Триста пятидесятый год - перезагрузка

И только теперь а обратил внимание, что ем руками. Скосил глаза... всё в порядке, Миссис Кариес тоже ест руками. Ну не совсем ест. Так, поклевывает липкий шарик из семян, что держит в руке. Поймала мой взгляд, ткнула пальцем в супер-деликатесную трапезу.

— Женмай. — Похоже, это название вида еды. Я начинаю учить местный язык! И как раз с самого важного!

Глава 4. 26 декабря 349 года от Р.Х. Земля, деревня непонятно где.

Я так и не понял, поработили меня или нет. Вроде бы работой нагрузили, но надсмотрщиков не видно. Да если и поработили — надсмотрщиков не может быть в принципе. Ибо всё взрослое население деревни — шестнадцать человек, из которых постоянно заняты уже все семнадцать. Считаем. Семь семейных пар, Миссис Кариес и совсем древняя старуха, щеголяющая красной тряпкой и бронзовым колокольчиком на шее. Наверное, она — шаманка. И доблестный я, в возрасте тридцати трех лет уверенно вписывающийся в местную категорию "мужик среднего возраста".

Кстати, красная нашейная тряпка Шаманки — единственный крашеный кусок материи в деревне. Все остальные щеголяют в белом. А дети до десяти — обычно вообще голышом. Да, для семи семей детей много. То ли четыре, то ли пять десятков. Есть и несколько подростков, но их обычно отсылают на огороды за деревней.

А моя работа — лущить этот самый "женмай". Да, вручную. Куском дерева на веревке, что притворяется цепом. Как я понял, работа эта в целом женская, но, учитывая моё ослабленное голодом и долгой спячкой состояние, на более трудные задачки меня не поставишь.

Моё рабочее место — второй дом в центре площадки. Если первый выполняет функции столовой, то второй — склад и заодно мастерская.

Как я догадываюсь, лущёный "женмай" идет не на внутреннее потребление, а скорее на продажу. Миссис Кариес у меня на глазах завязала тканью горлышко заполненного горшка, да ещё и полила чем-то вроде воска. Такая вот предпродажная подготовка в четвертом веке, или я вообще ничего не понимаю.

Работа у меня монотонная и не требующая сосредоточенности, так что время подумать имеется. Итак, мне с деревней повезло или как? Наверное, повезло. Несмотря на кажущуюся нищету, здешние фермеры не страдают от голода. Скорее, есть некоторый избыток еды на продажу. Чего не хватает — так это рабочих рук. Шаманка кашеварит, Миссис Кариес командует и вообще к каждой бочке затычка, семеро взрослых женщин без перерыва то стирают, то шьют. Иголки здесь, насколько я разглядел — бронзовые. А вот ткачих нет. Вместо этого на складе — здоровенный рулон белой ткани, от которого за день пару раз прибегали отрезать кусочки. Ещё пара женщин присматривает за детьми, не деля на своих и чужих.

А рабочих рук не хватает по простой причине. Здешние. Мужики. Ни хрена. Не работают! Так что, наверное, меня всё же поработили.

Если отбросить эмоции и объяснять, то женатые твари отправились утром на охоту. Вернулись на закате. С пустыми руками, естественно. Вот так и представляю. Гуляют они всемером по лесу, травя анекдоты и попивая заначенную брагу в тыквочках-калебасах (да, это здесь вместо бутылок и стаканов). Зверье в ужасе бежит. А потом они возвращаются, и гордо заявляют, что сразились с матёрым "сиси" и героически отогнали его от деревенских огородов.

Насчет "сиси" — это я домыслил, слушая вопли играющей детворы. Удивительно, насколько выразительны их интонации. Надеюсь только, что "сиси" — это тварь максимум размером с медведя, но не со слона или динозавра. Иначе в один печальный день она разметает хлипкую ограду и ворвётся в деревню.

В общем, я не представляю, как здешняя община будет выживать, когда придёт время, к примеру, засевать поля. Наверное, всё-таки мужчины возьмутся за сезонную работу. Концепция наёма батраков или батрачек всё-таки смотрится нереально с тем уровнем бедности, что я наблюдаю.

