Триста пятидесятый год - перезагрузка

Отделение от королевского обоза прошло гладко. Даже свою долю удалось забрать без скандала, хотя Тараси подозрительно хмурилась, присматривая за нашей троицей. Но по мне — удачно сходили. В заплечном мешке каждого — килограмм тридцать припасов, большей частью — уже обмолоченный рис. Впервые с момента моего приземления можно идти куда хочется, а не куда нужно. А хочется мне к морю. Планы спасения мира — это хорошо. Но у меня за последнее время окрепло ощущение нерациональности. Будто я — стоматолог, пытающийся почистить зубы через анальное отверстие. А что делать, если "рот" (то есть Римская Империя) на настоящий момент вне досягаемости?

Так что посижу на пляже, и хорошенько подумаю. На тему "что такое местное общество и с чем его слопать". Тем более что за мной аж двое доморощенных экспертов (то есть профессиональных бродяг) привязались. Могу даже понять, почему. От меня веет чем-то мистическим, пусть только и в их восприятии. Всему виной мои потуги на инновации и отчасти парочка малополезных артефактов из двадцать первого века.

Глава 25. 5 апреля 350 года от Р.Х. Земля, остров Хонсю, деревня молодогорцев к югу от Амато.

На побережье, собственно в деревню нас не пустили. Да и с чего бы? Трое вооруженных копьями, луками и острогой бродяг. Даже бронзовые шлемы удалось подобрать из трофеев Черной Ведьмы. По одежке понятно — на рабскую долю такие здоровые лбы не сгодятся, а грабить их — себе дороже. На наших лицах чуть ли не написано "грабители и похитители девиц".

Так что пришлось ограничиться походным костром и зрелищем рыбаков, возвращающихся под ночь с моря.

Лодки у молодогорцев мало отличаются от речных лоханок, с которыми уже привелось и поплавать, и на горбу потаскать. Плоскодонки, сработанные из одного ствола, то есть лодки-долбленки. Но наступление железного века уже ощущается. Есть лавки из досок, нос и корма тщательно обработаны, формируя что-то вроде коротких, горизонтальных штевней-волнорезов. Да, на самых оконечностях лодки — канавки, к которым привязываются сети. А главное — у рыбаков в руках уже не шесты, а полноценные весла. Зачастую по шесть, а то и по десять вёсел на лодку. Кстати, рыбаки здесь работают в чём мать родила. Похоже, конопляная ткань всё-таки слишком дорога, чтобы испытывать её на стойкость к соли. Вместо одежды — от солнца команду защищает здоровенный зонтик, на вид сделанный из шкур.

Одна лодка на шесть вёсел даже подошла к нашему пляжу. О серую гальку бились серьезные волны, но через прибой удалось прокричаться, и мы даже совершили выгодную сделку. Ницу обменял килограмм риса на здоровенную, килограммов на восемь, рыбину. В первый раз вижу такого монстра. Круглое тело, заостренный хвост, хищный изгиб плавников, чем-то напоминающий силуэт сверхзвукового дрона. Всё тело "облито" гладкой, почти зеркальной чешуёй с голубым отливом.

Обмен совершился быстро, и матрос отправился с гальки назад в море, держа уже заполненный мерный ящичек над головой. В Амато без этих ящичков — торговать трудно. Завести и мне один, что ли?

— Давай быстрее съедим, пока шевелится. — Чик выхватил нож сразу же, как только рыбак-переговорщик плюхнулся в море, возвращаясь на лодку.

— Да, побыстрее. — Ницу выбрал валун поровнее и прижал рыбину к импровизированному "разделочному столу". — Всё равно до завтра протухнет.

С ценами становится понятнее. Скоропортящиеся продукты, как я уже знал, в Амато продаются с большой скидкой. Ибо не хватает даже соли, а морозильники в четвертом веке отсутствуют как класс.

Чик выпотрошил товар за неполную минуту. Развалил рыбину пополам вдоль позвоночника, споро нарезал неожиданно красную плоть, и принялся есть кусок за куском прямо с ножа.

Я немного обалдел от такой непосредственности. А потом прикинул, что в морской рыбе вероятность опасных паразитов — ничтожная, и успокоился. Вот почему был назван такой мизерный срок годности. Никто не хочет заморачиваться с костром. Что ж, потренируюсь в сыроядении.

