— Понимаешь, все знают, что в лесу живут волки, но не боятся их и ходят в лес. Волки — они привычные, их все видели, все знают. А эльфов те люди никогда не видели, неизвестное всегда страшнее кажется.
Леар задумался:
— Так что, в книжках пишут про то, чего боятся?
— Не во всех, но часто.
— И там может быть неправда?
— Чаще, чем правда.
— А как отличать?
— Не знаю, Леар, — очень серьезно ответила ему эльфийка. — Я прочитала очень много книжек, но все равно иногда не могу отделить правду ото лжи. Это самое трудное.
Их разговор прервал женский крик: "Элло!"
— Мама кричит, — Леар побежал на звук, к воде.
Элло, ускользнув от бдительного присмотра под предлогом игры в мяч, как и собирался, при первой же возможности отделился от играющих, и полез в речку. Ледяная вода обожгла голые ноги, но он упрямо шел вперед, пока не перестал ощущать под ногами дно. Плавать мальчик умел, но никогда не пробовал делать это осенней ночью, да еще и в одежде. Скоро вода перестала казаться обжигающе горячей, и стало холодно, а самое главное — никто не увидел его подвиг, некому было восхититься отвагой храбреца! Элло развернулся и собрался плыть назад, но обнаружил, что стоит на одном месте, а берег ни на капельку не приблизился. Он еще сильнее заколотил по воде руками и с нарастающим испугом понял, что ноги не желают шевелиться, и только тогда заорал во все горло.
Когда Леар подбежал к берегу, высокий и по пояс промокший эльф как раз передавал Соэнне мокрого Элло. Ему и плыть-то не понадобилось — два шага сделал и вытащил из воды барахтающегося мальчишку. Герцогиню трясло: ей не нужно было смотреть на запястье сына, она и так знала, что это ее любимец. Как же, спать он спокойно будет! Прибежавший на крик Иннуон многозначительно посмотрел на мокрого голого ребенка, которого растирали в четыре руки на одеяле. Он тоже знал, кто из его сыновей обычно шалит подобным образом. Хорошо еще Леар с возрастом поумнел, и уже не поддавался на все подначки старшего брата. Соэнна набросилась на мужа, не стесняясь посторонних — пережитый ужас требовал выхода:
— Теперь вы довольны?!
— Ничего с вашим драгоценным сыном не случится. Разве что мягкое место пару дней болеть будет. Порку он заработал.
— Вы что же, еще и наказывать его собираетесь? — От возмущения Соэнна даже пришла в себя. Как будто он и так недостаточно нахлебался воды и страха! А ведь еще и горячка может случиться, не дай боги.
— Собираюсь, сударыня. Давно пора. Или он научится себя вести как следует или не доживет до пятилетия.
Мальчика, тем временем, растерли, напоили горячим медом, и, завернув в одеяло, уложили спать в одном из шалашей. Праздник продолжался, на размолвку супругов эльфы деликатно не обратили внимания, Леар со вздохом побрел в шатер, приткнулся к теплому боку брата. Скоро оба мальчика крепко спали.
* * *
Далара стояла у догорающего костра, обхватив плечи руками. Волосы, вобравшие утреннюю морось, казались непомерно тяжелыми, время от времени она встряхивалась, словно пыталась сбросить невидимый груз, и снова застывала, глядя в огонь. К ней подошел сребровласый эльф в тяжелом малиновом бархатном плаще, неуместном среди добротных шерстяных одежд местных хуторян. На лице его вечным отпечатком застыла каменная невозмутимость Филеста:
— Который из них, Далара? У тебя была ночь.
Эльфийка ответила не сразу, внезапно осипший голос показался ей чужим, утратившим саму способность производить мелодичные звуки:
— Вам нужен старший.
— Элло?
— Да.
— Ты уверена?
— Проверьте сами, — в усталом безразличии тенью промелькнула насмешка — Далара знала, что никто не сможет опровергнуть ее слова.