— — — — — — — — — — — —

В обед мне опять выдали "женмай". Только на этот раз — розовый. Грош цена моим вымыслам о пристрастии местных к зеленой еде. А затем три мамы, десяток подростков обоего пола, Шаманка и я — отправились за пределы деревни.

Шагать пришлось долго. Примерно час. Пришлось даже перебраться через небольшую гору, пусть и по проторенной тропе. Повезло, что из груза мне поручили только стопку прямоугольных плетеных корзин, грязных до почти полной потери цвета. Вроде бы такие изделия называются "лозовым плетением". Но готов поклясться — к европейской иве здешняя лоза не имеет никакого отношения. Почти черные, очень гибкие прутки, от которых кора почти не отслаивается, даже если согнуть напополам. Больше всего походит на лиану из тропиков.

Спустившись в соседнюю мини-долину, наша процессия вдруг оказалась среди заброшенных полей. Вместо соломы "женмая" — сорняки вперемешку с молодыми деревцами. Вместо деревни — просто возвышение с оплывшим обрывом, и кольцом углей поверху. Неужели случилась война? Неурожай? Эпидемия? Нападение хищников?

Шаманка обошла пепелище, будто к чему-то принюхиваясь. Вышла в центр круга, и начала делать что-то вроде гимнастики. Сопровождая каждое движение звоном колокольчика, который переместился с шеи на запястье. Две незнакомые девушки-подростка тем временем достали калебасы и стали обходить Шаманку по кругу, временами плеская понемногу содержимое тыквочек на землю. До меня донесся резкий запах. Пиво.

Только тогда я понял, что наблюдаю разновидность священного обряда. К сожалению, неясного назначения и совершенно не христианского.

Обряд закончился за пять минут, и по завершении меня немедленно приставили к делу. Копать землю короткой деревянной тяпкой. Кажется, этот инструмент ещё назывался мотыгой? Копать, носить, снова копать. К тому моменту, как Шаманка созвала подчиненных и мы отправились "домой", примерно восьмую часть обрыва удалось довести до крутизны родной деревни. Интересно, неужели я присутствовал при основании нового города? Или мы просто собираемся переезжать? В памяти всплыли смутные объяснения по поводу "подсечно-огневого земледелия".

Перебираясь обратно через гору, я отошёл на пару шагов от тропы, чтобы сорвать примеченные раньше красные ягоды, свисающие с дерева с зелеными ветками, причем чем ветка толще — тем цвет темнее. Сами ягодки — похожи по форме на вытянутые вишни. Шедшие следом дамы начали хихикать и показывать пальцем, но не попытались меня остановить. Что меня только подбодрило. Не хотят же они потерять ценного работника из-за банального отравления, верно?

Набрав горсть ягод, я поспешил вернуться на тропу, игнорируя бросаемые на меня странные взгляды. Ну, вывози, пробиотика Третьей Мировой! Если я уж хлореллой из общественного бака не отравился, что мне подозрительные ягодки, которых всего лишь птицы не клюют?

Я куснул "вишенку", и челюсти автоматически замерли. Нет, меня остановил не мерзкий вкус. А его полное отсутствие! По виду, я ожидал либо ядрышко в треть размера ягоды, как у вишни. Или множество мелких семян, как в шиповнике (какую только дрянь ни пытался есть в первый год Войны). А по факту — ядро, по консистенции сходное с деревяшкой, оказалось едва прикрыто кожицей в долю миллиметра толщиной. Я неверяще попробовал соскоблить зубами и разжевать кожицу. Никакого вкуса. Всё равно, что парафин жевать.

— Аоки. — Шаманка ткнула пальцем в ягоду. — Дурак! — это уже тычок мне в грудь.

Я почувствовал, что краснею. Впервые за последние двенадцать лет.

Глава 5. 30 декабря 349 года от Р.Х. Земля, деревня непонятно где.