Рыба на вкус оказалась чуть склизкой и почти безвкусной, но не мерзкой. Никакого сравнения с ужасом, маскирующимся под ферментированные бобы "натто". Я хорошенько разжевал плоть, перекатил во рту, и до меня дошло. Тунец. Ел я эту рыбку ещё в двадцать первом веке, пусть ещё в детстве, и только в форме фарша. Смешанного с на редкость вонючим маслом. Если сравнивать, масло было явно лишним.

— Ещё соли бы. — Вздохнул Ницу. — Послушай, Иголь. Если мы идём по побережью, поищем с завтра соль? Невмоготу пресное неделями жрать.

— Угу. — Невнятно промычал я, расправляясь с очередным куском.

Хорошая идея. А ещё лучше будет изобрести солеварню. Спрос-то явно немаленький.

— — — — — — — — — — — —

На следующее утро, посли бессонной ночи на импровизированном лежаке из вонючих листьев, идея с солеварней перестала казаться замечательной. Ибо погода резко испортилась.

Предположим, найду я готовый бассейн, что заполняется приливом раз в месяц. Ладно, реально сделать даже плотину с шлюзом. Который снесёт первым же штормом. Я не говорю уж о практически стопроцентной вероятности дождей, которые будут пополнять испарительную ёмкость быстрее, чем та будет испаряться. В условиях Амато необходимо контролировать условия испарения. На практике, для массового производства соли нужен или очень сухой климат, или обилие топлива.

В принципе, первые солеварни на основе глинобитных печей появились в Европе ещё в период позднего неолита, примерно за шесть тысяч лет до четвертого века. Но сильно подозреваю, что в племенах солеваров не было жрецов Амато, требующих человеческих жертвоприношений даже для бытовых печек. Хотя по реакциям Тараси я подозреваю, что живодёрский ритуал закапывания заживо доживает последние поколения. Для жреческой элиты гнев духов огня — это не больше, чем местечковые суеверия.

Да что себя обманывать. Больше возможных жертвоприношений, меня пугает объём работы, необходимой для постройки солеварни. Особенно если реалистически предположить, что печку придётся переделывать раз десять, прежде чем та начнет выдавать соль. А мне и одного раза хватит, чтобы подорвать здоровье. Проверено в Ками-Хасегаве.

Вот так хаотически размышляя, я и вёл свой отряд сквозь дождь общим направлением на юг. Пляж из серой гальки сузился, на нём появились валуны и скалы. А затем вообще пришлось карабкаться по мокрому, скользкому известняку. Заросли вьюнка по склонам, не успевшие ещё отрасти после зимы, особой преградой не являлись. Но среди их ломких прошлогодних стебельков временами пряталась редкостная дрянь. Гибкие, очень прочные усики, усыпанные кривыми иголками. Живая колючая проволока, оказавшаяся любительницей скал и песчаного грунта. А наши одеяния, надевающиеся через голову, нижнюю часть ног защищали чуть хуже, чем просто никак. То есть шипы сначала цеплялись за одежду, а затем обвивались вокруг ног. Мерзость была настолько болючая, что уже через час пути мечты о прогрессорстве плавно сменили тематику с солеварни на производство джинсовой ткани.

Обедать никто не захотел. Какой ещё отдых под дождём с пронизывающим ветром с моря? Единственное спасение — в движении. Скалы, прибрежные холмы с густым лесом, опять скалы. Небо постепенно темнело. Я сначала опасался, что это к шторму, но вскоре сообразил, что просто подкрадывается вечер. В условиях многослойной облачности сумерки начинаются ещё до захода солнца.

Шлейф белого дыма впереди я воспринял как спасение. Дым — значит люди. Ну не будут же местные выставить за дверь тройку промокших путников в такую погоду? Хотя вопрос риторический. Местные как раз могут и выставить. Проверено на примере молодогорцев.

По мере того, как дымный шлейф приближался, я начал подозревать неладное. Слишком близко от моря, почти что в полосе прибоя. Цвет слишком уж белый. И воняет серой вместо горелого дерева. Неужели вулкан?

Я проковылял последнюю сотню метров, уже утратив всякую надежду на кров над головой. Ибо не виднелось даже низких крыш. Только промоина в пляже, разящая гнилыми яйцами, и клубы пара над ней. Горячий источник. Кстати, если верить своим ногам, песок здесь имеется. Хотя в сумерках и непонятно, в самом ли деле белый. Сходил на пляж, называется.

И тут меня удивил Ницу. Он разделся догола прямо под проливным дождём. Аккуратно сложил одеяние на валун, и придавил парой булыжников поувесистее. А сам побрёл в море. Я поначалу подумал, что всё. дошёл бедняга до ручки под холодным дождём и пошёл топиться. Но через минуту раздался его неожиданно бодрый голос.

