Трижды прогудели трубы, Ланлосс поднял меч в торжественном салюте, и гвардейцы в увенчанных плюмажами шлемах швырнули шелковые знамена на землю, прямо под ноги коннице. Теперь, чтобы выстроиться на плацу перед дворцом, нужно было пройти по знаменам, их в прямом смысле слова втаптывали в грязь. Оставшиеся после церемонии клочья соберут и сожгут, чтобы даже памяти о чужих знаменах не осталось. Империя не сохраняла военные трофеи, а уничтожала их также безжалостно, как и врагов. О победах и без того не забудут. Некоторые старые обычаи и впрямь несли в себе определенную мудрость, одна беда — обычно эта мудрость исправляла последствия исключительной глупости, сотворенной в угоду другому старому обычаю. Наместница выждала, пока войска выстроятся в надлежащем порядке, и установится тишина. Говорить пришлось громко, на самой грани крика, так, чтобы голос отчетливо разносился по всей площади. Даже после нескольких фраз, сказанных "голосом для публичных выступлений", дико болело горло. В детстве девочка часто простужалась, да и, став взрослой, теряла голос от малейшего сквозняка или перенапряжения, учителям музыки пришлось ограничиться игрой на арфе и клавикорде, поскольку после уроков пения юная герцогиня несколько дней проводила в болезненном молчании. Вот и сейчас, выйдя на балкон, она уже заранее почувствовала боль в горле, еще не сказав ни слова. В который раз наместница мысленно поблагодарила короля Элиана, что в Высоком Совете, заседающем каждую неделю, всего шесть человек и не нужно повышать голос. Речь наместницы завершала парад, офицеры начали уводить свои отряды с площади, а Энрисса наконец-то смогла уйти с солнцепека. Ванр уже ждал ее с дымящимся кубком в руках:
— Ваше вино.
Наместница с благодарностью приняла горячее питье — возможно, на вечернем приеме она сможет нормально разговаривать. Ванр становился воистину незаменимым. Он умудрялся безошибочно определять, что именно ей нужно в тот или иной момент — без приказов и долгих объяснений, молчал, когда наместница желала побыть в тишине, и начинал разговор тогда, когда она нуждалась в собеседнике. Учтивость Ванра не переходила в набившее оскомину подобострастие придворных, а советы, порой весьма смелые, подавались так, что не оставалось сомнений в мудрости наместницы, несомненно, способной и самостоятельно решить столь незначительную проблему. Энрисса старалась не задумываться, какое место в ее жизни так стремительно занял новый секретарь, не замечала, что с каждым разом все дольше и дольше длится почтительный поцелуй руки, не обращала внимания на обжигающий мужской взгляд, устремленный на нее открыто, а не украдкой. До какого-то момента можно было притворяться, что то, чего не видишь, не существует на самом деле, но наместница все меньше и меньше желала прятаться в спасительном притворстве.
Ванр принял из рук Энриссы пустой кубок и усмехнулся про себя: осада шла по всем правилам. Красавчик из провинции слишком привык нравиться женщинам, чтобы ошибаться. Еще немного, и гордая наместница станет мягче масла, вот тогда и придет время для решающего признания, тут главное — не передержать, но и не торопиться, выбрать подходящий момент — настоящее искусство. Он уже знал, что скажет наместнице, где он это сделает, каждый жест, каждый вздох, каждое слово — все было продумано и подготовлено заранее. Страха Ванр не испытывал — скорее, азарт охотника, загоняющего дичь. Азарт кружил голову, заставлял забыть об опасности, о законе, сурово карающем любого, покусившегося на девство супруги каменного короля. Судьба преподнесла ему редчайшую возможность разом изменить свою жизнь, добиться успеха, да еще таким приятным способом. От таких подарков богов не отказываются, да и потом — он будет самым честным и трепетным возлюбленным, и если эта ледышка способна стать женщиной, у нее не будет повода для недовольства.
