Ванр умел читать между строк:
— Хороший совет, герцог. Возможно, я так и сделаю, — но, произнося вежливую фразу, он подумал, что в предложении Квейга выметаться отсюда поскорее есть определенный смысл.
Ванр уже убедился, что книги в замке нет и никто, даже библиотекарь, не знает, куда она подевалась, мальчишку он отправил в столицу, и если тот не доедет — это уже не вина Ванра, а опеку все равно кому-нибудь передадут. Вряд ли герцогу Квэ-Эро, пусть тот предъявит хоть дюжину завещаний, но уж точно не Ванру Пасуашу. Так зачем ему тут сидеть, ожидая незнамо чего? В столице он принесет наместнице больше пользы. За время вынужденного изгнания Ванр уже успел подзабыть, как стремился оказаться подальше от Энриссы, зато хорошо помнил, что влияние придворного напрямую зависит от того, сколько времени он проводит при дворе.
Квейг преувеличенно вежливо пожелал господину Пасуашу доброй ночи и вышел из кабинета. Нужно было переговорить с управляющим и с капитаном стражи. Герцог хотел понять, что здесь произошло. С капитаном он успел перекинуться парой слов, пока шел в кабинет, но этого было недостаточно. Все, что Квейг успел узнать — Иннуон и Соэнна убиты, и убийцу не нашли. Говорить о расследовании с Ванром было бесполезно — Квейг заранее знал, что ему ответит чиновник: принимаем все меры, обязательно найдем мерзавца. А герцогу нужна была правда, пускай и самая горькая. И все же, он молился про себя всем Семерым сразу, чтобы Ивенна ошиблась хотя бы в этом... Иннуон мертв, но пусть окажется, что наместница тут не при чем.
LXXX
Квейгу казалось, что за последние недели он прирос к седлу. Короткие остановки ничего не меняли — даже во сне он чувствовал запах лошадиного пота. А теперь пришлось скакать так быстро, как только позволяла размокшая дорога. Грязь летела из-под копыт, липким слоем оседала на волосах и одежде, грязной жижей стекала на губы, залепляла глаза. Он все время щурился, пытаясь высмотреть на дороге всадников — мужчина на лошади, и мальчик на маленькой местной лошадке. Они не могли отъехать слишком далеко — Квейг отстал от них всего на один день, а с маленьким ребенком волей неволей будешь продвигаться вперед медленно. И свернуть с дороги некуда — в Солеру ехать нет смысла, порт уже закрыт на зиму. Но он скакал вперед с самого утра, выехал на рассвете, а до сих пор не нагнал Леара и его сопровождающего. Они словно в воздухе растворились. Короткий осенний день перешел в длинный осенний вечер, нужно было остановиться на ночлег, заодно и расспросить, не проезжал ли здесь маленький герцог. Беда в том, что Квейг плохо знал здешние места — он охотился тут с Иннуоном, но это было восемь лет назад... Герцог свернул с дороги в лес, смутно припоминая, что где-то здесь был лесной хутор. Или не здесь... тогда придется возвращаться назад. Но конь, верхним чутьем, вроде бы выбрался на узкую тропинку, незаметную под слоем перегнившей листвы, покрытой липкой грязью. Хлипкий домик прятался за деревьями, вплотную вокруг стен — высокий забор, нет места даже для огорода, не иначе как хозяева живут охотой. В отличие от других провинций, лорды Аэллин никогда не запрещали подданным охотиться в своих лесах. Взамен охотники честно платили установленную десятину и не трогали молодняк. Квейг тут был согласен с Иннуоном — считал, что лес ничем не отличается от моря, а никому в голову не приходило запрещать рыбакам ловить рыбу, так почему охотники не могут охотиться?
Он спешился возле калитки, громко крикнул:
— Эй, хозяин!
Хозяин не торопился. Сначала медленно скрипнула дверь, на пороге показался здоровенный мужик, ему пришлось наклониться, чтобы пройти в проем. Выйдя на крыльцо, он выпрямился, поднял повыше фонарь, прищурился, разглядывая путника. По одежде было сразу и не сказать, кто таков — обычный дорожный костюм, но конь, даже покрытый грязью как второй шкурой, говорил сам за себя — такого красавца мог себе позволить только очень богатый человек, но богатый не обязательно значит знатный, и хозяин, после длительного раздумья, отразившегося на его лице, остановился на неопределенном обращении:
— Проходите уж, ваша милость, раз постучались. Там сарайчик слева — лошадь оставьте. А то у нас волки.
