Ландо приближалось к берегу залива и взору открылась пустая пристань.
— Семён Алексеевич, — разбудил спутника великий князь, — никого нет, пристань пуста.
— Возможно, вам показалось, — ответил не пришедший в себя от сна Юрьевич. — Сейчас подъедем ближе, и всё выяснится.
— Что ж, — пожал плечами Саша.
Наконец, они подъехали непосредственно к пристани. Чуда не произошло.
— Я всё узнаю, — сказал Юрьевич и направился в сторону дворца.
Ожидая пока Юрьевич вернётся и поделится новостями, Саша стоял на пирсе заложив руки за спину и пялился на снежную гладь залива. Мысли в его голове скакали с одной темы на другую, то и дело возвращаясь к сорванному путешествию. Поняв, что ни о чём кроме своей поездки в Выборг, он уже не в состоянии думать, Саша всецело отдался этой мысли. Теперь его стало снедать нетерпение. Недостаток информации не позволял принять никакого решения. Время тянулось невыносимо долго. Тело требовало действия и Саша сделал первый шаг. Вернувшийся воспитатель застал наследника престола мечущимся по пирсу с выражением глубокой задумчивости на лице. Десять шагов, разворот. Ещё десять шагов, разворот... Великий князь делал широкие, для своего роста, шаги быстро-быстро переменяя ноги. Несмотря на высокий темп, руки наследника оставались сложены за спиной. Заметив Юрьевича, великий князь резко остановился и повернулся лицом к заливу. Не оборачиваясь к воспитателю, он спросил:
— Что удалось узнать?
— Нас ждут на три версты западнее по побережью. Отсюда путь не выведан.
— Едем.
Сопровождаемое польскими конными егерями ландо двинулось к западному выезду из парка. Уже через пятнадцать минут они стояли у помеченного елями съезда на лёд, где их встретил невысокий мужичонка. Он сломал шапку, приветствуя господ, но вскоре выпрямился и заговорил:
— Здоровы будьте, ваши превосходительства. Меня Еремеем кличут. Так-то, пожалуйте пересесть в саночки, — мужик показал на широкие крестьянские розвальни, заполненные какими-то тулупами. — Так-то, ваша карета не сподручна будет. Сейчас мигом до Сестрорецка будем, а там уж берегом пойдёте.
Великий князь и Юрьевич покорно пересели на розвальни. Юрьевич привычно лёг, приподнявшись на левом локте и укрывшись предусмотрительно подготовленной овчиной. Саша последовал его примеру. Еремей взял вожжи, и крестьянская лошадка потянула розвальни на лёд, следуя командам хозяина, шагающего чуть сбоку. Буквально через пару десятков саженей, Саша понял, что лежит неудобно. Затекла рука, которой он облокотился, дабы приподнять себя и видеть окружающее. Он попробовал сменить позицию, и Юрьевич заметивший шевеление сказал:
— Вы бы поспали, ваше высочество. Право слово, лёд до самого края, не самый интересный для лицезрения пейзаж, — Юрьевич усмехнулся и откинулся на спину закрыв глаза.
— Спасибо выспался, — неискренне ответил великий князь.
Однако, тело затекало всё сильнее. Прикинув, что долго сидеть, поджав под себя ноги, он тоже не сможет, а сесть на край и свесить ноги с весьма низких розвальней невозможно, Саша просто выпрыгнул на лёд. Обогнул уехавшие вперёд "саночки" и поравнялся с Еремеем.
— Не спиться, ваше императорско высочество? — поинтересовался крестьянин.
— Решил ноги помучить.
— Тут-то гладенько. Берег близко, ряби большой считай не бывает. Вода замерзает ровненько. Да и путь разъезжен, что на Кронштадт, что на Сестрорецк, а то и на Выборг. А вот дальше-то и ногу сломать можно, коли Отче перед дорогой не прочёл.
— А чего же мы по льду на Выборг не идём? Ля..— ругнулся Великий князь споткнувшись о спрятавшуюся под снегом выступающую льдинку.