XVI
Ланлосс Айрэ, генерал и военачальник Империи, прихрамывая, вошел в тронный зал. Придворные стояли по обе стороны от трона, Высокий Совет полукругом расположился подле наместницы. Энрисса сидела на троне, напоминая статую своего царственного супруга, как цветом лица, так и его выражением. Она успела переодеться, и новое платье казалось еще более ослепительно-белым, чем предыдущее, тяжелые складки фигурно спадали на ступеньки пьедестала. "Хороша, действительно хороша, — пронеслось в голове генерала, — но разве же это женщина?!" Ланлосс приблизился к трону и поклонился Энриссе, отгоняя непрошеные мысли. Наместница и не должна быть женщиной, иначе это было бы слишком жестоко, а уж заглядываться на супругу каменного Элиана — верный способ нажить неприятности. Сами по себе неприятности Ланлосса бы не остановили, но неприступная холодность наместницы служила наилучшей защитой ее предписанного законом девства. Нет, он точно слишком много времени провел на войне. Стоит задержаться в столице, найти милую девочку из хорошей семьи (теперь можно это себе позволить) и жениться. Сорок лет, самое время обзавестись семьей. Убежденный холостяк Ланлосс не горел желанием провести остаток жизни даже с самой прекрасной женщиной в мире, но он хотел детей, законных наследников, а не бастардов, коих наплодил немало за долгие годы войны. Ну что же, вот уж чего-чего, а невест в Суреме всегда хватало, даже с излишком. Наместница тем временем поднялась с трона и спустилась на три ступеньки ему навстречу, среди придворных пронесся легкий шорох — такую честь оказывали немногим.
— Я приветствую здесь героя, принесшего империи блестящую победу и новые земли, военачальника Ланлосса Айрэ, — голос наместницы отражался от сводов и гулко разносился по залу, — заслуги его перед Священной Империей Анра столь велики, а доблесть столь несомненна, что мы сочли Ланлосса Айрэ достойным высшей награды империи — Кинжала Чести.
Сам магистр Ир, с обычной невозмутимостью шагнул вперед и подал Энриссе широкий кинжал в ножнах из странного красного металла, в рукояти сверкал рубин невероятного размера. Генерал Айрэ с трудом преклонил колено, принимая из рук наместницы драгоценное оружие, вынул клинок из ножен, провел лезвием по ладони, дал каплям крови упасть на мраморный пол и ответил положенной по церемониалу фразой:
— Кровь моя и жизнь моя принадлежит империи, — теперь можно было убрать кинжал в ножны. Ланлосс медленно поднялся, и стоял перед троном, не зная, куда деть руки. Засунуть Кинжал Чести за пояс, как простой нож, казалось кощунством, оруженосец остался где-то у входа, пришлось так и стоять, держа награду в руках. Наместница не спешила отпустить героя, а тяжелый взгляд мага Дейкар словно хотел продавить Ланлосса сквозь пол. Энрисса выдержала несколько затянутую паузу и продолжила церемонию. Хранитель протянул ей старый, потертый свиток и вернулся на свое место.
— На поприще служения империи Ланлосс Айрэ показал себя великим полководцем, но теперь империя в мире со всеми своими соседями и, если на то будет воля Семерых, нас ожидают долгие годы спокойствия и благоденствия. Мы и Высокий Совет считаем, что блестящим талантам Ланлосса Айрэ можно найти более достойное применение, чем командование армией в мирное время. А посему, Мы и Высокий Совет отстраняем Онара Кайрэна, наследного графа Инхор, от права наследования, как не заслужившего Нашего доверия и передаем графство Инхор вместе с титулом и правом наследования по мужской линии, Ланлоссу Айрэ. Управляйте во имя и на благо империи, граф Инхор! — Энрисса протянула новоиспеченному графу потрепанный свиток, подтверждающий титул.
