Триста пятидесятый год - перезагрузка

За плечо резко дернуло, на на жадно хватающий воздух рот легла чья-то ладонь. А в левое ухо зачастил взволнованный шепот Чика.

— Тихо, придурок! Не высовывайся! У них копья!

Я сопротивлялся. Достаточно долго, чтобы увидеть, как из-под горящей крыши выползает что-то корчащееся с дико кричащее. Черный силуэт на фоне пламени взмахнул рукой, и крик оборвался.

Только тогда я поддался тянущему меня Чику. И начал продвигаться на четвереньках по канаве, по грудь в воде. Голова всё ещё кружилась. Поворот, ещё поворот. Когда я начал ориентироваться в пространстве, моё положение относительно горящего дома было уже не понять.

— Теперь поверху! — Чик выскочил по обвалившейся стенке, и подал мне руку. — Скорее!

А парень-то ориентируется в происходящем много лучше меня. Короткая перебежка, снова прыжок в канал, на этот раз пошире и поглубже. Позади вой и вопли стихли, и вместо этого зазвучали деловые, спокойные голоса. Нет, один раз они сменились предсмертным, захлебывающимся кровью воплем.

— Что случилось? — Я попытался задать вопрос своему проводнику. Но тот только злобно шикнул. Должно быть, это значило "береги дыхание", или даже "двигайся быстрее, мы ещё в опасности". Шикнул, и ладно. Придётся бежать.

В заслонку размером с хорошую дверь Чик почти что влетел лбом. Резко затормозил, так что я уткнулся ему в спину. Затем шепотом выругался, и опять начал карабкаться по склону. А я чем хуже?

Взобрался наверх вместе с Чиком, и побежал. Через заливной луг, затем — через засохшие заросли вьюнков, наконец сполз по крутой осыпи больше двух метров. Ноги обожгло ледяной водой, а через тридцать секунд, немного отдышавшись, я начал догадываться, что задумал мой проводник.

— Всё по плану. — Чик заговорил сам. — Продержались почти три недели, я успел наворовать в запас. На две меры риса добра набрал. Теперь у нас будет веселая жизнь!

У меня в мозгах начала брезжить совершенно чудовищная догадка, заставив замереть на ходу.

— Чик. Ты не хочешь ли сказать, что этот поджог — не нападение врагов? Что это возмездие за твои художества?

— Хотел бы я столько награбить. — Чик отозвался совершенно флегматично. — Нет, эту херню с поджогом ты сам нашаманил.

— Не понял? Как я? — Не будь мы по колени в воде, сел бы от неожиданности.

— Ну, не напрямую. Не следовало тебе так явно оттирать от власти ту бешеную сучку. Невооруженным взглядом было видно, как она бесится.

— Бешеная сучка? Ижихи? — Очередной культурный шок рухнул мне на голову.

— Она самая. — В темноте было плохо видно, но я вообразил кивок Чика. — Мы почти добрались. Плот вон под тем деревом.

Теперь по крайней мере понятно, как Чик собирается вывозить наворованное добро. А мне совсем не хочется его останавливать. Ибо альтернатива — это встреча с шаманкой, не гнушающейся сжечь прото-больницу вместе со всеми пациентами. Всё ради власти. Похоже, ругательные эпитеты в исполнении Чика были ещё достаточно мягкими. Хотя... если здесь такие бешеные сучки, то кто в роли кровавых маньяков?

— — — — — — — — — — — —

Ночью, пока мы лавировали шестами мимо островков, через перекаты, перемежающиеся зарослями кустарника, пока ещё по-зимнему голого, я усиленно размышлял. Поразмышлял, и плюнул на всю осторожность. Если не спросить Чика напрямую, то кого мне спрашивать?

— Почему Ижихи пошла на предательство, а ты остался со мной?

— Удобный ты парень, вот почему. — Чик не помедлил с ответом ни на секунду. — Солидный на вид, а по сути — с сумасшедшинкой.

— Уу? — Я поощрительно помычал, уворачиваясь от возникшего из темноты куста.