— Ты, малой, ноги поднимай и ставь их перед собой вниз, да осторожней. Да, не спеши всем телом наваливать. Здесь нельзя по городскому-то ходить, подошвами по земле шаркая.
— Так? — великий князь попытался вспомнить себя шагающего по лесу.
— Привыкнешь, — усмехнулся Еремей, — На Выборг не идём, так как весна на дворе. Ещё пара недель и здесь-то ходить перестанут, кто с головой дружит. Конечно, можно было вдоль берега пойти, да смысла нет. От Сестрорецка дорога прямее будет, да и ровнее. Это мы сейчас прямо идём. А ближе к середине санный ход петлять начнёт между колдобинами.
— Давно людей тут водишь?
— Так я местный. Тут все этим заняты. Летом на баркасе через залив ходишь, зимой на санях. Хлеба этим не заработаешь, но свою копейку получить можно.
— Если контрабанду финнам не возить, — понимающе кивнул великий князь.
— Ну это, оно, у каждого своя голова на плечах, — буркнул Еремей и замолчал, сощурившись глядя вдаль.
— А до Сестрорецка лёд надёжен? — Поинтересовался великий князь.
— Как и велено было, лично прошёл. В себе я уверен. Ещё пару недель вполне можно. Да вот перед нами след совсем свежий. Это Матвей, давеча на Сестрорецк собирался. По нему и пойдём.
20 марта 1828, Выборг
* * *
Уставший великий князь с облегчением принял приглашение Закревского присесть за небольшим столом в углу кабинета. Вторая подряд ночь, проведённая в дороге, вымотала его. Кочки в дрожках, заменивших плавное в движении ландо, ощущались заметно сильнее и лишали возможности выспаться или потратить время на какое-нибудь полезное занятие. Прибыв под утро в Выборг, ещё пять часов было потрачено на организацию встречи с Закревским. И тем не менее, сейчас приходилось ждать появления одного из людей губернатора, хоть удобное кресло и превратило ожидание в отдых.
— Пётр Александрович самый лучший знаток местных порядков, — улыбаясь, сообщал Закревский, — я всецело полагаюсь на него в вашем вопросе. Он собирался сегодня ехать в Кивенеб, но когда я получил известие о вашем прибытии, я попросил его быть ко мне. Собственно, он всегда бывает во время...
Каминные часы ударили, отмечая одиннадцатый час, и вошедший секретарь доложил о прибытии капитана Марница. Петру Александровичу было, наверное чуть больше тридцати, быстрой походкой слегка наклонившись вперёд и прижимая к правому боку паку с бумагами, он подошёл и поздоровался. Молча кивнув в ответ на приглашение сесть, Марниц расположился за столом. Перед ним легла папка, а руки он разместил поверх неё и замер. Он сидел не шевелясь, даже кончики тонких сухих пальцев лежали, нисколько не меняя положения. Если бы ему ещё удавалось не моргать и не дышать, то его и вовсе можно было принять за неживого.
— Вот, ваше высочество, как я уже говорил, Пётр Александрович, знаток... — повторил Закревский, и обратился к капитану: — Расскажите о своих соображениях по поводу Кивенеба.
Марниц неспешно открыл папку, пододвинул её ближе к центру стола и спросил:
— Обстоятельства дела, надеюсь, известны Вашему Императорскому Высочеству?
— В самом общем виде, я получил известие из Петербурга и сразу направился сюда, чтобы здесь вникнуть в дело со всем тщанием.
