротивлялся Лорду, были бы счастливы выбрать долю Юга, поставь перед ними четкую цену. Но Дамблдор и Лорд, ведя за собой, ослепляли. Я не знаю, что стало бы со страной, если бы Рубеж все это не оборвал.
