Взгляд связанной Лестрендж на полу потеплел: понравилась моя реакция, что ли? Напротив, рабыня нахмурилась в негодовании и ещё больше разозлилась:
— Что смешного, Поттер?!
— Посовет-туй шампуть, Лиз-зи, — выдавил я сквозь хохот. Ой, не могу! — ну, чтоб я его в магазине не купил…
Но внезапно её черты исказились, и она заревела. Отчаянно тря руками глаза, пыталась пресечь влажные ручьи:
— Лиз, ты чего? Лиз?
— Ты что, не понял? Это — навсегда!
Веселье словно корова слизала. Было и не стало. Я медленно перевел угрожающий взор на мстительную чертовку на полу — доигралась, зараза!
— Ты что, вообще в конец сбрендила? — ярость переполняла. — Мало того, что низкая и неумная подлость к живому человеку. Испортить мое имущество! И, в конце концов — обидеть мою подругу?!
Поддавшись нахлынувшему гневу, нацеливаю палочку на поганку. Сразу вспомнились все издевательства, вся боль, пережитая из-за нее.
— Круцио!
Три секунды наслаждения. А затем дичайшая боль вывернула душу, и я рухнул, как подстреленный воробей. Мышцы и нервы содрогались в ужасающих конвульсиях. Некоторое время я тупо пялился в потолок без малейшей мысли в черепной коробке.
— Гарри, Гарри! — как сквозь воду доносился встревоженный голосок.
И что, мне теперь даже нельзя примерно наказать эту?! Эту…
Я понемногу отходил от приступа. Признаться, очень даже ничего: голова моя покоится на бедрах Элизабет, нежные ладони перебирают волосы. Девушка шепчет успокаивающие слова. Суть не важна.
Возник услужливый Кикимер, гордо несущий огромную кастрюлю полную ароматного борща. Научил мимоходом, горжусь!
Звуки открывающейся двери донеслись слишком поздно. Я расслабился и раззевался. Женщины даже не ставили целью контролировать обстановку.
И когда компания магов вломилась в гостиную, а Учитель поприветствовал всех жизнерадостным:
— Я вернулся! — и тишина.
Действительно забавно. Бесчувственный Гарольд в одеянии Темного Лорда. На коленях лысей девицы (сестра Волан-де-Морта?) в компании Беллатрисы Лестрендж извивающейся в путах, и гордым Кикимером с огромной кастрюлищей. Немая сцена.
— Гхм-гм, — прокашлялся Каркаров. — Я, конечно, все понимаю.
— Стучаться надо! — сипло выдавливаю и пытаюсь подняться.
Изумленное молчание, разбавляемое кряхтением одного пытающегося прийти в себя полудемона. Но, внезапно, внимание привлекла Элизабет:
— Невозможно… не верю… Ты! Это ТЫ!!!
— Девушка, мы знакомы? — смутившийся Каркаров недоуменно оглядывают лысую диковинку и застывает, как истукан. — Элизабет?!
Два голубка, иначе и не скажешь, бросаются друг к другу в объятья. Миг, и происходит невозможное! Нет, Учитель! Я же считал вас железным человеком, великим магом и терминатором!
На глазах новообразовавшейся компашки эти двое самозабвенно целуются! Позабыв обо всем они переплелись в объятьях, и лишь минуту спустя отстраняются, выдыхая. Первой надобность объясниться ощутила Элизабет.
— Гарри… помнишь я рассказывала о любимом человеке, встреченном на Турнире Трех Волшебников? Это — он! Как ты нашел его?!
И снова обвила Учителя.
Ах во-от оно что! Я-то, между нами девочками, погрешил на Снейпа. Образ беседы всплыл в памяти. Выходит, другой черноволосый мерзавец (а иначе «беспристрастное» судейство директора Дурмстранга не обзовешь) завоевал сердце упрямой красотки. И сам не устоял перед чарами.