Толкнув дверь в сарай, Квейг понял, что гонка завершилась. Прямо у входа стояла маленькая лошадка, покрытая серебристо-голубой попоной, рядом с ней — вороной жеребец. Иннуон писал другу, что закупил партию таких в Вонварде, в быстроте они уступали кавднийцам, зато лучше выдерживали холод и не требовали таких хлопот. Иннуону пришлось раскошелиться, но теперь его дружинники внушительно смотрелись на красавцах-жеребцах, а воин на косматой кобылке вызывал только смех. Иннуон не терпел, когда над ним смеются, не мог допустить и чтобы смеялись над его людьми. Квейг потрепал по шее лошадку и предусмотрительно привязал своего коня подальше от мохнатой дамы. Хорошо бы почистить уставшего жеребца, но не сейчас, пусть грязь подсохнет, утром вычистит, перед отъездом. Сейчас Квейг больше всего хотел рухнуть хотя бы и на охапку сена, и как следует выспаться, но вместо этого ему предстоял долгий разговор с охранником, потому что путешествие Леара в Сурем заканчивалось на этом хуторе. Дальше мальчик поедет с Квейгом, хотя герцог еще и не решил, куда.
В печи полыхал огонь — хозяин не пожалел дров, в первый миг даже перехватывало дыхание от жаркого воздуха, пахнущего сухими травами. Квейг вошел в единственную в домике комнату и огляделся по сторонам. Похоже, он ошибся — хозяин хутора был травником, а не охотником — повсюду на стенах висели сухие пучки разных трав. За широким необструганным столом сидел, облокотившись, охранник, погрузившийся в полудрему над дымящейся кружкой. Мальчик спал на широком топчане, укрытый плащом, только черноволосая макушка видна. Герцог прошел к столу, сел напротив охранника, хозяин поставил перед ним глиняную кружку с горячим травяным отваром и отошел в дальнюю половину комнаты, где стоял еще один топчан. Дальнейшую заботу о незваных гостях он предоставил им самим, Квейга это вполне устраивало. Он отхлебнул из своей кружки, пока что "не замечая", как дремлющий охранник разглядывает его из-под опущенных ресниц. Герцог сделал еще глоток, встряхнулся, понимая, что еще чуть-чуть — и уснет прямо здесь, за столом и негромко, чтобы не разбудить мальчика, обратился к охраннику:
— Ты Дойл Парти, не так ли?
— Я, ваше сиятельство.
Квейг нахмурился — в такой грязи его бы родная мать узнала с трудом, а этого человека он видел первый раз в жизни.
— Я вас при дворе видел, ваше сиятельство, когда в гвардии служил, — не дожидаясь вопроса пояснил Дойл.
Квейг нахмурился еще сильнее: что этот парень делал при дворе? Уроженцы Суэрсена редко покидали родные места, предпочитая служить своему герцогу. А уж поступить в гвардию наместницы — о таком Квейг и вовсе не слышал. А ведь парень — племянник капитана стражи, дядя ему полностью доверяет, потому и согласился отправить маленького герцога под его охраной. Что-то здесь не складывалось...
— И давно ты здесь?
— Да около года.
— И что ж так?
