Рукопашный бой это совсем другое. Уже не вспомню, сколько их у меня-то и было. В рукопашном бою, ты мне поверь, никаких подробностей запомнить не можешь. Все воспринимаешь как в тумане. Удары наносишь на полном автомате, куда-то бьешь, стреляешь, рубишь лопаткой или колешь штык-ножом. После него и не помнишь-то ничего. Так одни сполохи или размытые кусочки.
Но свой первый бой я запомнил. После Белостока мы в рейд по немецким тылам ушли. Батальон поротно действовал. Между собой подразделения по радио связывались. Взводы роты на автодорогу ходили — засады на немецкие колонны устраивали. Наше отделение вроде как комендантским было. При охране радиостанции и радистов находились, потому в операциях не участвовали. Остальные ребята воевали, гитлеровцев били, а мы их даже издалека не видели. Только трупы. Обидно было, но задание у нас было ответственное — без связи как без рук, потому и не возмущались.
Всегда в движении были. Больше нескольких суток на одном месте не оставались. 'Волка ноги кормят' — вот наш основной девиз был. Но ведь, сколько не бегай, все равно отдыхать когда-то надо. Лес нам надежной опорой был. Скрывал от погони и давал возможность отдохнуть в укромном месте. Проводник несколько стоянок показал, которыми мы и пользовались, когда по лесам мотались. Главное в них было наличие питьевой воды и безопасность.
Вот на подходе к одной из таких стоянок мы и влипли. Тут сразу пояснить надо. Немцы за нами охоту открыли. Слишком уж мы им мешали. Егеря как ищейки за нами, так и шныряли. Потому постоянно в опаске надо было находиться. Ну, так вот.
Представь. Ранее утро. Лес. Густой туман. Видимость не более нескольких метров. Рота идет 'на ощупь'. Я в головном дозоре шел. Дорога знакомая. Несколько раз по ней ходил. Ориентиры, какие не какие помнил и по ним ориентировался. Уже было слышно журчание воды в ручье, что рядом со стоянкой протекал. Хоть и знакомая дорога и вроде как опасаться нечего, тихо вокруг, но скрытность и тишину соблюдали. Да так, что ни одна веточка под ногами не хрустнула.
Вдруг в тумане, прямо передо мною, на тропке, рядом с большим кустом показались очертания фигуры человека. Немецкая каска, накидка, винтовка в руках, стволом вниз. Мы в такой же одежде и с таким же вооружением ходили. Но у этого человека рюкзака на спине не было. Мы-то все свое с собой носили, а тут человек и непонятно кто это. Секунда, другая у меня всего на принятие решения было. Не могло тут наших парней быть. Мы своих раненых на одном из заброшенных хуторов оставили, а ребята с дороги должны были только на следующий день прийти. Потому и решил я, что это немцы из ягдкоманды. Вскидываю автомат, даю короткую очередь на пару патронов. В голову. Разлетается с противным таким хрустом. Брызги крови. Тело падает. Я сразу в сторону откатился. Напарник мой в противоположенную сторону упал. Ждем. На несколько секунд тишина, а потом туман разрывает криками и командами на немецком языке. И тут же огонь по тому месту, где я до этого был. Пули так и застучали по стволам деревьев. Засада! Не ошибся я, вовремя сообразил, что к чему! Огонь по нам вели пара пулеметов и с десяток винтовок.
Рота, услышав выстрелы, тут же заняла оборону. Ротный ко мне с группой бойцов приблизился. Я ему пояснил и показал где немцы. Оценив обстановку лейтенант говорит нам с напарником:
— Вот что ребята, надо немцев на себя отвлечь. Чтобы мы могли перегруппироваться и нанести удар на прорыв. Сможете это сделать?
Что тут в ответ скажешь. Напарник мой — Витька раненым оказался. Достала его пуля. В бок. Потому решил я сам в одиночку действовать. Все равно кому-то это делать надо. Рюкзак свой я напарнику оставил. Глядишь, пригодится еще кому.