— К-как? Как это возможно?! — потрясению мастера нет предела. От опустошенно проходит мимо и падает в кресло. Шустрая Лиззи тотчас свивает гнездышко у него на коленках, обвивая шею руками.
— Это судьба, любимый!
— Я не верю в судьбу. Я же велел тебе держаться подальше от Англии и от войны! Что ты делаешь здесь?!
— Ты велел мне?! — янтарные глазки вспыхивают гневно. — Знаешь, позволь мне самой решать: как жить, кого любить и с кем быть!
— Ой, решалка не доросла ещё! — бросил в сердцах Каркаров. Отчаяние сочилось из прищуренных глаз.
— Знаешь, ты так не выражался, когда делал… — загадочным тоном начала девица.
— Хватит! Ты как вообще здесь оказалась, объясни мне!
— Что за вопросы! Имею право! И вообще: сейчас я рабыня Гарри Поттера! — ой, зря она это. Впрочем, она уже сама это поняла, прикрыла рот рукой, но было поздно. Добавила тихо: — Так вышло…
Поздно дорогуша. Сейчас твоего хозяина будут убивать. Медленно и жестоко.
Не глядя в повеявшее могилой лицо, выхватываю молниеносно палочку. И куда, спрашивается усталость делась?
— Клянусь своей магией, что не имел никакой интимной близости или романтических отношений с Элизабет Стюарт, в данный момент являющейся моей рабыней!
И, наблюдая ловящего отходняк учителя, вытираю пот со лба. Кажись, жить буду!
— Так вышло. Долгая история, — развожу руками. — Подробности поведаю позже.
— Конечно расскажешь, куда ты денешься, — успокоившись буркнул Каркаров и прогнал Стюарт с колен. — А с вами, миледи, мы ещё потолкуем!
— Конечно потолкуем, — мурлыкнула Лиззи, обольстительно улыбнувшись. Одному Игорю.
— Тьху!
Возвращающуюся на второй круг баталию прервало вежливое покашливание:
— Кх-э, кх-э… это все, безусловно, драматично и трогательно. Молодость, юность, шалость… Но, быть может, перейдем к делу?
Николас Фламель вышел вперед, как всегда постукивая древком посоха.
Компания будто опомнилась.
— Мы с вами, насколько я помню, не в салочки собрались играть! — алхимик даже не скрывал распирающее негодование. — Как малые дети, ей-богу! Война идет, сражения на носу, а они… тьху! И что это такое? — он ткнул посохом в связанную, испуганно-притихшую Беллатрису.
— Жена, — безразлично пожимаю плечами. Прокатит?
Молчание.
Не прокатило.
Каркаров задохнулся, гикнул, и выдохнул. Глаза незваных гостей выпучились настолько, насколько позволяла растяжимость глазниц. А она, как показала практика, имеет место быть! Фламель выглядел так, будто проглотил свой посох. Он несколько секунд хватал воздух ртом, подобно выброшенной на берег рыбе. Затем старческим движением нащупал подлокотник кресла и смиренно рухнул.
— Да… это все… Тьху на вас!
— М-да, Николас, вижу веселую компанию ты подобрал, — негромкий голос с отчетливым немецким акцентом прозвучал как гром среди ясного неба. Вынудив внутренне собраться и приготовиться к смертельному бою.
Умом то я понимал, что привели союзника. Относительно. Но как ещё можно реагировать, когда напротив стоит величайший Темный Маг первой половины двадцатого века, Гелерт Грин-де-Вальд?!
— Здравствуй, Гарри Джеймс Поттер. Я наслышан о тебе, — волшебник оценивающе наблюдает. Все в комнате притхли.
— Э-э… здравствуйте! Предельно рад. Я тоже слышал…
Губы растянули пожелтевшую кожу в жутковатой ухмылке. Тысяча морщин собралась вокруг средоточия мощи — колючих и опасных пристальных глаз.
— А он мне нравится, Николас. Уверен — сработаемся.
