Вскоре начали организовываться службы и охрана гетто. У ворот дежурили патрули из местной украинской и еврейской полиции. В гетто образовались юдернат, пекарня, больница. Открылось несколько фабрик, где шили немцам одежду. Маме удалось туда устроиться швеей. Хоть и платили мало, но все-таки, какая-никакая работа, да и паек был.
В гетто еврейские власти вывешивали всевозможные распоряжения. Например, к такому-то числу нужна рабочая сила, прийти таким-то туда-то, тогда-то. Написано было по-польски и по-немецки. Немцы постоянно приказывали что-либо им поставлять: столько-то одеял, белья, потом еще что-то. Появлялись все новые и новые требования. Контрибуциями обкладывали гетто непрерывно. Все об этом говорили. Нам сдавать было нечего. Жить становилось все труднее. А тут еще дедушка умер перед самым Новым годом. Немецкому унтеру не понравились сапоги, что он сделал. За это он избил деда палкой. От побоев дед и умер.
Старательными помощниками фашистской охраны с первых же дней стали 'хальбдойче' — полунемцы и предатели из числа украинцев, русских, белорусов. Они были не менее, а порою и более жестокими палачами, чем сами гитлеровцы, — ведь известно, что предатель идет дальше врага.
Еврейская полиция была так же неприятна, как и украинская, стоявшая на воротах снаружи. Они были так же строги, так же жестоки. Говорили и на польском языке, и на еврейском. Еврейские полицаи ходили в шапочках с козырьком, в комбинезонах серого цвета. Никакого оружия у них не было, только дубинки. С полицией скандалов не видела. Ведь я значительную часть времени проводила вне гетто.
________________
1 блюдо из запеченного картофеля
Я не носила желтые латки ни на спине, ни на груди, вообще не носила. Это был мой личный протест против законов врага. Да и удобно было — ничем не отличаться от других жителей города. Поэтому часто вместе с остальными детьми выходила в город, чтобы найти еду. В городе я чувствовала себя спокойно, не боясь, что немцы меня остановят.
Выйти из гетто было легко, стоило только перебраться через забор или приподнять проволоку и пролезть под ней. Но это было, конечно, чревато последствиями. Украинские и еврейские полицейские делали обход вдоль проволоки не очень часто, но делали. Они могли обыскать любого когда угодно и кого угодно. Могли заставить полностью раздеться. Невзирая на пол и возраст.
Наше общение с местными жителями было ограниченным. Они избегали нас. Все общение сводилось к попыткам обменять какие-либо вещи на продукты или поделки, что делал дедушка. Раньше у нее было много друзей среди поляков, которые с началом войны и немецкой оккупацией от общения с ней отказались. Соня не винила их за это — каждый выживает сам по себе.
Весной прошлого года, попав под дождь, простыла. Ужасное было время. Лекарств не было, еды тоже. Совершенно изведенная голодом и болезнью, отправлялась к маме на работу. Я видела ее в косынке, всю в грязи и пыли, и едва сдерживалась, чтобы не сказать: 'Мамочка, я страшно хочу есть! Я погибаю, как мне хочется есть!'. Но мне стыдно было это сказать, ей неоткуда было взять еду,и я прятала голодные глаза. А она все понимала и говорила:— 'Ну что ты пришла? Я скоро вернусь, мы что-нибудь придумаем'. Вечером она приносила несколько кусочков хлеба, которые казались настоящим наслаждением.
Из-за болезни сильно похудела, и как только мне стало немного лучше, я снова была в городе, чтобы найти хоть немного еды. Когда в очередной раз перелазила забор, меня задержал патруль украинских полицейских. Они отвели меня к себе в контору. Где один из них стал моим первым мужчиной. Он потребовал, чтобы я теперь каждый день приходила к нему. Хорошо еще, что отпустили домой. Поговаривали, что несколько девушек,попав в руки полицаев, уже пропали без вести. О случившемся рассказывать маме я не стала. Зачем ее расстраивать — все равно рано или поздно это должно было произойти. Тем более я знала, что случившееся со мной не редкость. Минимум еще несколько моих знакомых женщин и подруг постоянно исполняли прихоти полицаев.
На следующий день она вновь пришла к воротам. Стефан уже ждал ее. Он снова использовал ее, потом дал 20 рублей и разрешил выйти в город. На полученные деньги она купила немного хлеба и поела.
Стефан чаще всего был с ней один. Он не был груб, не бил, не оскорблял, просто брал, как хотел, тяжело дыша. Часто говорил, что я похожа на его сестру. Всегда давал немного денег или продуктов. Однажды он с другом встретил ее в городе и потащил к себе домой, где они всю ночь пользовали, как только хотели. Зато накормили, так, как на давно уже не ела. А еще разрешили взять с собой остатки еды и отдали перепачканный грязью мешок с ненужными им вещами.
Мама все поняла без слов. Разбирая принесенные вещи, она увидела одно из платьев и расплакалась. Оказалось, что это платье ее подруги, которая несколько дней назад была отправлена в Германию. Поплакав она села перешивать платье для Сони. Не пропадать же добру! После того случая Соня стала встречаться уже с несколькими полицаями. Не было никаких чувств — даже омерзения. Нужно просто было выжить. Любым способом.
О сопротивлении она ничего не слышала. Пока однажды знакомый по школе мальчик не сказал по большому секрету, что он ходит на занятия по изучению оружия и предложил ей присоединиться к ним. Она согласилась. Так она познакомилась с ребятами из группы еврейской самообороны. Они учились пользоваться оружием — пистолетами, которое покупалось на рынке у поляков. Однажды руководитель их пятерки предложил ей изучать медицину, чтобы уметь перевязывать раненых. Соня согласилась. Меддело преподавала пожилая медсестра из больницы гетто. Она научила делать перевязки и ухаживать за больными.
Никто и никогда не спрашивал у Сони, что с ней делают полицаи. Хотя и догадывались. Ее не осуждали. Каждый выживает, как может. Она с остервенением училась, стараясь как можно лучше освоить урок. Девушке нравилось общаться с ребятами, тем более что там было столько отважных и веселых парней. Они научили ее новой песни принесенной из Вильно. Когда было трудно, Соня с удовольствием ее пела. Вот и сейчас она напела ее про себя:
Никогда не говори: 'Надежды нет',
Даже если тучи скрыли белый свет,
Знай, придёт наш час, мы вырвемся из тьмы,
Твердым шагом отчеканим: это мы.
От зеленых до покрытых снегом стран
Кровь горячая течет из наших ран.
Но везде, где капли крови упадут,
Гнев, и мужество, и сила прорастут.
Ясным солнцем озарится наш рассвет,
Где не будет ни врага, ни прошлых бед.
А погибнем, эту песню не допев
— Наши внуки пусть подхватят наш напев.
Нет, не птица в безмятежной вышине
Эту песню распевала при луне,
— Средь горящих стен, не сломленный судьбой,
Пел народ её, идя на смертный бой.
Никогда не говори: 'Надежды нет'.
Даже если тучи скрыли белый свет,
Но придет наш час, мы вырвемся из тьмы,
Твердым шагом отчеканим: это мы.1
За несколько недель до высадки русского десанта при очередной встрече Стефан предупредил Соню, что в гетто ожидается облава и ей лучше пересидеть некоторое время дома. Так они с мамой и сделала. Сообщив информацию ребятам из сопротивления.
Полицаи ворвались в гетто утром и сразу же начали погром. Погибло много людей, в том числе и из сопротивления. О том, что происходило в гетто Соня, узнала только через несколько дней, когда они с мамой вышли из 'малины' устроенной дедом под полом дома. В их доме стало немного просторнее.Одна из семей не найдя укрытия была схвачена и отправлена в Германию.
Когда пришли русские и в городе завязался бой, Соня, не задумываясь, приняла участие в восстании. Она вместе со своей боевой пятеркой и еще несколькими парнями атаковали охрану гетто. Удалось уничтожить пост на воротах, но захватить караульное помещение не получилось. Полицаи вели слишком сильный огонь. Укрывшись задомами, повстанцы продолжали перестрелку с полицаями, а Соня перевязала раненую руку Мойши.
Упавший от разрывов деревянный забор гетто дал возможность увидеть происходящее вокруг. Бой в городе все ширился, дрались на каждой улочке, за каждый дом. Русская пехота, заняв ряд ключевых точек давила сопротивление гитлеровцев в казармах. Совершенно случайно Соня увидела лежащий под досками забора окровавленный труп Стефана. Рядом с ним лежал пистолет. Сняв с трупа портупею и подобрав пистолет, девушка пошла в город. Рядом с рынком в одном из домов русские собирали своих раненых. Раненые не выпуская оружия, терпеливо ждали своей очереди на перевязку. Девушка стала им помогать. Полученных в гетто знаний хватило, чтобы грамотно обрабатывать раны. Это заметил врач, дал ей сумку с медикаментами и показал, кому надо помогать в первую очередь, а сам занялся эвакуацией раненых дальше на аэродром.
Поток раненых довольно быстро иссяк, русские стали выдвигаться из города, Соня обратилась к врачу с просьбой взять ее с собой, тот согласился. Так она стала санинструктором в Брестской штурмовой бригаде.
Мама осталась в Белостоке. Даже не ушла в лес. Она только сказала, чтобы Соня по возможности берегла себя и отдала ей на память бабушкину брошку — последнюю драгоценность семьи.
Уже в пуще с девушкой побеседовал лейтенант особого отдела с очень серьезными, внимательными и грустными глазами. Она ничего не ____________
1 ZOG NIT KEYNMOL (НИКОГДА НЕ ГОВОРИ) -Песня еврейских партизан Виленского гетто Слова: Гирш Глик Музыка: братья Покрасс 1943
скрывала от него. Рассказала, все как было. Ей поверили и доверили уход за ранеными. Соня попала во 2-ю егерскую роту. Вместе с ней в бригаде оказалось еще десяток девушек из гетто. Некоторых она знала по учебе в больнице. Когда отправляли раненых с партизанского аэродрома, лейтенант предложил им лететь с ними. Девушка отказалась и ни разу не пожалела ни о чем. Даже о том, что оказалась здесь в окружении, посреди болота. В роте рядом с девушкой всегда был кто-то из бойцов. Они помогали ей, чем могли — несли ее тяжеленный рюкзак с продуктами и медикаментами, давали больше еды, помогали с чисткой оружия и ни о чем никогда не просили. Соня платила им улыбками и песнями на стоянках, а еще учила немецкому языку.
Больше всего ей из бойцов нравился командир взвода егерей сержант Михайлов. Он, похожий на большого и доброго медведя, с легкостью носил свой тяжеленный рюкзак с боеприпасами и пулемет. С какой-то невероятной легкостью продвигался через лес. Николай никогда не унывал, всегда был весел и общителен. Даже в бою улыбался и старался ее приободрить, делился с ней пайком и учил стрелять из трофейного карабина, который ей и добыл у гитлеровцев вместо старой 'мосинки'. Когда немцы прижали бригаду к реке, Соня заменила у Николая убитого второго номера. Подавала коробки с патронами, набивала ленту. С тех пор она так и осталась с ним, лишь ненадолго оставляя его, чтобы перевязать очередного раненого. Вместе они отбивались против полицаев, вместе остались и здесь на болоте охранять и помогать раненым. Его постоянная улыбка сводила девушку с ума. Вот и сегодня, несмотря на то, что пришлось столько времени неподвижно лежать, он улыбается. Девушка ловила себя на мысли, что она по-настоящему влюбилась в этого медведя...
Наконец-то сгустились сумерки и можно хоть чуть — чуть подвигаться. Николай только головой покачал.
Ротный к ним подошел практически неслышно. Николай шепотом доложил обстановку, после чего лейтенант что-то ответил сержанту и тут же растворился среди кустарника.
Смена к ним так и не пришла. Через час, когда сумрак полностью покрыл берег, Николай дал команду на отход. Медленно, очень медленно они отползли со своих постов и скрылись в кустарнике. Лагерь был пуст. Не задерживаясь, Николай повел ее к берегу. Несколько десятков гнилушек закрепленных на торчащих из воды палках указывали путь по болоту. Своих они догнали уже на противоположенном берегу.
— Все, последние, — сказали в темноте, — давайте бегом за нами, по пути обсохните.
И они побежали... Их рейд по лесам и болотам до партизанского лагеря длился ровно семь дней. В пути от ран умерло еще восемь бойцов, но остальные с помощью партизан добрались до лагеря и были эвакуированы за линию фронта.
Глава
'Brest an dem Bug'1
Сведения, представленные сержантом и подпольем, довольно полно обрисовывали положение в городе и на аэродромах. Но я хотел увидеть своими глазами и оценить объекты атаки, на месте внести уточнения в план предстоящей операции. Именно поэтому из небытия возродился абверовский обер-лейтенант Отто фон Ланге и сопровождающая его группа. Вместе со мной в Брест выехала и штатная группа 'немцев' во главе с Дороховым.
Для начала посмотрели авиаплощадки. Практически все они оказались пустыми. Нет, конечно, на них присутствовали 'граждане неприятной наружности' в виде небольших групп представителей наземные службы и зенитчики Люфтваффе, саперов с автомобильной техникой. Вот только самолетов было раз, и обчелся. В основном на аэродромах стояли — единичные связные 'Аисты' или 'хенкели'. Я, откровенно говоря, рассчитывал на большее. Исключение составил лишь аэродром в Пинске, где народа и техники было побольше. Тут кроме 'Аистов' находились десяток 'мессеров' и примерно столько же бомбардировщиков разных типов.
Личный состав врага размещался в капитальных зданиях либо на самих аэродромах, либо в деревнях по соседству. Оборона строилась с упором на пулеметные гнезда в ДЗОТах и позициях зенитчиков. Каких-то изысков в инженерном оборудовании я не заметил. Обычные минные поля и колючка в один ряд. Сказать, что данные объекты нам будет сложно взять, точно нельзя.
На выезде из Пинска пристроившись к колонне грузовиков, мы быстро добрались до Бреста. На въездном КПП проблем не возникло. Жандарм мельком взглянул на документы и дал команду поднять шлагбаум. Проезжая часть дороги поддерживалась в хорошем состоянии. Все ямки были засыпаны красной кирпичной щебенкой. До того как выйти на объекты атаки, решили слегка покататься по городу.
Он почти не изменился. Все так же был зелен, тих и чист. Конечно, попадались выжженные места и разрушенные дома, но их было относительно мало. Большинство разрушений было в районе жд. станций и 'Граевки'2 — результат налета нашей авиации.
Заодно посмотрели на 229 жд. лагерь военнопленных, расположенный в нескольких бараках на 'Граевке', на т.н. 'болотке'3. Здесь по сведениям подполья содержалось до 500 чел. работавших на железной дороге. Пленные жили довольно свободно, на работу на Брест— ___________
1нем. 'Брест на Буге'
2'Граевская слободка' — район Бреста
3квартале между современными улицами Чехова, Кижеватова, Партизанской и Республиканской
Центральный и в веерное депо и здание мехмастерских на Фортечной1 ходили без конвоя, строем. В доме ? 66 по ул. Мещанской2 напротив лагеря жил его комендант. Посмотрели мы и на немецкие части, что были размещены тут по соседству.
В первую очередь меня интересовали объекты военного назначения — казармы, вокзалы, склады, заводы, мосты. Кроме того хотелось знать обстановку в городе, настроение жителей. Поэтому оставив машину на стоянке у вокзала, мы разделись. Дорохов со своими парнями пошел изучать обстановку на жд. путях и вокзалах3, а так же в 'Северном городке'. Я же направился в городские кварталы.
