В церкви появился Юрьевич.
— Ваше высочество, учителя собрались и ожидают вас.
— Идёмте, отец Алексей, все кроме нас уже на месте.
Быстрым шагом великий князь вошёл в указанный Юрьевичем классный кабинет.
— Здравствуйте господа, — выслушав ответное приветствие, он продолжил: — прошу всех сесть. Я пригласил вас, чтобы выразить свою благодарность, за ту службу, что вы несёте здесь. Я успел немного поговорить с воспитанниками и оценить, насколько благотворны ваши усилия. Осознавая, что труд должен вознаграждаться, а добросовестный труд должен отмечаться особо, я распорядился о разовом денежном поощрении за ваши труды сверх содержания положенного изначально.
Небольшое движение прошло по собравшимся. Великий князь сделал незначительную паузу, дав людям освоиться с новостью, и продолжил:
— Я хочу уточнить вам ту цель, к которой мы должны стремиться в нашем учреждении, и достижение которой будет достойно вознаграждено. Государь нуждается в преданных и дельных людях, — наследник престола замолчал, наблюдая за лицами собравшихся. — Ему нужны наши воспитанники. Каждому из них найдётся служба на пользу государству. Каждому! А потому обращаю ваше внимание не только на успешных в учёбе, но и на нерадивых. И для них найдётся служба. В настоящее время в нашем доме воспитанники объединены в отряды. Необходимо следить за тем, чтобы ни в одном не оказались одни лучшие воспитанники. Такой отряд, несомненно, будет иметь большие успехи, но в других отрядах воцарится уныние. А это недопустимо, не так ли отец Алексей? Все отряды должны быть примерно равны по успеваемости между собой, и у каждого будет реальная возможность стать лучшим в каком-то деле. При этом можно подумать над созданием отрядов, сильных в отдельном деле, но слабых в другом. Хотя я не уверен в необходимости такого, но допускаю, что это может оказаться полезным. Иными словами каждый должен время от времени и сидеть на постных щах, и есть за полным столом. Это заставит лучших воспитанников помогать своим товарищам, а нерадивым даст возможность следовать за лучшими и самим становиться более прилежными. Однако...
Великий князь взял паузу, перевести дух. Оживление, вызванное известием о денежном вознаграждении, уже прошло, и воспитатели выглядели скучающими. Только отец Алексей с нескрываемым любопытством смотрел на юного наследника престола. И ещё Бриммер выглядел несколько настороженным.
— ... Однако, надлежит остерегаться перемещения воспитанников между отрядами. Товарищи должны чувствовать, что их связь друг с другом неразрывна. Любое изменение причисления воспитанника должно быть случаем чрезвычайным и иметь под собой вполне разумное и принимаемое всеми основание. Одной воли воспитателей для этого недостаточно. Тем не менее, я создам вам повод для такого перемещения. Как вам должно быть известно, я намерен построить в Гатчине дорогу с паровой каретой. Руководить строительством будет инженер Мельников, к нему я намерен приставить порученцев из числа воспитанников нашего дома. Они помогут в строительстве и смогут вникнуть в особенности этого дела. Их будущее будет связано со службой на таких дорогах. Для этого необходимо отобрать не более дюжины отроков, желательно имеющих склонность к механике. Данный особый отряд должен быть создан к февралю и занятия с ним необходимо проводить особо, уделяя дополнительное внимание математике, грамматике, механике, столярному и слесарному ремеслу. Уже весной им придётся большую часть времени проводить на работах.
Воспитатели начали переглядываться между собой, возникло некое оживление.
— И ещё одно поручение я имею для вас, — намерился закончить свою речь великий князь. — Каждому воспитаннику надлежит дать характеристику, полностью отражающую не только его успехи в учёбе, но и его нрав. Эту характеристику надлежит дополнять по мере того как в воспитаннике будут замечены изменения нрава. К тому времени как я призову его на службу, у меня должно быть полное представление о его пристрастиях и способностях. На этом, я закончил.
Великий князь немного постоял, разглядывая собравшихся, попрощался и вышел.