— С тобой проще обделывать воровские делишки. Был бы я в одиночку — даже придурки из Амато сложили бы колосок к колоску. А так — смотрят на нас, и видят странную компанию. Но не воровскую команду.

Я поразмыслил, как меня Чик использовал "в тёмную". А затем припомнил, с какой готовностью здешние крестьяне хватаются что за копьё, что за камни. И мысленно пожал плечами. Вор украл горстку мусора у сборища убийц. Да бог с ним. Систему надо менять. Точнее, создавать с нуля. Ведь я даже не могу сказать, что действия Чика или крестьян противозаконны. Потому что свода законов на тысячу километров вокруг — нет и не предвидится ещё лет триста. Вместо законов — обычаи, которые в каждой деревне свои. Что аборигены и Хаято, и Амато и рационализируют популярной присказкой "везде свои духи".

— Чик, давай без тайн. И... — Мне в голову пришла замечательная идея. — Ты сможешь украсть что-нибудь для моих проектов? Я действительно хочу поменять местную жизнь к лучшему!

— Уже. — И мой компаньон замолк.

— Что уже? Согласен красть?

— Нет, уже украл. Тебе же нужны инструменты, верно? Я стащил аж четыре ремесленных набора, пользуйся.

— С..спасибо. — С трудом выдавил я положенные слова. Повезло же связаться с Робин Гудом местного розлива. И это хорошо! Робин Гуд и Маленький Джон по-аматосски... Это будет Вороватый Чик и Сумасшедший Иголь.

Пришлось приложить большие усилия, чтобы подавить истерический смех. Как следствие потери чувства обстановки — плот немедленно столкнулся то ли с корягой, то ли с камнем. И я проверил на своём опыте, насколько холодна вода Хасегавы в марте. Если быть пофигистом — то хорошо, что было мелко, и с головой нырять не пришлось. А если деградировать до оптимиста — то хорошо, что заодно и помылся от канавной грязи.

До наступления серенького, промозглого утра, я сотню раз пожалел, что не утонул. Дрожь подбородка отбивала разудалый ритм, причем временами он становился синхронным с клацаньем зубов Чика, и у меня возникало невыносимое желание спихнуть компаньона с плотика. Останавливало меня большей частью опасение, что наша менее чем трехметровая база может банально перевернуться. Так что предложение рассмотреть награбленное, вполне возможно, спасло варвару жизнь.

Мы условно пристали к берегу Хасегавы. Нет, уже Аматогавы. Как Чик пояснил, ночью мы проплыли мимо устья северного притока по имени Сахогава, и название нашей реки поменялось. Чик привязал веревку, завязанную на центральном бревне, к ветви торчащего из воды дерева, так по местному и называемого. Водяным деревом, или "мидзуки". Широкие, гладкие листья, уже действующего мне на нервы светло-зеленого цвета, светло-серая кора, и гроздья сморщенных черных плодов размеров с горошину. Плоды на вид были на редкость отвратные. Я уж прицелился было их пожевать, но поймал насмешливый взгляд Чика, и осадил себя. Наверное, опять "не совсем ядовитая" дрянь.

Энтузиазма гора барахла не вызвала. Три деревянные тяпки разной степени раздолбанности, коническое медное шило, что вообще-то предназначено для протыкания шкур, разномастные веревочные мотки. Стоп, один маленький клубок — сине-фиолетовой масти, насколько могу рассмотреть в рассветной хмари. Это уже не мусор, а скорее товар. Каменный нож с резной деревянной рукояткой. Два коричневых горшка, один — треснувший. Обрезки ткани, и, как ни странно, ниточка шаманского ожерелья. Того самого, с клыками. Вместе с инструментами, лежали солидные связки корней. И уже хорошо знакомые корни лопуха, и что-то измазанное в земле и неопределенно-деревянистое. Похоже, Чик тащил всё, что плохо лежит, не задумываясь о ценности. Как тупая сорока.

— Это на чай. — пояснил Чик.

Интересненько. Я-то думал, что чай делают из сушеных листьев. При чем здесь корни?

Впрочем, чего это я раскритиковался? Я-то не притащил вообще ничего. Остался в рубахе и при двух почти бесполезных артефактах, как и раньше.