Две гранаты вперед по тропе бросил. По телу, словно электричество пробежало. Нет больше мне пути назад. Прыгаю в туман. Около убитого мной немца стоит другой, пригнувшись и держась за бок. Винтовка рядом валяется. С ходу, я ему в лицо прикладом автомата заехал. Выхватываю 'саперку' — и по шее. Падает, держась руками за рассеченную шею. Из нее фонтаном кровь.
Тут справа движение. Фигура в немецкой форме. В руках лопатка. Лица не вижу. Сплошная кровавая маска. Ногой, как учили, резко ударил в колено. Хруст. Он упал. Вновь рассекающий удар 'саперкой' по шее. Вдруг тело пронзила тупая боль. Поворачиваюсь. Передо мной еще один 'фриц'. Он ударил ножом и попал мне в левую руку. И вновь удар наносить собирается. Я автоматически перехватил рукой. Лезвие прошло через ладонь. Недоумение. Вырываю руку и сближаюсь. Резко. Бросок и добиваю ногой в голову. Тут темнота от боли меня достала. Упал на землю. Видно сознание потерял. Открываю глаза. Лежу на спине. На мне немец — хрипит, душит меня руками. Я тоже захрипел, дышать нечем. Голова болит. По лицу стекает кровь. Языком чувствую ее солоноватый вкус. Пытаюсь вырваться, но никак. Прижал меня немец. Чувствую, начинаю вновь терять сознание. Вся жизнь передомной прошла. Детство. Родные. Знакомые. Полина, с которой я до армии встречался. И такая меня обида захватила, что не знаю, как так получилось, но я умудрился повернуться и укусить фрица за руку. Он взвыл и ослабил хват. Это меня и спасло. Приподнимаюсь и головой ему в лицо. Взвыл он еще больше. Я этим воспользовался и сбросил немца с себя. Откуда только силы взялись. Хватаю с земли какую-то палку и бью его по голове. Попал в висок. У него из образовавшейся раны течет густая кровь с белыми комками. И тут я понимаю, что вокруг стоит Тишина. ТИШИНА!!!! Понимаешь ТИШИНА!!!! А ведь до этого стрельба шла. Я же слышал!
По телу дрожь шла. Сердце в груди стучало так громко, что я испугался, как бы оно своим стуком ТИШИНУ не нарушило.
Тут из тумана появляются наши. Резко так. Даже Витька с нашими двумя рюкзаками. Все. Бой закончен нашей победой. Мой первый рукопашный бой. Немцев всего полтора десятка было из ягдкоманды. Об этом медик пока перевязывал мои раны, успел сообщить Виктор. Наши ребята смогли ее накрыть и даже несколько человек захватить в плен и допросить. Ее специально бросили на наши поиски и им очень нужен был 'язык'. Потому они и хотели взять меня в плен, раз уж я сам к ним в руки 'попросился'. Вот только лейтенант меня сильно ругал за то, что я не стал стрелять, а дрался одними руками.
Раны мои оказались не сильно опасными, но, тем не менее, требовался отдых и лечение. Наши почти все были живы, но раненых оказалось на удивление много. Немецкие пулеметчики отбивались до последнего.
Туман спал. Ручей игриво журчал и гнал свои воды к большой реке. Солнце прорвалось через ветви сосны и заливало небольшую полянку, где медик развернул свой полевой пункт и перевязывал еще несколько бойцов. На фоне этого пейзажа валялись тела гитлеровцев. Все что нам могло пригодиться, с них уже сняли, а сами тела заминировали. Только сейчас я увидел их лица. Обычные люди. Такие же, как и все мы. Но для меня это были враги, которых следовало уничтожать, что я и сделал...
Вот такой у меня был первый бой. Пятерых на мой счет в тот день записали. А в качестве памятки о том медаль 'За Отвагу' на костюме висит...
Глава
Из показаний бывшего военнопленного 316 шталага (г.Белосток) Арсеньева А.И. (Альт.История)
И вновь разверзлась преисподняя! И дыбом вскинулась земля...
В четвёртый раз уже сегодня пойдут в атаку егеря.
И каждый раз — по расписанью: свирепый кучный артналёт,
и вслед за ним без опозданья пехота в полный рост встаёт.
И, не ложась, на пригибаясь, идут, стреляя на ходу.
Неотвратимо надвигаясь на ту опять незримую черту,
с которой — или — или: или — мы вновь отбросим егерей,
не сдюжим — братскою могилой нам станут ровики траншей...
Опала взрытая земля. Идут на нас опять в атаку егеря
....Как из лагеря в Белостоке нас десантники-чекисты освободили, попал я в сводный стрелковый полк. Формировали его из бывших военнопленных, тех, кто оружие в руках держать мог. Собрали нас таких тысячи под две, свели в три батальона. Командирами рот чекисты были. Нормальные такие, повоевавшие, грамотные. Политруки тоже оттуда. Вооружение дали трофейное, что у немцев в Белостоке нашлось. Мне винтовка 'мосинка' досталась, да патронов чуток. С формой тоже не все хорошо было — что у немцев на складах было то и одели. Главное помыться в бане успели, а то вши лагерные уже заели. Немцы то весь день над городом летали и не давали спокойного житья. Все бомбами швырялись. Городу сильно досталось. Мы-то на окраине находились, потому нам практически и не досталось, а вот местным, особенно в гетто, тяжко было. Говорили, что гетто почти все сгорело под бомбами.
Вечером того же дня командиры повели нас в леса, так как ждали атаки гитлеровцев.
Переночевали, а утром из-за облаков вынырнули 5 'Юнкерсов' и давай бомбить. Точно так, в самое 'яблочко'. Больше всех первому батальону досталось. Осталось в живых всего несколько десятков человек. Они, видишь ли, в нарушение приказа, костры жгли. Вот и выдали врагу свое местоположение.
Мы от первого батальона недалеко были. Видели, как все происходило. У нас всего только троих и ранило. Случайными осколками. Одно хорошо, оружие и боеприпасы, что от первого батальона уцелели, нам в довольствие перешло.
Погибших похоронили и дальше в путь. Лесами к Гродно. Шли колоннами. Побатальонно. С разрывами. Немецкие самолеты проходили высоко и нас не замечали. Да и мы старались не отсвечивать. Под ветвями прятались. В боях не участвовали. Остальные подразделения в боях постоянно бывали, а нас командование берегло. Дало время в себя после лагеря прийти.
Помню, речку одну форсировали. Вроде, как и не широкая такая была. Мостик плохонький. Шаткий. Командиры торопили, кричали: 'Быстрей! Быстрей!'. На противоположенный берег выскакиваем, а там трупов немеренно. И наших и немецких. Немецких больше. Штурмовики по полю бродят, оружие и боеприпасы отыскивают, пулеметы в небо настраивают. А нас, командиры, дальше гонят, ни на секунду останавливаться не разрешали. И правильно делали. Мы только под сень деревьев ушли, налетели 'вороны', и давай берег и мост бомбами заваливать. Видел я как наши парни один 'Юнкерс' завалили.
Вскоре встали мы на постой в глубокой балке, заросшей лесом. Палатки растянули. Тихо так было. Птицы щебечут. Словно и нет войны. День стоим, второй. Мы себя в порядок привели, искупались, одежку подлатали. Гляжу, собрали командиров. Ротный прибежал и ставит нам задачу: занять оборону в трех километрах от лагеря и удерживать на нем немцев. Нам собраться, только подпоясаться. Выдвинулись. Вышли к краю леса. Перед нами пшеничное поле. Красивое такое. Опять команда — окопаться. Дело нужное. Саперы на поле мины выставили.
Ночью дождь пошел. Сильный такой. Утром, часа в четыре, ушла разведка. Вскоре вернулись связные от разведгрупп и доложили: обе группы — и головная, и боковая — встретились с передовыми частями противника и завязали бой. То-то с той стороны все громыхало и вспыхивало. Отсветы ложились на деревья и на наши лица. Мы друг на друга старались не смотреть. Знали, что тут умирать придется.
Не успели мы, как следует обдумать услышанное, как немцы начали бить шрапнелью, а потом появились их цепи. Идут, значит, по полю. Хлеба высокие. Только одни каски видны. Да мы немного выше их засели. Видим, как они двигаются. Подпустили поближе и дали прикурить. Много их на том поле осталось. Кто выжил, отступили. Опять артиллерией по нам ударили. Много раненых у нас от того огня было. Некоторые тут же и умирали. И снова атака пехотой. Ротный нас в контратаку поднял. За нами и остальные двинули. Сошлись мы с немцами на том поле в рукопашной. Те не выдержали, отошли. Злые мы были за свое сидение в лагере, никому пощады не давали, ни себе ни врагу. Многих наших положили. Но поле боя за нами было. Мы тогда километра на 2 вперед продвинулись. На другом краю поля остановились. Только зарылись в землю, установили пулеметы. Немцы вновь нас атаковали. С трудом, но отбились.
Начали перевязывать раненых и тут как грохнет. Черная стена взрывов высотой метров пятнадцать! И двигается, двигается в глубину нашей обороны. А за этим валом — опять пехота пошла. А за ними несколько танков с пехотой на броне. Танки то наши — 'тридцать четверки', с большими белыми крестами на башнях и лобовой броне.
Чудом удержались! 'Штурмовики' к нам с тыла подошли и противотанковыми 'фаустами' те танки подожгли, а потом и контратаковали. Немцы не выдержали и отступили. Ротного тяжело ранило в голову. От роты всего человек с полсотни осталось. Все лагерники. К вечеру пришел приказ отступить назад к лесу. Отступили, куда деваться. Там нам горячей еды дали, да боеприпасами снабдили. Тяжело с ними было. Вот трофейщики, пока мы геройствовали, и пособирали с убитых.
Утро немцы с артиллерийской канонады начали. Наши вчерашние позиции снарядами завалили. А потом танки пошли в атаку. Лезли напролом. Опять 'штурмовики' нас выручили. Ударили гранатометами. Да и мы не зевали. Только два танка повернули назад. Остальные горели в поле. Некоторые были подбиты уже на линии траншей.
Плохо только что патронов практически не осталось. Решил я их в подбитых бронемашинах пошукать. Пополз в поле. Подполз к танку. Гусеница сбита, башня развернута влево, люки открыты. В боку у танка пробоина. Насквозь. Танкист, молоденький, белобрысый мальчишка, лет восемнадцати у гусеницы лежал. Разворотило ему осколком всю голову. Остальных не было. Видно к своим сбежали. Пистолет я с того убитого снял и решил вовнутрь танка залезть. Только я встал на ноги, и полез на броню, как с немецкой стороны, начал бить пулемет. Пули защелкали по броне. Ну, да я внутрь успел проскочить. Нашлись и патроны, и снаряды, и даже пожрать чуток с бутылкой шнапса. Я не удержался, закусил мальца, с глотком шпапса.
Слышу снаружи, кто-то меня по имени зовет. Выглянул, а это мой знакомый Петька. Мы с ним в соседних бараках сидели. Он танкист, под Воронежем в плен попал. Спрашивает: — 'Ну как, есть что?'. Я ответил. Он ко мне вовнутрь залез. Сальца да шнапса трофейного еще попробовали. Посмотрел Петька танк и говорит, что он вполне боеспособный. Его в дело можно пустить. Ехать не получится, а вот пострелять точно можно. Развернули мы пушку на немецкие позиции. Тут немцы вновь в атаку пошли, ну а мы стали снаряды по врагу расстреливать. Неплохо дело пошло. Сорвали немцам атаку. Правда, по нам их артиллерия работать стала. У нас как раз снаряды закончились. Потому решили мы к своим выбираться. Забрали из танка патроны и пулемет. Только выползли, как Петьку осколком в ляшку ранило. Перевязал я его. Он ухватил меня за шею, я его так и потащил, на закорках.
Немец по нам очередь дал уже с опозданием, мы лежали на земле, так что пули выше прошли. Полежали мы немного, подождали, когда пулеметчик успокоится, положил я Петьку на плащ-палатку и потащил. Вынес я его и трофеи не бросил. Притащил в расположение своего взвода. Мы с ним на радостях бутылку и добили. Потом санитары его с собой в санбат забрали. А мне комбат орден пообещал. Наши геройства оказывается сам комбриг, комиссар Григорьев, видел и приказал подготовить представление к ордену.