* * *
20 ноября 1827, Гатчина
Всё время до шести вечера великий князь провёл в своих комнатах, торжественно вышагивая из одного угла в другой. Покинуть дворец во время подготовки к балу было недопустимо, но и принимать участие в общей суматохе он не мог, погружённый в своеобразную тренировку. Юрьевич время от времени прерывал занятия, направляясь вызнать о ходе подготовки, и давая воспитаннику отдохнуть. В час наследник удостоился посещения Марии Фёдоровны, которая дала ему подробные наставления, а в пол четвёртого она же устроила небольшой экзамен своему внуку. Самым сложным было исполнение торжественного полонеза. Великий князь намеревался избежать танцев, тем более что был им не обучен, но избежать первого полонеза было немыслимо. Ещё вчера его начали натаскивать, но успехи, по мнению Марии Фёдоровны, были весьма сомнительны. Вдовствующая императрица громко ругалась на немецком в адрес внука и его воспитателей.
— Как же ты будешь танцевать польский, если ходишь словно побитый палками мужик? — Мария Фёдоровна веером продемонстрировала удар по спине внука. — Я не хочу больше это видеть. Семён Алексеевич, сотворите какое-нибудь чудо. К шести надлежит быть в Белой зале.
Как только пробило шесть, Его Императорское Высочество уже торчал по правую руку от своей бабушки, радушно улыбаясь представляемым гостям. После каждого из них образовывалась небольшая пауза, требуемая на то чтобы следующий подошёл к руке вдовствующей императрицы. Мария Фёдоровна умело использовала эти моменты, и, поигрывая перед собой веером, короткой репликой отмечала каждого только что представленного. Многих гостей великий князь видел впервые, и старался запоминать этих людей. Вот прошёл старший штаб-лекарь гатчинского городового госпиталя Филипп Филиппович Депп с супругой: "человек скромных дарований, но весьма педантичный". С командиром гатчинских кирасир генерал-лейтенантом Каблуковым великому князю уже доводилось встречаться, но сегодня тот был с супругой, выглядевшей вдвое моложе мужа. Впрочем, подобный брак вполне находил объяснение, генерал был "смел, резок, любим в полку, во многом за неумение считать деньги", а его супруга "урождённая графиня Заводовская, с малых лет восхищена офицерскими эполетами". Многочисленные окрестные помещики, представленные в основном офицерскими жёнами, явно не заслуживали внимания, разве только отставной полковник Алексей Петрович Демидов который "возможно, знает о Гатчине больше чем я". Аптекарь Иван Ермолаевич Шильдкнехт, "зачинатель многих хороших дел, но не забывает и о себе". Уже знакомый лейб-гвардии капитан гарнизонного батальона Петр Александрович Ведемейер, "человек не выдающийся, но служит справно". Младший штаб-лекарь Август Андреевич Паукер немного заинтересовал великого князя, как молодой человек "горячего нрава, но значительного медицинского таланта". И ещё многие другие. Саша настолько вымотался, что когда церемония закончилась, на месте улыбки вежливости засияла самая настоящая радостная. Оставалось ещё одно сражение, и он свободен.
На первый танец ему назначили Паулину Штенгер, дочь гатчинского коменданта. Будучи на два года старше наследника, Паулина вполне сносно умела себя держать в полонезе, потому ей вменялось в обязанность направлять партнёра. Они торжественно начали движение. Очевидно Паулина полагала, что ей повезло, великому князю потребовалась партнёрша сопоставимого возраста, иначе она сейчас коротала бы время с остальными детьми. Желая, видимо, закрепиться в этом новом положении девочка внимательно следила за Сашей, незаметно поправляла его огрехи, сдавливала руку, напоминая о необходимости держать осанку, и улыбкой обозначала правильность совершаемых движений.