— Что ж, — Марниц пожал плечами, — Лично я полагаю дело не сложным. Надо понимать общую историю дела. Указанный холм с давних пор принадлежал шведской короне. На нём была отстроена крепость. Однако, когда эти земли отошли к империи и граница стала проходить много дальше на запад, потребность в крепости была утрачена. Шведские постройки восстанавливать не стали, а холм был передан местному общинному приходу. Обветшавшая крепость была разобрана жителями для строительства хозяйственных построек. Имперские чиновники не видели в этом особой беды, полагая что в пределах империи они всегда смогут забрать холм в казну. Позднее, указом Александра Павловича, эти земли отошли в Великое княжество Финляндское, и многое изменилось. Если бы эта земля оставалось коронной, как все земли под старыми шведскими и русскими крепостями, то никакого неудобства для Вашего Императорского Высочества бы не возникло. Теперь же это общинное владение защищаемое законами княжества.
— Я понимаю, — кивнул великий князь. — Что вы предлагаете?
— Нужно уяснить, что данный холм существенного значения для хозяйственных дел не имеет. Даже для выпаса коров его использовать затруднительно. Разве только козы не рискуют там поломать ноги в остатках крепостных камней, торчащих из земли. Посему упорство финляндцев больше основано на не желании поступиться, нежели реальным ущербом.
— Я бы ещё одно добавил, — прервал капитана великий князь, — Не исключаю, что им стало известно о том, для чего изымается в казну холм. Я нахожусь в убеждении, что все живущие возле границы, в той или иной мере, связаны с контрабандой через неё. Размещение же гарнизона осложнит их дело.
— Нельзя и этого исключать, — кивнул Марниц. — Также стоит помнить о недавних волнениях, вызванных отменой крепостного состояния. В любом случае, эти обстоятельства не могут быть прямо заявлены.
-Допустим. И что из этого должно следовать?
— Учтя, что настоящей пользы от этого куска земли у общины нет, а судебная защита дорога, полагаю возможным представить ситуацию как обмен дарами. Община пожертвует землю для короны, а та незначительную сумму местной церкви.
— Вы полагаете это возможным? Я бы хотел на это посмотреть, — покачал головой великий князь.
— Прошу вас не делать этого. Не стоит ласкать самомнение селян, присутствием высоких особ. Увидев такое внимание, природная жадность заставит их поднять цену. Лучше я один. Обыкновенный чиновник, не такого уж и высокого чина, представляющий неумолимую мощь короны, готовой обрушиться наказанием на всякого ей сопротивляющегося. Предложение выгадать немного рублей, вместо кары, благодаря моему душевному расположению...Это то что нужно для успеха в данном деле.
— Что ж, позвольте тогда хотя бы подвезти вас, благо я направляюсь в столицу.
— Что ж...— Марниц, слегка задумался, уставившись в стену поверх головы великого князя. — Это будет хорошо. Я покину вас прямо в деревне на глазах у селян. Но мне нужно выехать около пяти часов утра.
— Прекрасно, тогда утром в путь, — улыбнулся великий князь.
21 марта 1828, Кивинеб
* * *
Марниц попрощался и вышел из экипажа. Поскольку никакого багажа, кроме небольшого портфельчика для бумаг, у офицера не было, то экипаж незамедлительно тронулся дальше. Великий князь сидел спиной к кучеру, потому смог наблюдать как Мариц, сделав буквально несколько шагов, наступил в лужу и громко разразился бранью на немецком.
— Интересный человек, — приподняв правую бровь, отметил Юрьевич, почти всю поездку молчавший, пока воспитанник пытался расспрашивать остзейца.
— Не без этого, но Финляндию он, судя по всему, знает очень хорошо, — кивнул великий князь.
— Это, да... Мы рано выехали сегодня, — отметил Юрьевич, — не желаете ли вздремнуть, ехать ещё достаточно долго.
Отметив для себя, что, губернаторский экипаж кажется ему совсем не тряским, в отличии от собственного, Саша накрылся шубой и погрузился в размышления о гатчинской стройке. Однако, экипаж не успел проехать и половины версты, как он уснул.
22 марта 1828, Санкт-Петербург
* * *
"Так-с, так-с" — приговаривал Сперанский, пробегая глазами исписанные воспитанником листы. Временами он хмурил брови, иногда наоборот поднимал их вверх. Наконец одолев всё, он отложил бумаги и некоторое время наблюдал за Сашей, беззаботно наслаждавшимся чаем с яблочным вареньем.