А вот я предпочел бы посомневаться, но… В любом случае — делать нечего. Каркаров спохватился, и быстро представил гостей: седобородого русского с фамилией Максимов, двое пожилых немцев в строгих костюмах — Фридрих и Рудольф сдержанно поздоровались. Ну и, собственно, сам Грин-де-Вальд. Старичок действительно впечатлял. И не столько внешностью, которая, сказать по правде, не блистала, но скрытой мощью, сродни Дамблдоровской.
Все как-то разом засуетились: тотчас был наколдован большой стол для пиршества. Тимофей Максимов чудодейственным жестом вытащил потертую канистру с накаляканной мелом надписью: «Водка».
— Обожаю стереотипы, — выразился Тимофей в ответ на мои полезшие вверх брови. — Особенно, когда они совпадают с желаниями! — и подмигнул. Фрики покосились на манящий бидон, но комментарии придержали, неодобрительно поджав губы.
Чпок!
С смачным склизким звуком крышка отлетела и комнату заполнил непередаваемый амбрэ. Запах шибал в ноздри, разъедая слизистую. Слезы потекли ручьями, и я уже почувствовал себя опьяневшим.
— А ты уверен, что это предназначено для людей, а не… — перевожу надрывисто дух, — кораблей?
— Не-боись — становись! Выпить за знакомство — святое дело! Богоугодное!
Тут я засомневался, но спорить не стал. Тимофей радостно потирал руки, Элизабет с легкой отстраненной ухмылкой наблюдала за рассаживающимися гостями. Кикимер носился из угла в угол, весь в мыле, накрывая стол для многоуважаемых господ. Даже мамаша Сириуса, когда гости пошли чередой мыть руки, только открыла рот и тут же захлопнула. С разинутым ртом проводила взглядом и бровью не поведшего Грин-де-Вальда. Свежа ещё память у старичков!
Наконец, все уселись. Тимофей заправлял застольем, сияя начищенной медалью. Немцы излучали неодобрение, но стаканы протянули. Элизабет рядышком с Игорем и ничто их не волнует. Канистра угрожающе колышется, я судорожно размышляю: принять ли фатальное решение своей жизни?
Великий Темный Маг Грин-де-Вальд не размышляет, а с видом: «неизбежное — свершится» педантично раздает гранчаки.
— Где вы откопали такое чудо?! — ностальгически прищуриваюсь. И вспоминаю: на дворе-то девяносто пятый год — граненных стаканов ещё пруд-пруди. Это сейчас только в деревне и найдешь.
— Негоже употреблять такую весч из этой вашей ерунды разрисованной, что и посудой не обзовёшь! — поднял палец вверх Тимофей.
— Ну да, другую посуду это просто разъест! — не отрываю взгляда от вещества, бурлящего в стакане. Судя по лицам — только сейчас все начали осознавать, что их ждет. Фридрих и Рудольф по-прежнему пассивно смирились с неизбежным, ну, а Гелерт пожал плечами. Светящийся Максимов невольно оттенял всеобщее напряжение.
— Милый, а если со мной что-нибудь случится… — начала Элизабет, не отрывая задумчиво-обреченного взора от стакана.
— Не шути так, — учителя не пробить. — Это всего-навсего жидкость.
Впрочем, все оказалось не так ужасно.
Уже через двадцать минут свежесобранная компания раскрылась, размякла и завела шумную беседу, наполняя своды древнего особняка пьяным гомоном. Фрики то и дело срывались на свой «французкий», обсуждая детали какого-то нового автомобиля и результаты Второй мировой. Мы с Грин-де-Вальдом дискутировали к взаимному удовольствию. Элизабет с Каркаровым, сидящие с края, все чаще и чаще целовались взасос, а Тимофей — душа компании, плавно перетекал из стороны в сторону подбрасывая дровишек в разгорающееся веселье.
В какой-то момент я окинул взором комнату, и на душе стало хорошо. Выходит, моя душа тосковала по подобным моментам ещё из прошлой жизни…
— Эй, да быть может развяжете её, в конце концов? — развязно воскликнул Тимофей. — А то даже обидно за нее как-то!..
Все разом обернулись к Лестрендж, забытой связанной в уголочке. Тело не шевелилось, взор нарочито-надменно перетекал от одного лица к другому, но след от одинокой слезинки не давал обмануть.
«Я б тоже обиделся, если бы бухать не позвали!» — возникла пьяная мысля.
— Н-неет! — нарочито серьезно проговорил я. — Она сегодня, ик! — плохо себя вела! Вот!
— Да ладно тебе, прости её! Такой душевный вечер, так хорошо сидим! Путь человек порадуется. Ведь Азкабан только так и лечат!
— Думаешь? — я всерьез задумался над авторитетным мнением. — Ты будешь хорошо себя вести? — уже к Беллатрисе.
Она было вздумала поиграть в гордячку, но быстро изменила решение: лежать бревном ой-как надоело. Женушка обвела выразительным взором компанию, задержавшись на Грин-де-Вальде, мол: я не самоубийца!
— Ну проходи, садись, коль не шутишь, — величественно дозволяю. — Фините! Ей ноздри гневно раздуваются, но молчит. Женщина, покачнувшись, встала и попыталась удержать равновесие одновременно разминая затекшие конечности. Все милостиво её дожидались, даже Лиззи не злилась. Однако, Грин-де-Вальд не спускал с нее пристального взора. Постоянная бдительность? Похоже на то.
Оправившись, Лестрендж окинула взором застолье и задумала прошмыгнуть в край стола.
— Э-эй, а ну-ка постой, хозяюшка! — Тимофей разошелся не на шутку. Его уже, похоже, не остановить. — Будьте добры, многоуважаемая супруга, сесть рядом с вашим Лордом, по правую руку, во главе стола!
Собутыльники поддержали пьяным ревом и мне ничего не оставалось, как со скрипом подвинуться.
Её напряженная, окаменевшая фигурка излучала холод. Она молча уселась рядом, на краешек стула.
— Пей! — приказал Максимов. — Штрафную!
Пред черны очи ошеломленной наглостью Беллатрисы поставили наполненный до краев гранчак. Она взирала на сие со смесью ужаса и негодования, а как стакан подвинули ещё ближе, отшатнулась.
Похоже, запашок учуяла!
— Это же ракетное топливо… — обреченно произнесла Белла.
— Оу, наша чистокровная аристократочка знает, что такое ракета? — не преминул я подколоть.
— Я не хочу…
— Пей! Ты была освобождена с этим условием. Не подводи компанию!
— Пей! Пей! — барабанили вилками по столу фрики, будто в какой-то дешевой американской комедии.
Лестрендж обреченно смирилась. Черные прядки ниспадали на побледневшее личико. Она трясущимися руками поднесла грааль ко рту и…
Понеслась!
Час спустя застолье уже вспоминалось урывками.
Вот все поют, обнявшись за плечи, по очереди английские, русские и немецкие песни. То вспыхивают, то затихают горячие дискуссии. Вот Гелерт обосновывает Учителю некоторые моменты своей «работы». Беллатриса, распалившись, втирает с энтузиазмом Максимову, мол, СССР смухлевали, а Гагарин пользовался заклятьем головного пузыря. Тимофей на пальцах объяснял, что это стекло скафандра.
Затем Белла слезно просила прощения у Элизабет за волосы, как женщина у женщины, и клятвенно заверяла, что перевернет библиотеку вверх дном в поисках контр-заклинания.
А она вполне нормальная, когда хочет! Ну или, когда выпьет.
К сожалению, открытость и общительность Беллатрисы никак не отражались на мне — все такая же холодная отчужденность. И почему так обидно-то?!
В отместку пытаюсь подвалить к Лиззи, но остановлен многозначительным покашливанием Каркарова.
Первый провал в памяти.
Фридрих лежит лицом в салате. Элизабет снова на коленях учителя, и нынче он не возражает.