Когда пытка полонезом закончилась, Мария Фёдоровна первой покинула Белый зал, подав сигнал всем остальным гостям, что вполне можно предаться и иным, кроме танцевальных, развлечениям. Пожилые мужчины направились в боковые кабинеты к карточным столам. Их жёны, устроились кучками вдоль стен зала, надзирая за соблюдением приличий танцующей молодёжью и что-то обсуждая. Великий князь поспешно перебрался к одному из окон, раздумывая, как скоротать время, и когда можно покинуть гостей. Спустя некоторое время, ему удалось зацепить прогуливающегося мимо Паукера:
— Совершенно невозможно Август Андреевич, бродить среди всеобщего веселья с таким отрешённым взглядом. Неужели вы не намерены придаться танцам. Ведь, скоро в первый раз объявят лансье.
— Ах, увольте Ваше Императорское Высочество. Я скромный лекарь и привык проводить время с книгами, а не в танцах. Разумеется, я не мог не откликнуться на приглашение Её Императорского Величества, но танцевать... Тем более, возле буфета уже стало собираться неплохое общество.
— Намерены поговорить о политике? — улыбнулся великий князь. — А я вам предложу поговорить о медицине. Меня крайне заботит лазарет при воспитательном доме. Сегодня я был там, и не обрадовался числу больных. Мои воспитанники часто болеют и, случается, умирают. Я даже не соображу, что сделать, дабы исправить это?
— Здесь всё просто. Одна из основных бед этих детей весьма скудное содержание. По долгу службы, я постоянно бываю в лазарете, и из десятка коек ни разу не видел там более трёх свободных. Простудная лихорадка, воспаление зева, золотуха, корь, желудочная лихорадка, воспаление глаз, скарлатина, воспаление околоушных желёз... вот основные болезни воспитанников и все они во многом обусловлены общей их слабостью. Бывают, конечно, и раны, но это понятно... За прошлый год из лазарета похоронили шесть человек. Двое от воспаления лёгких, трое от чахотки, один от крупа. А виной тому, прежде всего, слабость, вызванная скверной едой.
— Хм, это свидетельствует о моей неспособности надлежаще надзирать за делами воспитательного дома, — великий князь покраснел и смущённо опустил глаза в пол.
— О, Ваше Императорское Высочество, я никоим образом не хотел огорчить вас, — спохватившись, Паукер пытался выправить ситуацию. — Вы, как мне известно, получили опеку совсем недавно, и... основные обстоятельства сложились много ранее...
— При Марии Фёдоровне, — уточнил великий князь и, слегка склонив голову на бок, уставился на медика не мигающим взглядом.
Паукер побледнел и замолчал, захлопнув рот с такой силой, что клацнули зубы.
— Впрочем, благополучие воспитанников сейчас является исполнением моей должности. И я намерен исполнять её надлежаще. Могу ли я надеяться, что вы поможете мне сохранить жизни и здоровье воспитанников?
— Несомненно, — твёрдо заявил врач, но тут же на него нахлынула нерешительность, — но я совершенно не понимаю, чем могу быть полезен.
— Прежде всего, мне необходима ваша помощь, как врача. Я готов отпускать кормовые деньги более щедро и следить за кухней, но мне необходимо достоверно установить потребность воспитанников. Я прошу вас, Август Андреевич, составить паёк для воспитанника на каждый день, с учётом времени года. Вам, имеющему госпитальный, опыт это не представит чрезмерной сложности, а я смогу спрашивать за его наличие.
— Я готов, — с видимым облегчением выдохнул Паукер.
К великому князю подошёл лакей, передал записку и застыл в ожидании чего-то. В ней было только два слова: "немедля быть". Пришлось завершать разговор:
— Прекрасно. Когда вы сможете предоставить мне подробное пищевое расписание воспитанников?
— Первого... Я буду готов первого числа.
— Хорошо, жду от вас известий. А пока, вынужден вас оставить, — наследник престола повернулся к лакею. — Веди.
Его привели к дверям дедушкиной половины на первом этаже. Пригласили внутрь. В небольшой проходной комнате, было довольно людно. Мария Фёдоровна, молча указала пальцем в углу справа подле себя, определив его место. Там уже сидел Юрьевич.