Дойл собрался было в очередной раз изложить уже выученную наизусть историю: ушел из родного дома счастье искать, служил в гвардии, но суэрсенцу там выше простого стражника не подняться, а потом граф Тейвор военачальником стал, превратил гвардейцев в клоунов площадных, вот тогда Дойл и вернулся домой, к дяде под крыло. Тот поругал, да простил — все ж таки родная кровь. Но под внимательным взглядом герцога Квэ-Эро Дойл задумался — а стоит ли? Собственно говоря, в этих раздумьях он пребывал всю дорогу. Вот привезет он мальчика в Сурем, сдаст наместнице — а дальше что? Не зря ведь господин Пасуаш именно Дойла выбрал в сопровождающие, опасного свидетеля из замка убрать решил. Кому бедный Дойл Парти будет нужен в столице, теперь, когда герцог Суэрсен мертв? Он ведь единственный знает, что на самом деле приказала наместница. Нет, не единственный. Еще есть убийца. Тот, кто исполнил приказ. Ему не доверяли с самого начала, использовали втемную, а теперь... Теперь его просто убьют. Это если он отвезет мальчика в столицу. А если не отвезет? У герцога Квэ-Эро могут быть другие планы, не драться же с ним! И, самое главное, эта мысль не оставляла Дойла все последние дни — что будет с мальчиком в столице? Ведь он последний в роду, последний герцог Аэллин. Одно дело согласиться убить взрослого человека, даже не убить, казнить по приказу наместницы, ведь герцог Иннуон был на грани бунта, а совсем другое — отвезти на смерть пятилетнего ребенка, которого присягал защищать, предкам которого столетия служили твои предки, задолго до того, как империя пришла на эти земли. Квейг терпеливо ждал ответа — спешить было некуда, ночь длинная. Охранник неуверенно посмотрел на герцога:
— Это все трудно очень рассказать, ваше сиятельство. Я, по большому счету, ничего не сделал плохого, а буду виноват во всем.
Квейг понял невысказанный намек:
— Я не наказываю людей за то, в чем они не виноваты.
— Обещайте мне защиту, ваше сиятельство.
— После того, как я услышу всю историю, а не перед тем, как.
Дойл вздохнул — придется довериться репутации герцога Квэ-Эро, говорят, он мягок для владетельного лорда, пожалуй, даже слишком мягок. Дойл ведь никого не убил, хоть и собирался. И приказ есть приказ, все жители империи прежде всего вассалы наместницы, а уж потом — своих лордов. И все же чувство вины грызло душу Дойла, он хотел рассказать хоть кому-нибудь всю правду, рассказать, и услышать в ответ, что ни в чем не виноват. Если бы не спешка — он оправился бы в храм, облегчил душу перед жрецом Келиана, ведь грех предательства еще страшнее греха смертоубийства, все знают, что предателю не изведать спокойного посмертия. Но вместо жреца перед ним сидел герцог Квэ-Эро, вовсе не обязанный выслушивать чужие покаяния. Дойл глубоко вдохнул и начал свой рассказ с самого начала, как его вызвал к себе в кабинет секретарь наместницы.
По мере продолжения рассказа Квейг мрачнел все сильнее и сильнее. Слова Ивенны оборачивались горькой правдой. Он сцепил под столом пальцы в замок, до боли в суставах, борясь с желанием приказать Дойлу замолчать, замолчать немедленно, он не хотел этого слышать, не хотел знать. Он как наяву видел перед собой лицо Энриссы, легкую усмешку на ее губах, выбившийся из пряди золотой волос на белоснежном лбу, слышал ее смех, чувствовал прохладу ее ладони на своем плече во время танца. Она не могла поступить так, не могла... но охранник, опустив голову, торопливо выплевывал слова, сглатывая окончания. Ему было страшно и стыдно... Квейгу же казалось, что воздух в одночасье перестал подходить для дыхания. Наконец, эта пытка закончилась, Дойл замолчал и теперь настороженно всматривался в лицо Квейга, ожидая его решения. Герцог собрался с мыслями, сейчас нет времени на сожаления:
— Все понятно, Дойл. Я уже сказал, что не наказываю за то, в чем человек не виноват. Со своей совестью будешь разбираться сам, а преступления ты не совершил. Не успел, — безжалостно добавил Квейг.
— Вы дадите мне защиту?
— Нет. Ты уже присягнул своему лорду. Ему и служи.
— Но ведь это же ребенок! Ему самому защита нужна!
— Верно. Вот и защищай его, пока он мал. А потом уже он будет защищать тебя. Так всегда было между лордом и его вассалами.
— А наместница?
— Наместница не станет разыскивать тебя по всей империи. А в Суреме ни тебе, ни ему делать нечего.
— Но мы не можем вернуться, там господин Пасуаш.
— И там вас будут искать в первую очередь, — Квейг вздохнул — он понимал, что в Квэ-Эро мальчика станут искать во вторую.