В деревне перед наблюдается очень нездоровое оживление. Мамаши в кухне-столовой чуть ли не в очередь выстраиваются. Шаманку оттеснили от котлов, которых навесили над огневой ямой аж три штуки. В котлы летит без счета и уже знакомый "женмай", и карликовые бобы, и даже сушёная рыба. Кстати, очень похожая на знакомую мне селедку, только морда поострее. Поскольку в местной речке крупной рыбы не может быть в принципе, это подразумевает море поблизости. Относительно, конечно. В воздухе соли не чувствуется, а с горного перевала я видел в обе стороны только хребты повыше.

Меня настораживает, что активность примерно совпала с Новым Годом. Возможно, это праздники, но реакция местных мужиков совсем не предвкушающая. Жены спихнули на них всю малышню, и теперь по деревне слоняются семеро раздраженных и заметно пьяных субъектов. Попытался прояснить ситуацию с наиболее вменяемым на вид мужем по имени Кажута. Но, с моим пока мизерным словарным запасом, трудно что-либо понять. Вроде бы происходящее — обычай то ли страны, то ли региона под названием Табе. В котором несчастному Кажуте не повезло жениться. И теперь тот мечтает, чтобы пришли то ли солдаты, то ли священники из Какибе, и приструнили обнаглевший женский пол. Причём Какибе — это не одна страна, что-то вроде собирательного термина. Обозначающего вообще всё, кроме ненавидимого Табе.

Но не всё так однозначно. Объяснения Кажуты услышал мужик постарше, и наорал на того примерно в том смысле, что в Какибе — жрать нечего, иначе бы Кажута оттуда и не подумал бы бежать. Думаю, когда выучу язык получше, смогу понять. Но похоже, мне повезло, что я упал с эту мутную страну "Табе"

Кстати, готовка начала приносить плоды. На плоские камни и бамбуковые тарелки в столовой-кухне деревни легли полдесятка видов твердого, непрозрачного холодца. Комки женмай, обернутые в широкие листья. Соленья, среди которых я узнал давнишнюю шпинато-капусту. И даже что-то среднее между ветчиной и вяленым мясом. Наконец, совершенно неожиданно — молочная карамель. Точнее, вываренное до состояния ириски сгущённое молоко. Так что поблизости водятся коровы или по крайней мере козы. Миссис Кариес чуть ли не слюной брызгала, отгоняя пытающихся прорваться к лакомствам детишек. Вот теперь понятно, на какой диете она потеряла все зубы.

— — — — — — — — — — — —

Все замужние женщины деревни ушли в плановый трехдневный отпуск. Примерно так. Шаманка (которую зовут Аби) и Миссис Кариес (Сада) — тоже самоустранились от общественной жизни. Так что вчерашний аврал оказался заготовкой фаст-фуда для беспомощных мужчин. Всё сразу съесть, как на русском застолье, конечно, возможно. Но чревато отсутствием еды на завтра. Ибо женщины отказываются что-либо делать из принципа. Я уже и перестал понимать, патриархат ли среди "Табе" или матриархат. Скорее, что-то ситуативное. Общество в текущей форме сформировалось слишком недавно. По моим догадкам — чуть ли не на памяти старшего поколения.

Кстати, прояснилось значение слова "Табе". Это не страна, а статус. Что-то вроде королевских крестьян. Соответственно, "Какибе" — крепостные крестьяне. Очень приблизительно. А сама страна называется — Амато Са'ен. В стране сейчас — эпоха "интересного времени", как я уже сам домыслил. До местной горной глуши кровавая кутерьма не докатилась, но народ, тот же Кажута, волнуется. Каждый объясняет происходящее по-своему, да ещё и непонятными словами. Так что мой план — осторожненько отжираться, параллельно зубря местный язык.

Локальное наречие — папуасское. Нет, не в том смысле, что я в далёком двадцать первом веке был знаком с жителями острова Папуа. Просто в языке слишком много звукоподражаний. Причем не только для существительных, но для прилагательных и глаголов. Звукоподражания узнать достаточно просто — это сдвоенные слова. К примеру, "шероховатый" по-аматосски — это "зара-зара". Звук каменного напильника. А "отлить" — это "си-си". Что должно имитировать звук текущей мочи.