— ...а так же, жалую тебя, Фёдор Андреевич, и тебя, Владимир Иванович, паями в деле на две тысячи рублей каждому. Остальным же предлагаю паи выкупать.
— Кхе, а скажи матушка, — подал голос мужичок, гордо носящий большую седую бороду полностью скрывающую морщинистое лицо. Он стоял возле входной двери, и косоворотка выдавала в нём представителя купечества, — радостно ли твоему сердечку будет, ежели мы это выкупим?
— Радостно, Прол Авдеич. За вас радостно, за город мой, за леса вокруг растущие.
— Тогда я, также, на две тысячи возьму.
— Вот и славно. Остальных прошу подумать и до завтра принять решение. Семён Алексеевич будет вести запись и собирать деньги. А мне пора, — вдовствующая императрица поднялась и обратилась к Юрьевичу: — Прошу вас зачесть Бышникову Пролу Авдеичу, в память о былых заслугах, дополнительно на пятьсот рублей за мой кошт.
* * *
23 ноября 1827, Санкт-Петербург
После примерки мундира шефа легиона великий князь отобедал и направился к Кларку. Дорога от Аничкова до Александровского завода была достаточно длинна, чтобы, трясясь в возке по свежему ещё снегу, скрывшему замёрзшую буграми грязь второстепенных улиц, Саша, устав от созерцания домов и прохожих, погрузился в свои мысли:
"...Зима, однако... Ракеты придётся по колено в снегу показывать государю, на морозце...Как не сработает?.. Впрочем, там нет ничего нестойкого на морозе, всё должно быть нормально...Главное, ружейные замки на скорострельных трубочках должны себя ярко показать.
Выйдем перед государем, по красоте, отстреляемся...
Жаль понтов не закинуть. Роту подготовим, а знамени нет, государь не соизволил пожаловать. Надо бы его в бою обрести. К персам не успели, к туркам может быть... батальон к весне будет. Марша нет, но с ним проще. Приватизируем общенациональное достояние, возьмём "Прощание славянки". И песни нет строевой, примерно этого времени... "Взвейтесь соколы орлами" может подойти. Нужно уточнить не известна ли она, припомнить и подправить слова... Хотя, это всё для тёплого времени. В феврале главное как стадо не выглядеть, а выйти чётенько по равнению, развернуть порядки. Так сказать, на учении как на параде...
Парадка хорошая получается. Белый верх — чёрный низ. У офицеров золотое шитьё. С оружием не совсем ясно. Сабли не хочу им давать, бесполезная железка для пехотинца. Кортики не могу, нет традиции. Пистолеты затрудняюсь, эти здоровые дуры скорее для седельных кобур годятся. Можно, дать что-то вроде дорожных пистолетиков, двуствольных. Я два таких видел у Юрьевича. Должно же у офицера быть из чего застрелиться. Придёт время, выдадим им револьверы. А пока займём у Юрьевича, дабы папеньке показать, как это должно выглядеть.
Чёрт с ним с парадом, не решён вопрос об оружии офицера в бою. Конечно, его основное оружие это подчинённые, но всё же жизнь обычно намного сложнее. Пока он стоит за спинами солдат, то ему ничего не требуется. Вот когда к нему прорвутся враги при штыковой атаке, двуствольного пистолетика мало будет. Шпага? Против штыка неважнецкая защита. Может эспонтоны им выдать, как при дедушке, или вместо пистолетика снабдить лупарой, встречать врага снопом картечи. При этом, можно им выдать и винтовку как унтерам... Дело не в том что дороже, а в соблазне стрелять самому. Один вред будет, лишний ствол ничего не решит, а отсутствие чуткого руководства погубит дело. Впрочем, так ли это востребовано, чтоб заморачиваться. Эспонтонов в двенадцатом году уже не было, и ничего страшного не произошло. Полагаю, если бы у них и шпаги отняли, тоже катастрофы бы не случилось. Может, ничего и не давать. Лупара, не нужна. Пистолетик, будущий револьвер, вполне будет к месту. А про холодное непонятно...