— Я понял, что вы хотели сказать, милый друг, но многое предстоит подправить, — Сперанский широко улыбнулся. — Нас ждёт долгое обсуждение, по итогу которого ваш доклад изменится до неузнаваемости.
— Прекрасно, — улыбнулся великий князь, — я готов к этому. Если бы мы могли начать прямо сейчас...
— Сейчас? — неизвестно кого спросил Сперанский и улыбнулся. — Увы, мне необходимо собраться с мыслями. Надеюсь, вы останетесь в столицы на Пасхальные торжества.
— Непременно, у меня достаточно дел в столице. Тем более в Гатчине нет католического храма. Мои поляки будут расстроены, если в такой великий праздник не смогут быть на службе. Придётся им ехать в Царское... потому пусть лучше будут здесь.
— Такая забота об инославных? — Сперанский широко улыбнулся.
— Я считаю это непременным условием. Если люди вверены моим заботам, я должен удовлетворять их чаянья. Собственно этого я хотел бы и от помещиков.
— Не всем это по силам.
— Значит, люди им не могут быть вверены, раз забота о них не по силам.
— В преддверии торжеств... как вам нынешняя весна, уж очень сильно она запоздала. Я слышал вы с нетерпением ждёте её прихода, чтобы начать строительство.
— На это божья воля, наше дело смирение, — пожал плечами великий князь. — Его же волей потеплело уже достаточно, чтобы мелкая Колпанка вскрылась.
— Да, весенняя капель уже слышна на южном берегу залива. Уже и невский лёд, говорят, подтапливало. А вот на северном берегу зима полновластна...
Великий князь, не зная, что ответить, пожал плечами и промолчал. Сперанский снова улыбнулся и продолжил:
— Говорят, все дороги в Финляндском княжестве заметены, проехать совсем невозможно.
Великий князь на мгновение замер и продолжил о своём:
— Тем не менее, я не вижу существенных изъянов у своего предложения. Вы, учитель законности, должны поддержать меня в желании установить твёрдую исполняемость высочайших указаний, хотя бы в этом вопросе.
— Несомненно, но беда в том, что наказание за нарушение должно быть соразмерным проступку. Вы же предлагаете лишать помещиков их владельческих прав по малейшему нарушению.
— Отнюдь, Я не намерен покушаться на владения. Более того, я даже не предлагаю наказывать за проступки, а лишь защитить наших подданных. Помещик не владеет крестьянами на том же основании, на каком он владеет лошадьми. Крестьяне закреплены за ним особым образом, в силу своей привязанности к земле. И если помещик не может исполнить свои обязанности следующие из этого закрепления, то государь вправе открепить от него своих подданных, вернув их под свою опеку. На владения же помещика посягать, очевидно, не стоит. Разумеется, за исключением совершенно преступного его поведения, не совместного с таким владением. Это ли не соразмерно? Это ли не торжество законности и порядка?
— Отнюдь, — протестующее замотал головой Сперанский, — истинный порядок и законность покоятся на законах справедливых, установления же принятые не сообразно их истинной природе при понуждении к их исполнению, породят лишь неповиновения.
— А какие из упомянутых мной установлений несообразны? Кто из императоров совершил ошибку?
— Я детально поясню вам позже, мне необходимо собраться с мыслями.
— Что ж, пусть будет так. Полагаю, к тому времени я уже успею услышать мнение государя по моим предложениям.
— Возможно, — согласился Сперанский.
Юрист встал и подошёл к своему рабочему столу. Стоя спиной к великому князю, он принялся укладывать бумаги в папку. Листы в его руках немного дрожали.
— Тогда, я полагаю далее не отнимать у вас время, — великий князь встал, — буду ждать от вас известий.
Выйдя на улицу и направляясь к возку, великий князь поинтересовался у командира поляков:
— А что пан Вжосек, где вы собираетесь быть на Пасхальной службе?