Эльф, не говоря ни слова, развернулся и отошел от костра. Далара смотрела на небо, уже с самого утра затянутое серыми тучами — начиналась настоящая осень. Себя не обманешь — она убила этого мальчика также верно, как если бы сама затянула на его тонкой шее удавку. Элло, красивое имя, напоминает о звездах... Леар останется жить и успеет узнать, что в книгах ложь попадается куда чаще правды, а верить можно только собственным глазам и рукам, и то — до первого обмана. Ему будет тяжело — опасно рвать узы так рано, но он выживет. И через двадцать лет они будут сидеть в библиотеке замка Аэллин, пить карнэ с корицей и беседовать об устройстве мира и смысле жизни. И Леар никогда не узнает, что остался жить лишь потому, что на празднике урожая заговорил с незнакомой эльфийкой. Много страшного и грязного рассказывали про Далару Пылающую Розу и среди эльфов и среди людей... многое из этого было правдой, но она не смогла убить ребенка, которому заглянула в глаза.
LXV
У герцога Суэрсен не было причин отказать наместнице в маленькой любезности. Он сознавал, что вовремя оказанные маленькие любезности позволяют в будущем избежать больших одолжений. Герцог еще раз просмотрел список: те же самые книги, что отобрал секретарь. Наместница нескоро забудет, благодаря чьей нерасторопности ей пришлось просить герцога Суэрсен об одолжении. Господину Пасуашу не помешает выволочка — аж лоснится от самодовольства. Иннуон вызвал библиотекаря и приказал принести ему книги, посмотреть, что за шедевры привлекли внимание наместницы. Герцог, как и наместница, слыл книгочеем, но из трех названий в списке знал только одно — "Плач о Битве Луны и Звезды", редкий манускрипт, единственный в своем роде. Обычно эльфийские книги попадали к людям уже в переводе, или же эльфийские слова переписывались буквами имперского алфавита, поскольку мало кто из людей, даже говорящих на языке эльфов, понимал их письмена. Этот же манускрипт был написан двумя способами: сначала шел эльфийский текст, выполненный эльфийскими знаками, а потом — тот же самый текст обычным алфавитом. Бесценная книга для желающих овладеть эльфийской письменностью. Две другие книги он видел первый раз. Какое-то "Сказание о храбрых деяниях и погребении Воителя" и "Перечень великих деяний Золотого Ордена". Иннуон улыбнулся — мало кто в империи мог похвастаться, что не знает все книги в своей библиотеке. Библиотекарь тем временем вернулся и положил манускрипты на стол. Герцог жестом велел ему задержаться:
— Что вы можете сказать про эти книги?
— "Плач о Битве Луны и звезды" — уникален, одна из жемчужин вашей библиотеки. Насколько мне известно — оригинал хранится в библиотечной башне Сурема, а кроме вашей копии сохранилось всего три.
— Так это копия?
— Разумеется, ваше сиятельство. Оригинал — воистину бесценен.
— Странно... зачем может понадобиться копия, если есть оригинал?
— Возможно, для сличения текста.
— А у кого остальные три?
— Одна в библиотеке герцога Нэй, одна — в столичной храмовой школе Лаара, третья предположительно в библиотеке Дома Феникса.
Иннуон ничего не понимал: у наместницы есть не только оригинал, но и одна из копий. Зачем ей вторая? Может, она решила собрать у себя все три? Но Дейкар свою книгу не отдаст. Под ложечкой слабо шевельнулся червячок сомнения: слишком много странностей. Герцог отложил эльфийскую рукопись в сторону и протянул библиотекарю "Перечень великих деяний Золотого Ордена".
— О, это весьма любопытный текст, точнее, текст сам по себе неинтересен, скорее, курьезен, но другой такой книги вы не найдете нигде.
— Золотой Орден... маги закона? Те, что зачаровали статую короля?
— Вы совершенно правы, статую и не только. А эта книга, — библиотекарь раскрыл обложку и протянул Иннуону, — смотрите сами.
Герцог в недоумении уставился на текст, перевернул страницу, недоумение возросло, он быстро перелистал книгу до конца:
— И как это понимать?