К слову, с туалетами в деревне всё плохо. Их нет! Если требуется отлить, идешь к ограде. И отливаешь прямо на бревнышки. Вроде бы местные верят, что это отпугивает ужасных "сиси". Может, и отпугивает. По крайней мере, за неделю здесь, я этих фольклорных монстров ни разу не видел. Если требуется сходить по-большому, ситуация чуть осложняется. Надо пройти в одно из десятка мест, где склон укрепления подрыт под изгородь. И сидишь у всех на виду коленками вверх, тужась сделать свой скромный вклад в вонючую кучу в полутора метрах вниз. Сейчас ещё зима, слабенько воняет, а что летом будет? Сначала я мучился с подскафандровиком. А потом плюнул на всё и попросил у Аби местный универсальный сарафан. И ведь удобнее стало, пусть с непривычки ногам холодно. Главное — при обделывании вонючих делишек не забыть подол задрать, а то местные прачки могут и в глаз с правой врезать. Наблюдал на примере местных детишек.

Вообще с гигиеной не так всё плохо. К примеру, здесь моют руки перед едой. Чисто символически, по бамбуковому половнику воды на каждого. Плеснуть на руки, и всё. А если попробовать помыть более основательно... — правильно, можно получить прямой удар по носу от водоноски. Это уже из личного опыта.

Подытоживая, по меркам двадцать первого века — уровень бытового насилия в стране Амато совершенно ненормальный. Тумаки являются почти что обыденностью. Для всех. Хотя что-то в этом есть. К примеру, я никогда не думал про себя, что вызубрю разговорный минимум чужого языка за неделю. Оказывается, вызубрю. Если меня бить за каждое забытое слово. Пришлось и срочно вспоминать все приёмы мнемоники, и напрягать наблюдательность, даже угадывание смысла по интонациям пригодилось. Жить захочешь — даже по-аматосски зачирикаешь.

— — — — — — — — — — — —

Фаст-фуда на три дня не хватило. Поэтому, оголодавшие мужчины собрались утречком, и... отправили единственного коммунального раба на огороды. С традиционным наказом "всего и побольше". А я даже рад. В первый раз посмотрю вблизи, что тут выращивают, кроме женмая веселенькой расцветки.

Так я подхватил корзинки и тяпку со склада и пошел. Обошёл по дуге вонючий защитный пояс, преодолел гряду сваленных стеблей и корней, перешел заросший увядшими лопухами пустырь... Стоп. Лопухи растут аккуратными рядами. Это что, уже огород? Присмотрелся к выброшенным остаткам, почесал в затылке. И решительно стал обкапывать тяпкой самый большой лопух. Наградой мне стал длинный, почти что метровый корень. "Гобо", ошибки нет. Его ещё местные дети постоянно хрумкают вместо конфет. Если пожевать — становится сладким. Ведь не каждый день в рационе появляются зубодёрные молочные карамельки. Так что я решительно переломил корень пополам, втиснул в корзину. И принялся за следующий лопух.

За лопухами оказались грядки со вполне знакомой репой. Ботву всю побило заморозками, но корнеплоды сохранились. Вроде бы репу так и полагается потреблять подмороженной — после того, как стенки клеток порвет кристаллами льда, питательные вещества становятся доступней. Эх, наследие эпохи Голода, когда ты меня оставишь? Вроде бы и отожрался чуток, но сердцем я всё ещё на Третьей Мировой.

Напоследок — уже знакомая шпинато-капуста, со звучным местным именем "чи'эн-сай". Её срывать легче всего, так что я управился за пять минут. Всё, корзинки набиты доверху. Насколько я понимаю здешнюю кухню, репа и чи'эн-сай пойдут в суп, а корни лопуха можно есть и так, предварительно помыв в речке.

К речке я и направился. Халтура здесь не "прокатит" — если полениться, надают тумаков и всё равно отправят на речку. Тяжела ты, рабская доля. Даже если добровольная. Даже если меня никто не держит. Потому что уйди я отсюда, не факт, что в других деревнях будет лучше.