Поверх этих чисто бабьих ништяков я водрузил два стальных ножа покрупнее того, который подарил главнюку в самом начале, один большой и один топорик — ага, уже другое дело, заинтересовались. Но реально глаза у них заблестели, когда сверху легли три стальных наконечника для копий и пять бронзовых для трезубцев. Заговорили, заспорили, отцу шмакодявки на кучу сокровищ указывают, уговаривают, тот ни в какую, молодец, а ведь вижу же, что тоже глаза блестят, но — держится. Хлопаю в ладоши, дабы внимание к себе снова привлечь и с подчёркнуто раздражённым видом выкладываю им сверху десять стальных рыболовных крючков и два десятка наконечников для стрел — типа, подавитесь же наконец, вымогатели грёбаные! Добрая половина мужиков с удвоенным пылом на отца шиакодявки насела, только двое ещё кое-как поддержать его пытались, но тут и главнюк к наседающим присоединился — типа, понимаю твоё горе, но подумай о коллективе. Уже до ругани у них доходит, главнюк на меня оглядывается с эдаким намёком на желательность добавки, но тут я уже упёрся — нехрен вас баловать, и так до хрена даю, или меняемся, или расходимся. Снова спорят, ругаются, но отец девчонки держится. Пожалуй, пора бы уже и дожимать их. Снова хлопаю в ладоши, подхожу к мужику, киваю ему — типа, всё понимаю и уважаю, молодец — и подаю знак нашим собирать выложенные ништяки обратно.
Нет, я-то, конечно, рассчитывал на этот трюк, но уж такого эффекта не ожидал. Главнюк пулей ко мне метнулся, умоляя подождать, он сейчас всё уладит. Ну, так и быть, уломал, подождём немного. Ох и ругался же он с мужиком! Ни бельмеса не понимаем, но по интонациям, да по жестикуляции смысл угадывается. Тот с трудом уже, но держится. Главнюк психанул, сплюнул под ноги, ко мне оборачивается — типа, потерпи ещё немного, и тут же выдёргивает из толпы девку постарше, уже на выданье явно, та в рёв, он на неё прикрикнул, за неё баба в возрасте вступилась, так он и на неё наорал и едва кулаком ей не заехал. А девку — хвать за руку, да ко мне подводит. Типа, да плюнь ты на упрямца и на пигалицу его мелкую, вот эту бери, от души отрываю — и видно по нему, что в натуре не рад. Млять, не иначе, как собственную дочурку мне предлагает! Молодой парень хотел возбухнуть, явно жених, так и главнюк на него наорал, и пара мужиков рядом с ним — ага, не ставь личных интересов выше интересов общества. И девка-то — ну, по нашим меркам не так хорошо сложена, как мамаша выбранной шмакодявки, но тоже приемлемо, вполне симпатична для малайки. Я оглядел её получше, изобразил даже интерес — типа, качество оценил, хреновым этот вариант не считаю, главнюку кивнул одобрительно, но всё-таки сделал отстраняющий жест ладонью — типа, и неплоха, и жертву твою понимаю и ценю, но — не надо. Киваю парню — типа, не бзди, не заберём твою невесту, и снова указываю на выбранную шмакодявку.
Во-первых, я ведь её по мамаше ейной оценивал, которая — старше и рожавшая — сложена лучше, чем вот эта молоденькая и не рожавшая. Во-вторых, мы в экспедиции, с нами матросня и солдатня, и со шмакодявкой, меньше мозолящей мужикам глаза, меньше и соответствующих проблем. В-третьих, на Капщине будет языком овладевать и в новом для неё социуме осваиваться, а не женихам потенциальным глазки строить. Успеет ещё до того, в смысле. Ну и в-четвёртых до кучи — абсолютно нехрен приучать дикарей канючить о пересмотре условий сделки. Поторговаться о цене при её заключении — это нормально, законов спроса и предложения никто не отменял, но сам товар подмене не подлежит. Что я заказал, то мне и потрудитесь завернуть, если цена устраивает. Сошлись же в цене? Вот и заверните мне то, что я сам выбрал из вашего каталога.
Омерзительная, конечно, была сцена, когда эта дикарская массовка уже почти в полном составе набросилась на родоков девчонки — не иначе, как взывая к их общинному патриотизму и требуя пожертвовать личными интересами ради общественных. Как всегда в подобных случаях, громче всех агитируют те, от кого личного примера хрен дождёшься. Главнюк-то свою взамен предложил, и не его вина, что я его жертву не принял, ну так он и наезжает сейчас на отца шмакодявки совсем не так, как прочие горлопаны. Правильно, сам в его шкуре побывал и понимает, каково это. Ведь ни одна же сволочь ни его примеру не последовала, ни даже честного жребия не предложила! Как убедились, что не им своим ребёнком жертвовать, так и заделались сразу же ярыми общественниками. Отчего бы и не побыть ярым патриотом общества за чужой-то счёт? И отвергнуть-то эту сделку тоже ни одна ведь сволочь не предлагает. Куда там! Мысленно они уже поделили всё, что можно поделить, да пристроили в общественное пользование то, чего поделить нельзя. Уже своё оно для них теперь, а кто же от своего откажется? Естественно, победило общество. Мать девчонки, сразу сгорбившуюся, две других бабы в хижину увели, отец сидит мрачный на корточках, копьё на колени опёрто, а руки — на его древко. И мне-то омерзительно видеть, как толпа вертится вокруг полученных от меня ништяков в ожидании их дележа — ага, по справедливости, а каково ему? Я кивнул ему — всё, типа, понимаю.
Главнюк ихний подвёл ко мне за руку зарёванную шмакодявку, но я указал ему на близящееся к закату солнце, затем на её отца — типа, сегодня поздно уже отплывать, а до отплытия пущай с родоками побудет. Им от этого вряд ли станет так уж сильно легче, но зато уж самой шмакодявке — наверняка. Что ж мы, не понимаем таких вещей? Кивнул и главнюк — тоже ведь всё прекрасно понял. Я забрал руку девчонки у него, развернул её в сторону так и сидящего на корточках отца и легонько подтолкнул в спину — иди, типа, к нему. Побежала, конечно, со всех ног. Мужик встал, взял её за руку и повёл домой. Через пару шагов обернулся и кивнул мне — тоже понял.
Для ночёвки наши поставили палатки у основания косы. Все три судна ближе к биваку переместились, дабы поддержать артиллерией, если что. Вероятность нападения на нас околонулевая, но порядок есть порядок. Поэтому и дозорные ходят по биваку, бдят, не расслабляются. За ужином налопались копчёной дронтятины, запили её разведёнными кокосовым соком винными порциями, закурили сигариллы. При других обстоятельствах смеялись бы сейчас над облапошенными дикарями, но вот при этих — как-то не смешно.
— Млять, если бы было под рукой бухла побольше, так нажрался бы сейчас как свинья, — пожаловался Серега, — Понимаю, что так надо, но — омерзительно.
— Ага, тошно в натуре, — согласился Володя.
— Тошно им! — хмыкнул я, — Мне, что ли, по-вашему, радостно? Но только вы-то это наблюдали со стороны и остались чистенькими, а я это делал и замарал руки по локоть и в слезах ни в чём не повинного ребёнка, и в горе его ни в чём не повинных родоков. Вот знаете, если бы мы воевали с ними, так и стрелял бы хоть из винтаря, хоть из револьвера со спокойной совестью, да и подранков добивал бы мечом с полным осознанием честно выполняемого долга, потому как война есть война, и на войне — как на войне. А вот это и вот так — ну его на хрен. Радуйтесь, короче, что не вам пришлось.
— Да это-то, Макс, понятно, — кивнул спецназер, — Не взялся бы ты — пришлось бы мне, а вот смог бы я сделать всё это вот так, как ты — и дело сделать, и им показать, что и понимаешь всё, и сочувствуешь? Тоже постарался бы как-то вроде этого, но как у меня оно вышло бы — хрен его знает.
— Я, наверное, вообще только испортил бы всё, — посетовал геолог, — Стрелять — тут ты прав, Макс, думать и переживать некогда, действуешь по раскладу и знаешь, что и нельзя иначе. А вот это — млять! Переводчик нам нужен позарез, сам тебе это сказал и сам повторяю, и сколько надо будет, столько раз и ещё повторю, но вот так, как вы — не умею.
— Ну так и радуйся, что есть кому.
— Да я этим, собственно, и не опечален, — и мы хоть и невесело, но рассмеялись.
— Самое ведь паскудное что? Что мы же без переводчика и объяснить-то им ни хрена не можем, — развил я тему, — Ну, показал я им знаками, что не сожрём мы девчонку и богам в жертву не принесём. Но пантоним-то ведь из меня, как из тебя балерина, и всё ли они поняли правильно, хрен их знает. Переспросить нас они не могут, пояснить им мы не можем. Доказать им что-то и убедить, что не врём — тем более. А с хрена ли они верить-то незнакомым чужакам должны? Если бы мы могли как-то растолковать им, что переводчик нужен, и мы как раз для этого девчонку у них забрать хотим, чтобы турдетанскому учить — вот не удивился бы, если бы и сами её нам для этого отдали и не переживали бы. Поняли бы наверняка, что дело реально нужное, так что вряд ли врём. Но как им растолкуешь без переводчика? А его и не будет, пока вот эту шмакодявку мелкую не научим. И пока — хрен нас знает, кто мы такие, откуда взялись, и чего с ней сделать хотим. Не удивлюсь, если её родоки сейчас её мысленно хоронят. А где на нас написано, что мы в натуре не людоеды и не поклонники культов с человеческими жертвоприношениями?
— И не извращенцы, которые пустят её по кругу, — добавил Володя, — Млять, ведь в натуре подумать могут любую хрень, и ни хрена же не объяснишь. Звиздец какой-то!
— То-то и оно. И остаётся только надеяться, что этот фортель я устроил не зря, и нашим никогда больше не понадобится повторять его снова.
— По крайней мере — с этим народом, — уточнил Серёга.
— Ага, хотя бы уж с этим народом...
Ночь, как и следовало ожидать, прошла спокойно. Ну, если не считать нехилого тропического ливня. Нам-то что, мы в палатке дрыхли, а вот караульные бойцы промокли и под плащами — хвала богам, тропические всё-таки широты. Ну и — как оно часто бывает — утро оказалось вечера мудренее.
— Макс, а нам обязательно нужно прямо утром отплывать? — спросил геолог.
— Мы планировали сразу после завтрака. Но если у тебя есть веская причина...
— Хорошо, начну с веской. Помнишь те два синеньких камешка? Достаточно?
— Понял. Да, этого достаточно. Сапфиры, значит, говоришь? Хорошее дело...
После завтрака мы возобновили торговлю с дикарями. Когда до них дошло, что нас интересует — млять, каких только камешков они не понатащили! В основном, конечно, малоценной ерунды, как и бывает всегда, когда нет ни переводчика, ни даже образцов. Но среди всей этой белиберды Серёга отобрал целых три неплохих крупных изумруда, пару приличных аквамаринов и один хороший рубин. Зато сапфиров он набрал целую горсть. В основном мелких и невзрачных на мой дилетантский взгляд, я сам хрен обратил бы на них внимание, но геолог-то у нас — он, а не я. Специалисту — виднее разница между сапфиром ювелирного качества и просто синим корундом. А уж те два камешка, которыми они нас соблазняли вчера, как и ещё один, предложенный уже сегодня, не вызвали бы сомнений и у нас с Володей. Взамен мы дали им ещё одну линзу, один топорик, два больших ножа и три средних — в основном-то они ведь не инструменты просили, а оружие и рыболовные снасти. Ну, по пять наконечников для копий и для трезубцев и три десятка для стрел нас уж всяко не разоряли. Выторговали бы камешки и подешевле, но — пусть имеют стимул.
— Экспедицию мы этим, конечно, и на десятую долю ещё не окупаем, — пояснил Серёга, — Вот из этих невзрачных сапфиров хорошо, если хоть половина после обработки высокую ценность приобретёт, но нам ведь и образцы нужны для серьёзной разведки уже в светлом будущем. А в геологическом смысле Мадагаскар — это, считайте, небольшой, но по качеству ничем не худший кусок Индии. Ну, кроме алмазов разве только, которых и на юге Африки для нас вполне достаточно.
— Убедил, без базару. А теперь — рассказывай менее вескую причину.
— Ну, насколько она пустяковая — решай сам, я-то ведь заставить тебя не могу. И сам тоже так хорошо не сделаю, как можешь ты. Поэтому давай как-нибудь обойдёмся без наказуемости инициативы её собственным исполнением. В общем, дело вот в ней и в них, — главнюк туземцев и отец шмакодявки как раз подвели её к нам, оба мрачные, само собой, она снова зарёванная, — Не знаю, получится ли растолковать им, но хотя бы уж намекнём — пусть не сразу, но через пару дней, глядишь — что-то поймут.
— Понял. Развешиваю ухи и внимательно тебя слухаю.
Идея геолога была здравой — показать девчонке несколько простых предметов, назвать ей их по-турдетански и добиться от неё, чтобы назвала их на их языке — ага, и при отце, и при главнюке. Глядишь, и в натуре сообразят. Я не поленился потратить время и развить тему. Слово "бирасуара" — это определённо означает "говорить", а вот что у них означает "динагари", "понимать" или просто "слушать", а может, и "услыхать" — хрен его знает. Но как могли — намекнули. Торговлей мы показали им нашу заинтересованность и в дальнейших контактах — будем надеяться, что два плюс два они сложить таки сумеют. На прощание я дал отцу девчонки линзу и полный комплект "дикарского набора". Главнюку жестами показал, что это — не общине, а вот этому человеку лично. Тот кивнул — понял.
При отплытии, когда люди на удаляющемся берегу обратились в неразличимые на глаз точки, я дал шмакодявке кусок ткани вытереть слёзы, достал трубу, показал ей, как в неё смотреть, дал в руки и указал пальцем, куда наводить. Конечно, её родоки не могли уже видеть, как она машет им рукой, но для неё самой — хоть какая-то радость. Обратно я забрал трубу только тогда, когда она опустила её сама — всё, кончились уже и знакомые ей места, и смотреть больше не на что. Млять, глядеть за шмакодявкой надо в оба, от любых случайностей оберегая, ведь если не убережём, то зря тогда всё это — и горе ейных отца с матерью, у которых мы забрали родную дочурку, и её собственное от разлуки с родными. А надо, чтобы не зря. Будущая переводчица для будущих контактов с её соплеменниками. Нормальных уже контактов, не таких, как этот первый блин, который комом...
5. Нуси-Бе.
— Парима! От дяди Бената — ни на шаг! — напомнил я шмакодявке.
— А то проглотит тебя в тех кустах большая крокодила, и доставай тебя потом из неё, — добавил Володя, — И пока не достанем, будешь в ней сидеть, а там темно и скользко.
— Крокодил кусты нет, — ответила девчонка, отсмеявшись, — Крокодил вода. Дядя Бенат ружьё стреляй, крокодил убивай, — говорит медленно, с трудом, едва отучили между двумя согласными лишнюю гласную вставлять, хотя один хрен проскакивает у неё, когда взволнована чем-то, да и слов-то турдетанских запомнила пока немного.
Но то, что большой крокодилой стращаем больше в шутку, уже понимает. Кем ещё стращать, если не этим самым опасным на Мадагаскаре хищником? Удавы-то здесь — ни разу не анаконды, даже не боа, для совсем мелкой разве только были бы опасны, но эта попрыгунья уже не в их пищевом типоразмере. А вот крокодил — это да. Серёга говорит, их сейчас два вида на острове должно обитать, потом только местный реликтовый вымрет и останется один только мадагаскарский подвид нильского. Здесь-то, в прибрежных реках, наверняка этот нильский, но тут без разницы, потому как и тот, и другой в длину до пяти метров заявлены. Та большая крокодила, которую позавчера угомонил из винтовки Бенат, начальник моей охраны, заодно и за Паримой присматривающий, немного не дотянула и до полных четырёх, но на человека хватило бы за глаза и её, если врасплох застигнет. Это на взрослого и вооружённого мужика, чего уж тут о девчонке-подростке говорить?