— Строго в соответствии с заглавием, ваше сиятельство. Это перечень дат, в которые тот или иной маг Золотого Ордена совершил великое деяние. Имена магов держались в тайне, а описывать великое деяние нет никакого смысла, знающие и так поймут по дате, а остальным и понимать незачем.
— У этого ордена все книги такие?
— Увы, ваше сиятельство, никаких других книг после них не осталось. Золотые маги отличались еще большей скрытностью, чем огненные.
Иннуон взял в руки последнюю книгу, задумчиво перелистал, не глядя на выцветшие буквы. Он помнил этот черный кожаный переплет: в тот день, когда Квейг впервые приехал в замок, когда Иннуон еще не был женат и узы, пусть ослабевшие за три года войны, по-прежнему удерживали его с Ивенной вместе. Она уже тогда предчувствовала, чем все закончится, нет, это он предчувствовал, а она... она знала. Иннуон улыбнулся воспоминаниям: родственники кишмя кишели по всему замку, словно блохи на бродячем музыканте, Ивенна пряталась от них в библиотеке. Он тогда зашел, чтобы познакомить сестру с Квейгом, боги великие, кто же мог подумать... Книга оказалась занудной, но дядюшки и тетушки навевали на сестру еще большую тоску. Что же она еще говорила? Какое-то погребение военачальника, обряды, старое наречие... Он утащил ее переодеваться, книга осталась лежать, интересно... она ее потом дочитала? Наверное, нет... тогда было уже не до чтения: свадьба, брачная ночь, скандал, потом заболела мать... Нет, эту книгу наместница не получит. Для нее это просто образец старинного шрифта, а для Иннуона — тонкая нить между ним и сестрой, одна из немногих оставшихся. Пускай сама Ивенна давно уже забыла про скучное описание погребального обряда, он прочитает книгу — и на один крохотный шажок станет к ней ближе. Оставшиеся книги он протянул библиотекарю:
— Упакуйте как следует, я хочу отправить их наместнице, — а сам подвинул к себе чернильницу, нужно было написать вежливое объяснение, почему вместо трех книг Энрисса получит только две. А потом написать еще одно письмо Ивенне.
Иннуон никогда не отправлял их, но писал каждую неделю. Рассказывал о детских шалостях, делился последними новостями и планами, философствовал, сочинял стихи, украшал поля быстрыми карандашными набросками. А потом запечатывал письмо в конверт и клал к остальным, в старинную шкатулку из алмазной ели. Женщины рода Аэллин хранили в ней драгоценности, но Ивенна, уезжая, не взяла ничего, и Иннуон, уже потом, забрал шкатулку в свой кабинет. Надо было отдать ее Соэнне, но жена так и осталась для герцога чужой, и он не хотел признавать ее неотъемлемой частью рода. Пускай Ивенна отреклась от прошлого — он сохранит все, даже зная, что возврата не будет. Поэтому он и не отправлял письма: пока они лежали в шкатулке, можно было представлять себе, как Ивенна, сидя у камина, распечатывает конверт, пробегает глазами по строчкам, улыбается, перечитывает снова и снова. А если отправить письмо на самом деле — она даже не станет читать. Да и потом... откуда в Квэ-Эро камины?
Строчки быстро ложились на бумагу: праздник урожая и искупавшийся в ледяной воде Элло. Маленький негодник даже не простудился. От порки Соэнна его спасла, но в следующий раз на праздник он поедет только когда научится себя вести. Марион подвернула ногу, что-то неудачно, до сих пор хромает. Взяли нового стражника, племянник капитана, раньше служил в гвардии наместницы, не выдержал, вернулся домой. Военачальник совсем с ума сошел — нарядил гвардейцев в петушиные мундиры, непотребные девки и то скромнее одеваются, вот парень и сбежал, и положенных трех лет не отслужив. Надо было бы проучить, чтобы знал на будущее, как в чужих землях счастья искать, но капитан очень за него просил. Иннуон вспоминал все, что случилось за прошедшую неделю, набралось так много мелочей, что про книгу он рассказывал уже на третьей странице письма, на этот раз жалея, что Ивенна никогда не прочитает его послание. Иннуона не оставляло чувство неуверенности, и только Ивенна, одна кровь с ним, смогла бы разделить эту смутную тревогу. Он запечатал письмо печатью с крылатым драконом и положил в шкатулку. Пусть пока полежит там, быть может, однажды он наберется решимости и отправит его Ивенне.