Ланлосс взял документ, каким-то чудом умудрившись не уронить при этом кинжал, в голове билась всего одна мысль: "Отставка, отставка! Они вышвырнули меня, как старого пса!", — внезапно навалилась неодолимая усталость, хромая нога предательски подвернулась, Ланлосс пошатнулся:
— Ваше величество, я... я прошу разрешения покинуть собрание. Это все слишком неожиданно.
На лице Энриссы отразилось вежливое участие и искреннее беспокойство, но на самом деле наместница с трудом прятала радость: как удачно все получилось! Теперь все увидят, что генерал Айрэ слишком слаб здоровьем и нервами, чтобы оставаться военачальником:
— Разумеется, граф Инхор, сегодня ваш день и любое ваше пожелание — закон для нас. Я жду вас завтра в двенадцать в своем кабинете на аудиенцию, — Энрисса внезапно отставила официальный тон. Теперь она даже немного жалела прославленного героя, самое худшее ожидало генерала впереди — он еще не видел свою невесту.
Ланлосс еще нашел в себе силы поклониться наместнице и Высокому Совету и неровной походкой направился к выходу, уже у самой двери вцепился в плечо подбежавшего оруженосца и вышел в поспешно распахнутые двери.
Энрисса подозвала Ванра и громко распорядилась:
— Господин Пасуаш, проследите, чтобы граф Инхор нашел свои покои, и отправьте к нему моего личного лекаря.
Ванру не нужно было объяснять скрытый смысл приказа: "проследи, чтобы генерал тихо мирно отправился в опочивальню лечить больную ногу, а не кинулся к солдатам устраивать военный переворот". В королевской гвардии Энрисса была уверена, недаром она за прошедшие три года не спеша заменила охрану наместницы Амальдии своими людьми, но город был полон солдат, а графские и герцогские отряды, на которые можно было положиться, сразу разъехались по домам. Остановить Ланлосса Айрэ силой будет невозможно, но он ничего не сможет противопоставить искренней заботе наместницы.
Ванр нагнал хромающего генерала в коридоре:
— Позвольте, граф, я вас провожу. В этом дворце и старожилы порой дорогу найти не могут, а вы здесь уже три года не были, дворец основательно перестроили. Вот увидите завтра кабинет наместницы — изумитесь. Там уникальные янтарные панели.
Ланлосс, замороченный нескончаемым потоком светской болтовни только у самой двери выделенных ему покоев сумел вклиниться в паузу и поинтересоваться именем своего настойчивого провожатого.
— Ванр Пасуаш, секретарь ее величества, к вашим услугам, граф, — Ванр распахнул перед Ланлоссом дверь и откланялся, нужно было срочно бежать за лекарем, да еще успеть объяснить тому по дороге, какое значение придает наместница здоровью военного героя.
XVII
Утреннее солнце настойчиво пробивалось сквозь тяжелые шторы. Ланлосс рывком встал с кровати, подошел к окну и с некоторой натугой распахнул створки — его покои располагались в старой части дворца, окна там были во всю стену, с мелкими стеклами в частом переплете из массивного старого дерева. Несмотря на лекарское зелье, голова отчаянно болела, старые испытанные средства — свежий воздух и холодная вода — против обыкновения, не помогли. Генерал Айрэ — впрочем, нет, уже не генерал, а граф Инхор — устало опустился в кресло и развернул свиток. Да, все так и написано, черным по белому, вернее, по желтому: "его сиятельство, граф Инхор". Аред бы их всех побрал!