Успокаивая себя таким нехитрым способом, закопался в кучу поглубже. И таки нашёл. Завернутые в кусок мешковины, обнаружились более ценные предметы. По местным меркам, конечно.

Литые бронзовые ножи. Один с десятисантиметровым лезвием, а второй, с двухсторонней заточкой — около восемнадцати сантиметров. Почти что кинжал. Аж шесть браслетов, собранных из шнурков и полудрагоценных камней, с редкими серебряными бусинами. А под ножами с браслетами лежало вообще сокровище. Чугунная, судя по глубоким язвам коррозии, пластинка. Примерно пять миллиметров толщиной, и около тридцати сантиметров в диаметре. Чик отметил мой интерес, и прокомментировал:

— Железо из Идзумо. Не знаю, кто и как его добыл, но вещь редкая до изумления. Одну эту пластину можно загнать за почти меру риса, как только доберемся до города Сакай.

— Сакай? Это вниз по реке?

— Угу.

А моё мнение об умственных способностях Чика начало улучшаться. Он не просто мается клептоманией, а целенаправленно движется, ведомый запахом больших денег. Или, в перекладе на реалии Амато — идёт на запах тяжелых горшков с рисом. Нет, надо что-то со здешней экономикой сотворить нехорошее. Или будущие японцы доиграются до мельничных жерновов вместо монет. Или это было в Океании?

Но самую большую ценность я почти пропустил. Рассмотрел всё содержимое мешка, подивился количеству дырок в ткани. И тут до меня дошло. Это же одежда! Абсолютно чистая, сухая одежда! Наверное, в это утро я поставил свой собственный рекорд скорости переодевания. Прямо на качающемся плоту. И эффект того стоил!

Глава 15. 17 марта 350 года от Р.Х. Земля, остров Хонсю, государство Ямато, город Сакай.

Сакай — это такой же город каналов, что и Мива. Нет ни единой крепостной стены, ни стереотипных таверн с постоялыми дворами. Эпоха накладывает свою печать. Но на этом сходство двух городов кончается. Если Мива — личное владение короля по имени Туай, то Сакай можно назвать вольным городом. Сборище торговцев, лордов, просто богатеев. И конечно, знаменитый морской порт. Порт, в который не брезгуют зайти даже змеиные корабли, причём даже кое-как уживаются со своими новыми грозными соперниками. Матросами из империи Гуреев. Торговый сезон продолжается с февраля по май, и сейчас — самый разгар меновой торговли. Все спешат продать свой груз, а взамен приобрести самые лучшие товары. Надо спешить — в июне начнется сезон штормов, и дальние морские плавания плавно перейдут из категории рискованного бизнеса в самоубийственные авантюры.

По меркам двадцать первого века рынок выглядел неважно. Меня порадовало, что пропитка дёгтем уже в ходу. Первое, что я углядел с утра, как только рассеялся туман — ряды чёрных и черно-коричневых навесов. А когда мы с Чиком подтащили нашу добычу поближе, в нос ударил и соответствующий пряный запах. Даже там, где не было навесов, отчаянно воняло.

Пока мы искали место, соответствующее нашей сборной солянке из инструментов, еды и сырья, я успел иззавидоваться. Подавляющее большинство торговцев раскладывали товары на пропитанную дегтем ткань. Очень актуально на сырой, а временами и откровенно заболоченной почве торжища. Теоретически, нам следовало бы расположиться на пригорке. Если бы все пригорки не были бы уже заняты. И вед даже не сунешь никому взятку, чтобы получить место получше. Рынок почти дикий, все захватывают то место, до которого могут дотянуться.

Нет, стража имеется. И выглядит куда бодрее и богаче "парамедиков", с которыми я столкнулся на входе в Миву. Настоящей пластинчатой брони я пока не увидел. На торжище города Сакай стражи носят от же ламеллярный доспех, что я видел в Миве — то есть фактически пластинки тонкой жести, прикрепленные к кожаной основе. Но качество! Никакой ржавчины, никакого разнобоя в размерах. И главное — более крупные, чем виденные ранее, железные пластинки не пришиты, а привязаны. Ну, я так предположил по манере колыхания пластинок брони. Причём завязок совсем не видно — явно они прячутся под соседними чешуйками. Хайтек на марше. На головах у ходящих тройками патрульных — совсем не литые бронзовые шлемы, а двухслойные шапочки, прикрытые теми же железными пластинками. Блестит масло смазки, блестит хорошо ухоженное железо. Даже шипастые щиты блестят.

О щитах — подробнее. Выглядят они совсем дико. Сам щит — выпуклый прямоугольник, едва закрывающий предплечье. И из него торчат три шипа. Точнее, один короткий шип — это тот, что растет из середины пластины вперед. А те, что подлиннее, и растут соответственно вверх и вниз — это крючья.

Сам бы я никогда не догадался, как этот щит использовать. Но Чик пояснил. Крючья — это для захвата копий и топоров. Пластина щита такая маленькая, чтобы не сталкиваться в строю. У копьеносца нет ни одного шанса против крюко-щита. Потому что в тот момент, когда щит отведёт древко в сторону, щитоносец ударит в брешь мечом.

Самих мечей я не увидел. Только деревянные ножны. Но рукоятка у них своеобразная, в виде буквы "Н". То есть две гарды — передняя перекладина совсем короткая, а задняя — сантиметров пятнадцать в ширину. Если присмотреться, можно даже догадаться, почему. Рифление, как и всякие излишества наподобие кожи ската на рукоятке — отсутствуют. А поскольку весь меч покрыт защитной смазкой, могу представить, насколько поверхность скользкая. Так что задняя гарда — это не блажь, а устойчивость к обезоруживающим ударам. Заодно и гарантия от "осечек" при выхватывании клинка.

Впрочем, стражи прогуливались по рынку не для моего развлечения. Разок удалось поглазеть — уже неплохо.

Не успели мы разложиться, как начали появляться первые покупатели. Точнее, в моём случае — покупательница. Как я понял, то ли служанка, озабоченная закупками для хозяина, то ли домохозяйка. Если последнее — то у неё просто огромная семья. Эта бой-баба средних лет в синем платье скупила у Чика все корни лопуха, и почти треть чайных корневищ.

Сама она ничего не таскала — для этого за ней плелись двое рабов. Парней-подростков. Один таскал на плечах кошелек (то есть здоровенный мешок риса), а второй — собственно покупки.

Почему рабов? Так было видно невооруженным взглядом. Полное отсутствие инициативы в работе, и одновременно боязливые взгляды, исподтишка бросаемые на хозяйку. Хотя ни цепей, ни рабского клейма я не заметил. Что удивительно, поскольку их скудное одеяние, фактически только набедренные повязки, мало что скрывало. Это в без дураков прохладное мартовское утро-то.

Солнце поднималось всё выше, а покупателей прибавилось. Одновременно горка припасов и инструментов у меня под боком начала таять, а мешок Чика для риса — постепенно наполняться. Все платили исключительно рисом.

Я отложил для себя только шило и бронзовый кинжал. А Чик отложил чугунную пластинку, всё высматривая "правильного" покупателя. И наконец дождался.

Этого покупателя не носили на носилках, как некоторых вельмож, кто проплывали в отдалении, вдоль более пристойных торговых рядов от богатых торговцев. Впрочем, хватило одного взгляда, чтобы понять, почему.

Клиент был жирный. Не в переносном смысле, а в самом прямом. Двести килограммов веса, не меньше. Несчитаемые подбородки, складки мяса на коленях, и монументальная грудь, из которой можно и ведро молока выдавить. Невзирая на то, что владелец груди — мужчина. Даже не слишком старый, возможно, что даже младше меня.

Тройка стражей, до того фланировавшая в отдалении, примчалась бодрой рысью, и присоединилась к четырём охранникам важной персоны. О количестве носителей "кошельков" я уже не говорю. Тут Чик и сорвался с места. Что-то горячо затараторил шедшему чуть впереди охраннику. Поклонился, ткнув лбом в грязь, и на полусогнутых, задом вперед, побежал к нашим нехитрым товарам.