LXVI
Энрисса сидела в кресле и раздраженно кусала губы. Ванр читал письмо от герцога Суэрсен и понимал, что выразительным молчанием он не отделается. У Энриссы не было в обычае дважды наказывать за одну и ту же провинность, но для данного случая она, пожалуй, сделает исключение — сумей Ванр вынести книгу из замка, можно было бы уже покончить с этой историей. Он и сам понимал, что сплоховал, но, право же, чем дальше, тем сильнее Ванра раздражали высочайшие выволочки. Он не понимал, как можно утром разносить мужчину в пух и прах, а вечером ожидать от него проявления горячей страсти. Пришлось даже обратиться к белой ведьме, зелье помогло, но на душе осталось неприятное послевкусие. Он вздохнул, нечего оттягивать неизбежное:
— Прикажете распорядиться?
— Нет еще. Вы представляете, какой поднимется шум?
— Если это будет несчастный случай...
— Даже так. Это ведь герцог Суэрсен. Сразу же найдут сотню причин, по которым мне это было выгодно. Старая традиция... герцог Суэрсен не может быть лоялен, даже если вдруг захочет.
— Найдут сотню — не страшно. Главное, чтобы не остановились на одной. Пока будут шуметь — можно отправить в Суэрсен временного управляющего от короны и вывезти хоть всю библиотеку целиком.
— Опекунство должен получить кто-то из родственников.
— Их там слишком много, пока будут выбирать — все успеем. Вдова, — тут Ванр несколько запнулся, — не будет мешать.
— Вот как, — сухо заметила наместница.
— Я бы даже сказал, она не сильно расстроится, став вдовой. Герцог не самый любезный супруг. Кроме того, он предпочитает младшего сына, а герцогиня — наоборот. Она постоянно боится, что герцог найдет способ обойти законы наследования. — Ванр замолчал, понимая, что проявляет подозрительную осведомленность.
— А герцогине двадцать лет. Подходящий возраст для второго замужества. — В голосе Энриссы появилась опасная вкрадчивость.
— Не думаю, что она согласится потерять титул. В любом случае, леди Соэнна не откажется от вашего покровительства. Особенно если ее не разлучать с сыновьями.
Энрисса недобро улыбнулась:
— Нет, господин Пасуаш. Прекрасная леди Соэнна пока что останется замужней дамой. Я попытаюсь еще раз.
— Но ваше величество, вы только привлечете его внимание к книге!
— После второго отказа мы точно будем знать, что делать.
— Это и сейчас очевидно!
— Я бы не сказала. Герцог, должно быть, привязан к сестре. Вы же знаете про эти загадочные узы, — Энрисса не скрывала своей брезгливости.
— Он выдал ее замуж.
— Это еще ничего не значит.
— И как вы будете его уговаривать?
— Попрошу прислать книгу в столицу на время, чтобы мои переписчики смогли во всех подробностях скопировать шрифт. А потом потеряю.
Ванр вздохнул, он надеялся, что Энрисса сама заметит еще одну трудность, но, похоже, это был тот редкий случай, когда секретарь оказывался прозорливее своей госпожи:
— Ваше величество, в письме сказано, что герцогиня Ивенна любила эту книгу. Наверное, не за красивый шрифт. Она должна была прочитать текст.
— Я знаю, — спокойно отозвалась Энрисса.
— Я должен что-либо предпринять?
— Зачем? Герцогиня замужем уже пять лет. Слишком поздно останавливать ее теперь. Подозреваю, что она просто не поняла смысл текста, вы же сами видели, какой там запутанный диалект. А то и бросила читать на середине, шрифт-то выцвел.