Ланлосс не представлял себе жизни без военной службы. Еще мальчиком, в разваливающемся отцовском доме, где единственной ценностью были старые книги, бережно хранимые уже не одним поколением, он перерывал трактаты на полках, выискивая труды по стратегии и тактике. Увы, дед и прадед отдавали предпочтение религии и поэзии. Даже теперь, почти тридцать лет спустя, Ланлосс не мог представить, чего стоило отцу, скромному переписчику в управе, простому горожанину, получить пропуск в дворцовую библиотеку для своего десятилетнего сына. Мальчик проводил там все разрешенные часы, зарывшись в старые свитки, вернувшись домой, он по памяти расставлял солдатиков на собственноручно нарисованных картах и переигрывал величайшие сражения древности. Уже тогда он точно знал, что будет военным. Отец отговаривал единственного сына от безумного решения, уж он-то знал, как тяжело простолюдину продвинуться на военной службе, но юный Ланлосс ничего не желал слушать. К двадцати годам он был лейтенантом и получил дворянство, а в двадцать четыре стал самым молодым генералом в истории империи. Потом началась война с Островами, и наместница Амальдия чуть было не отправила его в отставку после дерзкого выступления на Высоком Совете, где молодой генерал пытался объяснить старому военачальнику, что так войну не выиграть и за сотню лет! Увы, Высокий Совет не разделил его мнение. Состарившаяся Амальдия давно уже не доверяла никому моложе пятидесяти лет, Хранитель традиционно поддерживал наместницу, бургомистр молча страдал, думая о военном налоге. Магистр Илана рассматривала кончики ногтей, всем своим видом показывая, как омерзительны ей, белой ведьме, разговоры о смертоубийстве, а магистр Ир не сводил глаз с молодого нахала, и его брови мохнатыми гусеницами сползались на переносице. Тогда обошлось, всего лишь высмеяли и отправили в самую гущу военных действий, и тринадцать лет он метался со своими малочисленными отрядами по всему фронту, латая дыры, сохранял видимость победного наступления, а на самом деле не позволял островитянам с позором выкинуть "не знающих поражений" воинов империи с их земли. Он настолько устал от бесплодного ожидания, что смерть Амальдии воспринял с усталым равнодушием. Но новая наместница все изменила. Она вызвала опального генерала в Сурем и, после часового разговора наедине, назначила военачальником. Ланлосс пообещал выиграть войну за три года и сдержал слово, и теперь он не понимал, за что с ним обошлись так сурово. К сожалению, генерал слишком мало интересовался политикой, чтобы понять простую истину — его боялись. Он глянул на клепсидру в углу и позвал оруженосца, нужно было одеваться, чтобы успеть на прием к наместнице. Ланлосс не сомневался, что его неприятности только начинаются, хотя и не мог представить ничего хуже Инхора. Горное графство на границе с Суэрсэном столетиями оставалось самым бедным в империи, единственным, не вносящим в казну налоги, а только забирающим деньги. Из десяти рожденных младенцев до года там доживали в лучшем случае двое, а из злаков выращивали только желтую травку, самый распространенный дурман. Даже постаравшись, Ланлосс не смог бы вспомнить более жуткой дыры, а ведь с него спросят за этот треклятый Инхор, спросят быстро, он и оглядеться не успеет.
Наместница встретила графа Инхор приветливой улыбкой, даже предложила сесть в кресло. Ванр, с услужливым выражением лица замер за спиной свой повелительницы. Ланлосс отвернулся, сделав вид, что рассматривает кабинет — щеголеватый секретарь почему-то необъяснимо раздражал его. Молодой чиновник ничем не отличался от прочих придворных шаркунов, но Ванра Пасуаша, на взгляд генерала Айрэ, было везде слишком много. Кроме того, он привык доверять своей интуиции, а интуиция брезгливо морщилась от одного лишь секретарского вида, чуя что-то уж совсем омерзительное. Ланлосс положил ладонь на рукоять наградного кинжала; бедняга оруженосец с утра успел обежать полгорода и найти достойную перевязь для такой ценности.
Наместница вежливо ждала, пока ее утренний гость рассмотрит кабинет, янтарные панели стоили внимательного взгляда. Их можно было изучать часами: тщательно подобранные разноцветные кусочки янтаря сливались в чарующую картину осеннего леса, если долго всматриваться, можно было даже услышать шум листвы... столько времени у Энриссы не было. Выждав еще несколько минут, она приступила к делу:
