— Они — не наместницы, Энрисса, эта треклятая статуя действительно зачарована!
— Ритуал ни разу не проводили!
— А вот теперь — проведут. Вы даже не успеете выносить этого ребенка, вас казнят раньше!
-Не казнят, — в голосе наместницы прозвучала непоколебимая уверенность, но Ванр достаточно хорошо знал Энриссу, чтобы различить под этой маской страх. Он подошел к ней, стал за спинкой кресла, обнял ее за шею:
— Энрисса, семь лет — это очень мало. Я не хочу потерять вас так скоро. Не надо рисковать всем ради ребенка, которого даже нельзя будет оставить при себе.
Наместница вздохнула и накрыла его ладонь своей ладонью — она уже приняла решение, и все ласковые слова в мире не смогли бы переубедить ее. Но Энрисса с трудом скрывала разочарование — в комнате пахло страхом, она слышала его в словах Ванра, видела в его взгляде. Она хотела верить, что Ванр боится за нее, нет, что за ерунда, она верила, что это так, она не сомневалась! Но червячок сомнения уже начал точить дырку в лакомом кусочке ее сознания. Она наклонилась и задула свечу. Время покажет, насколько сильна любовь Ванра Пасуаша.
LX
Саломэ сидела за столом и размазывала по тарелке красный от малинового варенья творог. Творог она терпеть не могла, потому обычно старалась проглотить ненавистное кушанье как можно скорее и убежать во двор, но сегодня девочка растягивала завтрак, никак не решаясь заговорить с матерью о том, что беспокоило ее вот уже третий день. Творога в тарелке от размазывания становилось только больше, Эрна сидела за столом напротив дочери и не собиралась никуда уходить, пока та не очистит тарелку, и девочка решилась:
— Мама, а если я незаконная, я смогу стать наместницей?
Эрна выронила ложку:
— Что за вопросы? Какая разница, законная ты или нет, у нас уже есть наместница, и она проживет еще много лет.
— А я?
— А ты выйдешь замуж, — уверено ответила дочери Эрна, хотя на самом деле вовсе не испытывала этой уверенности.
— А наместницей никак не получится? — настойчиво продолжала выспрашивать девочка.
— Наместницей — никак, — твердо сказала Эрна, желая закончить неприятный разговор.
Но Саломэ никак не могла угомониться:
— А король может врать?
— Что? Великие боги, вопросы у тебя сегодня! Откуда я знаю, может ли врать король? Он же статуя! Наверное, не может, королю не положено врать, то есть, лгать.
— Значит, я буду наместницей! Он сам мне сказал.
— Кто сказал? — Эрна начала терять терпение.
— Король. Он пришел ко мне и сказал, что выбрал меня, и я буду наместницей. А когда я стану большая, он вернется на самом деле и женится на мне, и у нас будет сын. А дочки не будет, потому что на трон должен сесть мальчик.
— А что нужно быстро завтракать он тебе не говорил?
— Неа, а нужно? Наверно нужно, я тогда быстрее вырасту, — и девочка мужественно проглотила полную ложку творога.
Эрна проглотила возражение: пусть пока что верит в свои выдумки. Оно только на пользу, вон, как быстро тарелка опустела. Надо же, король к ней пришел! Ничего, повзрослеет, поймет, что наместницей ей не быть, да и не сама не захочет, когда встретит парня по нраву.
Эрна ошиблась — время шло, зима сменилась весной, а Саломэ и не думала забывать про свое великое предназначение. Доходило и до слез — Саломэ хотела носить только белое, так, словно она уже была наместницей, Эрна не позволяла. Саломэ часами расспрашивала отца о статуе короля — правда ли, что она может разговаривать и закрывать глаза, и о королевском дворце, ведь ей предстоит быть там королевой. Ланлосс пытался объяснить Саломэ, что быть наместницей — не самое приятное занятие в мире, но все его доводы разбивались о каменную стену детской уверенности: "Я только сначала буду наместницей, а потом — королевой, как Саломэ Первая, только наоборот". Генерал уже жалел, что дал дочери это имя: из тридцати двух наместниц короля Элиана двенадцать звались "Саломэ", но это же не значит, что каждая Саломэ обязательно должна стать наместницей! А их дочь и вовсе незаконнорожденная. И каждый раз, когда девочка начинала рассказывать об ожидающей ее короне, Ланлосс тяжело вздыхал — фантазии фантазиями, но он и в самом деле не знал, что ждет Саломэ в будущем. Не хотелось бы, чтобы девочка разделила обычную судьбу незаконных дворянских дочерей — замуж за первого встречного, согласного взять, а если такого не найдется — в обитель. Эрна молчала, но он знал, что и она тревожится о судьбе дочери. Теперь Ланлосс понимал, почему она отказалась заводить еще детей. Если бы только можно было найти способ узаконить девочку!.. Иногда он чувствовал, что готов забыть и о долге, и о вассальной клятве — что ему, простолюдину, до пресловутой дворянской чести. Забрал бы Эрну, Саломэ и сына Резиалии — не оставлять же мальчика ненавидящей всех и вся матери — и уехал в Кавдн, или Ландию, а то и к варварам... Но всякий раз его останавливало воспоминание о давешнем разговоре в кабинете наместницы: она снова доверилась ему, как тогда, сразу после вступления на трон. Он не подвел ее в первый раз — война закончилась победой, не подведет и сейчас. Ланлосс понимал, что спокойствие и относительное благополучие в Инхоре — явление временное. Стоит ослабить вожжи — и все пойдет по-старому. Только страх перед графом удерживал дворян в рамках закона, а о крестьянах и вовсе говорить нечего, будут подчиняться тому, у кого дубина больше. Вековую привычку к покорности за семь лет из крови не вымоешь. Нет, он никогда не удирал с поля боя, ни солдатом, ни генералом, не убежит и сейчас, будучи графом.
А Саломэ удивлялась про себя, как это папа и мама могут не понимать таких простых вещей: она обязательно будет королевой, раз король обещал. Ведь он приходит с ней, рассказывает истории, водит ее гулять. Она его просила придти к маме с папой тоже, чтобы они ей поверили, но король сказал, что может говорить только с Саломэ, потому что она — избранная, а остальные его не увидят, он ведь еще не вернулся по-настоящему. Ах, как девочка теперь мечтала поскорее вырасти! Ее, правда, немного смущало, что станет с нынешней наместницей, но король знает, что делать. А пока что она старалась быть хорошей девочкой: ведь всем известно, что послушные дети быстрее растут, а те, кто капризничают — навсегда остаются маленькими. Она все еще жалела, что мама не разрешила носить белое, но, поговорив с королем, согласилась подождать. Зато она рисовала себя в белых платьях, а рядом с нею всегда был Он. Получалось, правда, не очень похоже, но девочка не оставляла попыток.
LXXI
В Квэ-Эро снова пришла быстротечная весна. В розарии распустились ранние розы: обжигающе-красные, тревожно-багряные, перламутрово-розовые, искристо-белые, песочные, желтые — словно моточки разноцветных ниток в корзинке вышивальщицы. Воздух с каждым днем все гуще пропитывался пряным ароматом расцветающих бутонов, море жадно пило солнечное тепло, а насытившись — расстилало на волнах золотистые дорожки. Весной Ивенна часто вспоминала, как Квейг рассказывал ей в пещере про свои земли. Тогда его слова казались красивой сказкой, теперь эта сказка обратилась в повседневность, и только весной, когда между зимними дождями и летней жарой вклинивалось несколько недель опьяняющей свежести, возвращалось волшебство. Она успела привыкнуть и к виноградным гроздьям, залезающим в окна, и к огромным бабочкам, к грозно щелкающим клешнями крабам и падающим звездам, но переливающаяся красками весна каждый год настигала ее внезапно, сладко кружила голову. Наверное, для ее детей таким же чудом покажется снег, если они когда-нибудь его увидят. А еще весной просыпались после зимней спячки корабли. Зимой тоже плавали — теплое южное море не замерзало, но те капитаны, что обычно возили грузы в северные провинции, предпочитали провести зиму со своими семьями. Вот и стояли их корабли всю зиму на приколе, с голыми мачтами. Матросы просаживали летние заработки в кабаках и веселых домах, Ивенна только удивлялась, как при таком раскладе удавалось обходиться без смертоубийств. Спасало местное добродушие — драка неизменно заканчивалась совместным возлиянием, и никто не держал друг на друга зла, помахали кулаками — и ладно, на то и мужчины. Да что мужчины, даже женщины в этом благодатном краю, хоть и не лезли за словом в кошелку, долго обиды не помнили, в отличие от сдержанных северянок. А на верфи красовались царственные силуэты парусников, растущие с каждым днем. Квейг переселился в порт, домой возвращался раз в несколько дней — проведать сыновей. Его одежда пропиталась солью, а взгляд расплескивал синеву весеннего моря. Все его мысли были там, на верфях, где самые лучшие мастера заканчивали возводить невиданные раньше корабли. Огромные, с высокими мачтами и крутыми боками-бедрами, о которые призывно бились волны, свежие доски еще не успели потемнеть и пахли смолой, паруса крыльями альбатроса хлопали на ветру. На верфях толпились моряки: обсуждали, спорили, завидовали, ругали. Кто-то говорил, что герцог пустой забавой занялся — на таких огромных кораблях плавать себе дороже, другие восхищались изящными линиями и с восторгом объясняли, сколько товаров сможет перевезти такой красавец за одно лишь плаванье.
День спуска на воду стал праздником: в порту собралось все население города, моряки, жители окрестных деревень, пришли даже эльфы, обычно державшиеся в отдалении от шумных людских сборищ. Квейг, звенящим от восторженного напряжения голосом, нарек имена всем трем кораблям, затем их спустили на воду, жрец Навио, бога пространства и покровителя путешественников, прочитал молитву, на кораблях подняли медово-желтые флаги, положенные по обычаю для первого плаванья, чтобы Навио, увидев свои цвета, явил милость путникам. Капитаны первый раз отдали приказы, и якорные цепи неторопливо поползли вверх. Три корабля, подставив залитые солнцем паруса ветру, медленно отдалялись от причала. Квейг, затаив дыхание, смотрел им вслед, торопливые удары сердца гулко отдавались в ушах. О, как бы он хотел быть сейчас там, у штурвала одного из этих кораблей! Но герцог знал — если он хотя бы раз выйдет на новой каравелле в море, то уже не сможет сдержаться, и, забыв обо всем, отправится в путешествие. Лучше бежать от соблазна, он давно уже не мальчишка. И все же, Ивенна права — за право уплыть с ними он отдал бы душу, да вот беда, некому было продать столь деликатный товар. Аред вот уже пять тысяч лет как в огненной ловушке солнца, а больше никто из небожителей не проявлял интереса к "задушевным" сделкам. Каравеллы уходили все дальше и дальше, скоро пропали из виду, народ начал расходиться. Корабли должны были провести в море несколько недель, чтобы проверить, все ли в порядке, готовы ли они к многомесячному плаванью, а потом, после возвращения, еще две недели на загрузку, и капитан Трис уведет маленькую флотилию, а он, Квейг, останется ждать на берегу. Как же он ненавидел ожидание! Хорошо еще, никто, кроме Ивенны и непосредственных участников затеи, не подозревает о безумных планах герцога. Квейг понимал — узнай Тейвор о его затее, и каравеллы прикуют в порту, а если станет известно о компасах, внесенных в перечень запрещенных механизмов еще сто лет назад... Вот когда корабли уйдут, он выдержит любую бурю, дым в трубу назад не загонишь, а пока что нужно молчать и ждать.
А месяц спустя, когда весенняя свежесть уже уступила место летнему жару, капитан Трис в последний раз перед отплытием разговаривал с герцогом:
— Может, все-таки с нами, м'лорд?
— Нет, Трис, не могу, — Квейг сумел ответить сразу же, без мучительной запинки. Он склонился над картой, еще раз проверяя примерный маршрут флотилии. — Не могу, — повторил он.
Капитан тоже наклонился к карте — путь до Лунных Островов был известен, хотя корабли империи не плавали туда вот уже двести лет:
— Надеюсь, полуэльфы будут любезнее своих родичей.
Квейг хмыкнул:
— Это последняя известная точка на наших картах, вам будет нужна вода и провиант. Раньше они были гостеприимны, что сейчас — одни боги знают. Но больше там воды взять негде.
Все это они обсуждали уже десятки раз, прокладывая путь. Эльфы с давних времен недолюбливали море, они редко плавали, предпочитали путешествовать с сухопутными караванами. Полуэльфы, населявшие Лунные Острова, сохранили это недоверие к морским волнам, их хватило на одно плаванье, но с тех самых пор они безвылазно сидели на своих островах, ни с кем не торгуя и не появляясь на материке. Однако случайно заплывших путешественников они встречали с миром. Ни Трис, ни Квейг не бывали на Лунных Островах, но надеялись, что нрав гостеприимных хозяев не изменился.
— Да, последняя. А оттуда — по вашей карте, пока не уткнемся носом в берег.
Герцог улыбнулся — "пока", а не "если". За эту непоколебимую уверенность в успехе он и выбрал капитана Триса для своей затеи. Если кто и доведет корабли до неведомых земель — то это он.
— Привезете мне пару горстей того берега, капитан.
Трис ухмыльнулся:
— Сколько влезет в трюм, все будет ваше. Оно вообще все будет ваше, м'лорд — и земля, и все, что в ней.
Квейг пожал плечами:
— Рога неубитого оленя.
По закону подданный империи, основывающий поселение на свободных землях, получал эти земли в наследственное владение, при условии, что объявлял их собственностью короны. Об этом Квейг и не думал — ему вполне хватало Квэ-Эро, но, согласно букве закона, все, что откроет капитан Трис в этом путешествии, будет принадлежать герцогу Квэ-Эро. Ну что ж, в случае успеха он преподнесет наместнице воистину королевский подарок.
* * *
Наместница не привыкла, чтобы дверь ее кабинета открывали с размаху, даже не постучав. Она вообще не привыкла, чтобы в ее кабинет входили без доклада. Вне всякого сомнения, граф Тейвор был осведомлен об этой особенности, но счел для себя возможным пренебречь правилами. Энрисса глубоко вздохнула и заставила себя сдержаться, отметив, что надо будет сегодня же выставить охрану перед дверью кабинета, раз уж господин военачальник решил, что правила существуют для простых смертных.
— Ваше величество, — выкрикнул он еще с порога, — это государственная измена!
— Врываться в мой кабинет? — Переспросила наместница, — Вы слишком самокритичны, это всего лишь невоспитанность.
— Да нет же! Я о кораблях!
— Каких кораблях? — В голосе наместницы появились заинтересованные нотки.
— Каравеллы, ваше величество! Три парусника!
— Парусники? А что с ними случилось? Вы же строили галеры. Ах да, припоминаю, три парусника по каким-то новым чертежам. Но их, кажется, строил герцог Квэ-Эро?
— На средства военного ведомства!
— И в чем тут государственная измена?
— Корабли уплыли!
— Куда?
— В никуда! — В отчаянии выкрикнул военачальник. — Герцог отправил эти корабли на поиски новых земель! Я только сегодня получил сообщение, они отплыли месяц назад, теперь уже их и не вернуть!
— Если я вас правильно поняла, вы обвиняете герцога Квэ-Эро в государственной измене?
— Он украл корабли!
— Он их перепродал врагам империи?
— Нет, но...