Элизабет, сделав глубокий вдох, попыталась взять себя в руки.
— После обеденного перерыва, мистер Дженкинс, исключительно после него.
Перед моим носом, с оглушительным грохотом, захлопнулась дверь. На это я пожав плечами, развернулся, и двинулся в сторону зала.
Блинчики на обед оказались восхитительны. Не знаю, кто их готовит, но эльфу-домовику явно следует платить золотом, за подобную работу. Сочное, вкуснейшее лакомство с урчанием поглощалось изголодавшимся желудком. Но я ждал. Мне было все равно, раз я сказал, что жду её за обедом, значит пусть приходит. Отправляться снова куда-то её искать я не намерен. Если не хочет пересилить себя — пусть идет лесом. Выносить её дальше — терпения не наберешься.
Из подсобки вышел высокий, с проседью в волосах черноволосый мужчина. Он, не глядя по сторонам стремительным уверенным шагом прошел сквозь весь ресторанчик и распахнув дверь исчез на улице.
Я перевел дух. Беда в том, что моя, а точнее Поттерова память опознала эту личность. Какая-то старая, потрепанная газетная вырезка, полубезумное лицо и пронзительный блеск жестоких глаз. Эйвери, Пожиратель смерти собственной персоной в постели нашей хозяюшки. Сваливать сейчас, или вначале поговорить?
Наконец, когда я заканчивал десерт, освежившаяся и переодевшаяся красавица с независимым видом проплыла к моему столику и уселась на самый краешек стула. Горделивая осанка, вздернутый подбородок и независимый взгляд холодных глаз смотрел куда-то в сторону. Почему я так на нее реагирую? Конечно, легче всего списать все на гормоны, дурацкое неадаптированное тело или несхожесть характеров. Раньше я существовал по простому принципу — смотри на тех девчонок, которые смотрят на тебя. А беготни мне хватило уже однажды, лет в восемнадцать при попытке подкатить к девушке по влюбленности, красавице со старшего курса. Стыда набрался на годы вперед, и нынче мое жизненное кредо: развлечение изначально безразличной к тебе девушке, — пустая трата времени. Время, к слову я ценил гораздо выше, благо, при нужде, проблем с девчонками не испытывал. А тут веду себя, как какой-нибудь зарвавшийся сопляк. И ведь знаю, что не влюбился, не мой вкус, не мой типаж, и уж точно — невыносимый характер. Но нет, все её ужимки, движения и прочие фишки, на которые умный парень просто закрывает глаза, теперь — выводят из себя.
— Так, что вы хотели, мистер Дженкинс? — первой не выдержала Элизабет.
Я лишь слегка сощурился. Все-таки бабы неисправимы, и созерцать сейчас очередное, хотя и тщательно скрываемое любопытство было немножко смешно. Но, как ни крути, а работа должна быть выполнена. А в данной ситуации — разведка плацдарма.
— Мисс Стюарт… — начал я. — Я глубоко сожалею, о возникших между нами, не иначе как по случайной оплошности, недоразумениях. Уверен, мы буквально с первого раза не поняли друг друга, и мне, как мужчине, невыносимо стыдно за свою несдержанность, и возможно, неадекватную реакцию на возникающие ситуации. Я приношу свои глубочайшие извинения, мисс Стюарт, и прошу простить мою подростковую вспыльчивость, а так же нехватку ума, которая вылилась в оскорбление такой великолепнейшей леди, как вы.
Проникновенно заглядывая девушке в глаза, я закончил тираду, и протянул букет белых роз. Мисс Стюарт, помедлив, приняла подарок и вдохнула цветочный аромат, ослепительно улыбнувшись. Казалось, какая-то незримая морщинка разгладилась на её лице, взгляд проникновенно синих глаз внезапно стал небесным, а тон следующей фразы необычайно мягким, и нежным:
— Я принимаю извинения, мистер Дженкинс. Несмотря на нехватку опыта, как вы сказали, настолько красочно излагающий юноша не может не внушать симпатию. Я готова забыть прошлые разногласия, но отныне полотенца, все же, вам будет носить домовик.
Она рассмеялась шелковистым смешком, тряхнула белокурой головкой, и несколько раз взмахнув ресницами, как бы умиротворенно опустила васильковые глаза.
Ух-х, как играет, чертовка. Я в женское прощение верил не больше, чем в женскую дружбу, и поэтому, следующая фраза должна была проверить её искренность.
— К моему глубочайшему сожалению, мисс Стюарт, вынужден затронуть одну пренеприятную тему, тему личную, но которая, к сожалению, касается всех нас.
— Я внимательно слушаю, — скрестив руки на груди, и сосредоточенно глядя в одну точку произнесла Элизабет.
— Знаете ли вы о том, что некто Эйвери, — на этом месте её глаза расширились в удивлении, — является действующим Пожирателем смерти, и, смею вас уверить, моим прямейшим врагом. Буквально благодаря чуду, я нынче остался неузнанным, а ваша гостиница — целой.
— У вас устаревшая информация, мистер Поттер, — гордо вздернув носик, независимым тоном отрезала Стюарт, — Джонатан, не спорю, совершал ошибки в молодости, и глубоко за них раскаивается, но могу вас уверить, сейчас он является образцовым волшебником и добропорядочным мужчиной.
Ч-черт её явно не переубедить. Но я то ведь знаю, и знаю совершенно точно, о истинных делишках её «добропорядочного мужчины». И как здесь теперь обитать? По опыту знаю, влюбленной женщине нет смысла описывать недостатки объекта вожделения. Исключительно собственный, горький опыт, жестоким ударом судьбы заставит смотреть правильно на очевидные вещи. Но попытаться однозначно стоит. Невзирая на неприязнь. Несмотря ни на что. Я поймал её глаза, и максимально спокойным, уверенным в себе, доверительным голосом начал:
— Мисс Стюарт, нет… Элизабет. Просто послушайте меня и поверьте. У меня нет причин Вам лгать. Мне доподлинно известно, из доверительных источников, что вышеуказанный Эйвери является нынче активно действующим Пожирателем. Я лично видел Эйвери на коленях перед Волан-де-Мортом этим летом. И его деятельность не вызывает сомнений. Вы можете относиться к нему как угодно, но если Темный Лорд прикажет, Эйвери лично запытает вас Круциатусом.
Взор пылающих очей из небесного перетек в сковывающий, ледяной оттенок. Фразы прозвучали равнодушно, хотя глаза метали молнии.
— Вам, Поттер, явно следует научиться не совать нос не в свое дело, это раз. Надеюсь, вы осознаете, насколько серьезным оскорблением являются ваши напыщенные словечки? Вам повезло, — Джонатан будет занят в течение месяца, но по истечении этого срока он вернется, и будьте уверенны, узнает о вашей болтовне. А затем вы выскажете ему эти глупые обвинения в лицо, как мужчина мужчине. Идет?
Вот же глупая стерва! Решила сыграть на слабо, проверить на мужика, перевести стрелки. Теперь, отступить без потери лица не выйдет, я как минимум окажусь в её глазах трусом, не отвечающим за базар. Боже, как она меня бесит! В прошлой жизни на подобные предъявы, я молча протягивал телефон — звони, мол. А затем, при возникающей активности со стороны агрессивно настроенных индивидуумов, быстро объяснял, что почем, молниеносной поставленной двоечкой. Но сейчас у меня не было годами натренированного преимущества, скорее наоборот. И мое инкогнито мне было безумно важно, каждый новый день, как шанс усилится, тренироваться, приспосабливаться к этому миру, вдали от старых Поттеровых знакомых. Пришлось сыграть труса:
— Я глубоко сожалею, мисс Стюарт, что вы восприняли дружеский совет будто оскорбление. Единственная моя цель — уберечь Вас, но, мое откровение, очевидно, вызвало лишь непонимание и агрессию. Я, невзирая на это, прошу помнить вас про изначальный уговор, и соблюдение моего инкогнито, как высшего приоритета. Это — важнее всего.
Она ожидаемо одарила меня презрительной улыбкой. Взгляд её выражал самодовольство самки, и всем видом демонстрировал: «Мой самец лучше тебя. Ты его избегаешь, а значит слабак». Я терпеливо ждал. От её сдержанности сейчас, зависело мое решение относительно её судьбы.
— Что ж, мистер Дженкинс, если ваш страх настолько силен, я не буду докладывать мистеру Эйвери о ваших оскорблениях. Про его появления вам будет лично докладывать эльф домовик, чтобы вы хорошенько спрятались в номере. Правда, тогда многие ужины вам придется пропустить, ведь питание в номерах запрещено. Ну, и ещё — Элизабет томно улыбнулась, — возможно и завтраки.
Она стремительно поднялась, и соблазнительно покачивая крутыми бедрами покинула ресторан. Букет белых роз сиротливо лежать на столе, и я оставил его там. На меня впервые за все время нашло умиротворенное спокойствие. Своими словами она подписала себе приговор. Что заботится о смертнице?
Ведь я знал, что неосознанно подверг Элизабет опасности. Невзирая на все её напыщенные ужимки, промелькнувшая мимолетная неуверенность являлась лучшим доказательством, что мои доводы не пролетели мимо ушей. Я заронил зерно сомнения в её высокомерную белокурую головку. И когда они вновь встретятся, она, нет-нет, да и попытается ненавязчиво выяснить у Эйвери его деятельность. И именно тогда он раскроет себя. Совершенно очевидно, когда-то подобный разговор имел место быть, и Пожиратель уверил пассию в своей невиновности, то повторный допрос давал бесспорные доказательства появления информации извне. И если Элизабет раскроет свою, недоступную для рядового мага информированность, то допроса, а зная личность пожирателя — с пристрастием, ей не избежать. Потому, что единственным свидетелем верности Эйвери Воланд-де-Морту является один человек. Человек, ставший свидетелем возвращения Темного лорда, и не являющийся пожирателем. Гарри Поттер.
И когда выяснится, что девка Эйвери месяц находилась бок о бок с Избранным, — позора тому не избежать. Только вот я уже буду далеко, в отличие от оставшейся под горячей рукой заносчивой девчонки, решившей позволить себе мне не поверить. Посмевшей ударить насмешкой, на приоткрывшегося в своей искренности меня. И я испытаю определенное удовлетворение, зная, что она где-то расплачивается за то, что не прислушалась ко мне, когда я прав.
*
Вот так потекла моя новая жизнь в Лютном переулке. По старой привычке, вставая чуть свет, и размявшись, я отправлялся на утреннюю пробежку. Первое время очень хотелось встретиться лично с Поттером, и навалять тому основательно, мне, привыкшему во время активной подготовки к матчам пробегать по 4-5 километров, хрупкое тело казалось старческой, неподготовленной развалиной, помимо отдышки, страдающей ревматизмом. Никакой растяжки, никакой мышечной массы не было в помине. Худющее, хилое ничтожество, таким рохлей было даже стыдно появляться на улице, куда там девчонки? Все, что оставалось делать — употреблять снадобье, усиленно питаться и заниматься спортом.
Вернувшись, я наскоро перекусывал белковой пищей, благо я при личной встрече подробно растолковал Тимми, опрятному, добропорядочному домовику этой язвы свои вкусовые предпочтения. Эльф, в отличие от хозяйки, спокойный и уравновешенный, любезный и симпатичный, располагал к себе с первого раза. Мы сразу нашли общий язык, и впредь, он называл меня, почему-то, хозяин Гарри. Он то и поведал мне о непростой судьбе мисс Стюарт, потерявшей в детстве мать, и буквально год назад, — отца, скончавшегося в Мунго от некой болезни, мучавшей его долгие годы. И дочь его, всю жизнь знала, что рано или поздно день икс наступит, и она останется совсем одна.
Так же Тимми мне сообщил о том, какая она замечательная хозяйка, добрая и ласковая, мастерица на все руки, и в дни, когда Тимми болел, Элизабет подменяла его на кухне, готовя еду. И никто не заметил разницы, что в волшебном мире являлось высшей похвалой для повара.
Активная реклама этой Стюарт не могла не вызвать подозрения с моей стороны, и однажды я прямо спросил в лоб: почему ты мне это рассказываешь?
— Мы эльфы, многое чувствуем, и многое понимаем, — спокойно ответил Тимми. — У нас своя магия, свои инстинкты, и своя особая связь с хозяйкой. А сейчас, мои чувства говорят мне, — Тимми! Судьба хозяйки, в ближайшем будущем, зависит от Гарри Поттера.
Я лишь пожал плечами на это откровение. Как будто я сам этого не знал. Но эльф явно не успокоился, ухватив меня за руку.
— Послушайте, хозяин Гарри, вы не смотрите, что хозяйка Лиз такая строгая. У нее в душе много боли, много боли поверьте, и не осуждайте. Простите хозяин Поттер, не оставляйте юную госпожу в беде, Тимми молит вас об этом!
— Если случится такая ситуация, Тимми, сделаю все, что в моих силах, — тяжко вздохнув, успокоил домовика. Не столько жалко эту «Лиззи», — передразнил эльфа, сколько самого Тимми, доброе, славное существо, рискующее остаться в одиночестве.
Тем временем, тренировки с Мастером набирали свои обороты. Гарфилд заставлял платить меня только дважды в неделю, при этом требуя моей явки ежедневно. О, сколько боли от сломанных, и наскоро залеченных рук, ключиц и ребер испытанно за это время! Но, благодаря страданиям, мои способности прогрессировали по нарастающей. Мой разум поражался мастерству учителя, жгуче желал достигнуть подобного, а затем превзойти. Запыленный круглый зал стал моим вторым домом, после уютного номера в гостиной мисс Стюарт, с которой у нас по-прежнему оставался напряженный, вооруженный нейтралитет. К счастью, все свои уличные явки, тренировки, и просто вечерние одиночные прогулки я мог проводить безбоязненно. Мастер научил нескольким несложным, но необходимым чарам, и теперь, временно я щеголял без очков, с прикрытым шрамом и коротко стриженной, светло-русой шевелюрой. Тихие, безмолвные вечера, отходя от дневной жары, протекали зачастую либо в ресторане гостиной, за дальним угловым столиком, либо в кафе Фортескью, или в прогулках по стынущим улочкам магического Лондона.
Спустя некоторое время, войдя в некую стабильную колею, немного адаптировавшись и почувствовав отличия нового существования, я психологически свыкся с новой судьбой, новой сущностью, одновременно все больше осознавая реальность угрозы.
Рано или поздно, Эйвери окажется на первом этаже, сядет в ресторанчике, закажет себе обед или ужин, а к нему на колени подсядет мурлычущая в своей узколобости, Элизабет. И невинно поинтересуется, чем на самом деле сейчас занимается Пожиратель?
Все больше и больше, загнанными, уставшими вечерами приходило понимание нешуточной угрозы и смертельной опасности. Вооруженная группировка из наиболее древнейших темно-магических родов, во главе с величайшим темным магом современности, искренне и открыто желала смерти Избранному. Приходило шокирующее понимание того, что только благодаря политическому укрытию Дамблдора, страже Ордена Феникса, и Чарам Надзора на доме Петуньи, юного оболтуса избавили от участи «мешок на голову, и к леску, в багажнике». Поневоле, я проводил параллели со своим старым миром, соединял некоторые связные ниточки, и все больше осознавал сокрушительную угрозу, сгущающуюся над головой. Существует организованная террористическая группировка, явно поддерживаемая влиятельными политиками и родами. Эти бандиты убили моих родителей. Дети этих бандитов каждый день учатся со мной в стенах одной школы, угрожают, докладывают кому надо о каждом моем движении. Они, — сами именуют себя моими врагами, и ждут верного часа, малейшего шанса выслужится перед старшим. Перед Волан-де-Мортом. Это реальная война.