Кроме того, он не хотел тратить время на возвращение. Нужно сразу ехать в столицу и там, на месте, любой ценой заполучить право опеки. После того, что он узнал, Квейг уже не мог позволить, чтобы Леар хоть день провел в Суреме. Этот день может стать для мальчика последним. Айн — еще дальше, чем Квэ-Эро, и зная старого графа, Квейг сомневался, что тот согласится позаботиться о внуке против воли наместницы. Других влиятельных родственников у Леара нет. Квейг быстро перебрал в уме своих замужних сестер — но нет, это тоже не выход. Он не хотел втягивать их в неприятности, да и потом — замужняя женщина принадлежит мужу, а не брату. Против воли своих мужей они пойти не смогут, даже если пожелают помочь Квейгу. Оставалось только одно...
— Мы едем в Инхор, Дойл. Надеюсь, перевалы еще открыты.
Охранник улыбнулся во всю ширь — он не воевал под началом генерала Айрэ, но знал, что в империи нет человека честнее. Там маленький герцог точно будет в безопасности, ну и его единственный охранник — заодно.
— Как скажете, ваше сиятельство. Еще можно проехать, контрабандисты даже в разгар зимы ходят, надо только тропинки знать. А я знаю, я тут вырос.
Квейг кивнул, встал из-за стола, кинул плащ в угол — топчанов больше не было, ну, да и Аред с ними... он слишком устал. А в ушах по-прежнему звенел ее смех, и даже во сне он видел все то же усмехающееся лицо.
LXXXI
Дорога оказалась трудной. Если летом Квейг перебрался бы в Инхор за несколько дней, то поздней осенью, капризно переходящей в зиму, да еще и с маленьким ребенком на это ушла неделя. Лошадку пришлось оставить на хуторе, и Леар с первого же дня пути невзлюбил свалившегося на голову родственника. Рядом с охранником он чувствовал себя взрослым, настоящим герцогом, пусть и пятилетним, впервые в жизни вырвавшимся из-под женской опеки. Пускай эта независимость была лишь видимостью — мальчик пока еще не мог заглянуть поверх почтительного уважения охранника и понять, что по сути дела он беззащитный пленник. Теперь же он снова стал маленьким Леаром, за которого все решают другие, у него даже лошадь отобрали, мужчины по очереди брали его к себе на седло, мохнатая лошадка по шею бы провалилась в снег на горном перевале. А еще он злился, что не попадет в Сурем, не увидит дворцовую башню, этот толстяк из столицы рассказывал, что там книг больше, чем чисел, поэтому даже Хранитель не может точно сказать, сколько томов находится в библиотеке. Сам Леар умел считать до тысячи, и с трудом представлял, что этого огромного числа может не хватить, чтобы сосчитать что угодно. Но вместо столицы они тащились по горам, мерзли, мокли под снегом и, что самое обидное — никто не обращал на мальчика внимания. Его кормили, на коротких привалах отпаивали горячим питьем, заботливо кутали в плащ, но ни Дойлу, ни герцогу Квэ-Эро не пришло в голову объяснить Леару, что происходит. Дойл с радостью переложил ответственность на лорда, а Квейг слишком глубоко погрузился в мрачные раздумья, чтобы разговаривать сейчас с племянником. Да и как объяснишь пятилетнему ребенку, что его брата и родителей убили, а теперь собираются убить его самого? Со своими сыновьями Квейгу никогда не приходилось говорить о таких делах, он просто не знал, с чего начать, да и нужно ли мальчику знать всю правду? Да и в чем она, эта правда? Энрисса действительно собиралась убрать Иннуона, как ни больно в это поверить... но ведь нет никаких доказательств, что она это сделала. Неудавшийся исполнитель ее королевской воли едет на лошади впереди Квейга, расчищает дорогу, и никого он не убивал. Но кому еще могло понадобиться зарезать герцога Суэрсен в его собственной постели? У Инноуна и настоящих врагов-то не было, так, недоброжелатели. Слишком уж замкнуто он жил, вернувшись с войны, а своенравие еще не повод для убийства. И родичам от его смерти никакой выгоды. Наследник — все равно Леар. Или кто-то рассчитывал получить опеку? Но зачем? Иннуон и так не обижал многочисленную родню, не столько из родственных чувств, сколько исполняя долг лорда по отношению к вассалам.