— Чик, Иголь! Айда сюда! Здесь тепло!

Только теперь до меня дошло. Натуральная ванна! Да ещё с бесплатным подогревом! Боюсь, складывание одежды у меня получилось неловко. Больно уж я торопился.

В общем, сносно получилось. В самой протоке температура была градусов восемьдесят, но в месте впадения в море кто-то уже построил вал из камней. И с его внутренней стороны температура оказалась вполне сносной. Тепло, бело от пара, и пиявки не кусают. Это моя самая лучшая ванна за последний год! Ага, в смысле единственная ванна за последний год. Но теперь уж точно не последняя. Перспективное местечко.

— — — — — — — — — — — —

Перегревшись до кругов перед глазами, я рванул в залитую дождём темноту. Вязать шалаш в свете мультитула. Выбрал местечко без ручьёв, на песчаном наносе за мелкой скалой, и за дело. Энтузиазма хватило минут на десять, после чего я, выбивая барабанную дробь зубами, плюхнулся обратно в горячую заводь. Но теперь на строительство рванул Ницу. За ним — Чик, а потом мы начали чередоваться систематически. Благодаря мультитулу, меня получалось лучше искать строительный материал. Но аборигены быстрее справлялись с узлами и компоновкой, даже в кромешной тьме. Вдруг, Чик заорал.

— Быстрее, пока держу!

Поскольку одежда уже была складирована в заготовке шалаша, я не стал заморачиваться раздумьями, что такое Чик держит. Перебежал к шалашу, и привычно посветил. Чтобы немедленно получить крылом по рукам и лицу. Не нокдаун, но с учётом эффекта неожиданности, я кувыркнулся по песку. Мультитул слетел с шеи и канул во тьме.

— Держи тварь! — Это уже Ницу. — Мясо! Яйца!

— Сам держи, охотничек! — Чик был в последней стадии озверения. — Эта тварь еб...я ... то есть кусается!

Ницу взорвался приступом смеха, а через пару секунд я присоединился. А птица, воспользовавшись моментом, вырвалась из объятий Чика и взлетела.

— Пошляки. — Впервые слышу обиду в вечно неунывающем голосе Чика. — Я-то думал, счастье привалило. Ощипать бы и...

— Жениться. — Хихикнул Ницу.

— Ведь человек — это животное с двумя ногами и без перьев. — Я блеснул заёмной мудростью.

Теперь засмеялся даже Чик.

— Чик, Иголь. — Ницу между тем сосредоточенно обшаривал скалу чуть выше уровня головы. — Нашёл!

Тьма была почти кромешная, но а ощупь я убедился. Четыре кругленьких яйца, каждое размером с мелкое куриное.

— Сварить бы, но в такую погоду... — Ницу тяжело вздохнул. Явно у него склонность к пессимизму.

И тут меня озарило.

— Сварим. Сейчас. — Трясущимися от волнения руками я спешно оторвал половину подола своего "сарафана", и бережно завязал яйца в тряпичный мешочек. Прикрепил матерчатый узел к палке подлиннее, и отнёс к парящей промоине. Опустил в воду с предельной осторожностью. Не хочу сам свариться.

— Подождите пятнадцать... — Я завис. В языке Амато нет ни часов, ни минут. — Просто подождите.

— Как скажешь, шаман. — Чик не сомневается. — Живот подводит, но до утра дотерплю.

— Столько ждать не нужно. Уже скоро.

— У нашего шамана вся магия на цифрах. — Подвёл итог Ницу. — Я слышал от жреца, у каждой цифры есть свой характер.

Поздравления японцам. Технологию производства железа ещё не успели толком освоить, а о нумерологии уже знает каждый охотник. Людям не нужны видео-стримы, чтобы тиражировать мусорную информацию. Человеческая природа такая.

Подождав примерно пятнадцать минут, я вытянул птичьи яйца. Чуть остудил под дождём, перенёс в шалаш, и начал расковыривать. Нет, не сварились. Белок оказался жидким. Ну и демоны северо-востока с ним. Выпью так.

Я решительно опрокинул скорлупу над ртом, и едва не задохнулся, когда на язык мне упало твёрдое, горячее ядро. Желток сварился, а белок нет. Аномалия какая-то. Или точнее, нарушение технологии варки. Недостаточная температура? Или экзотическая химия в горячем источнике? Хотя, какая разница? Главное, что вкусно!

Надо ли говорить о том, что оброненный мультитул я так и не нашёл?

Глава 26. 7 апреля 350 года от Р.Х. Земля, остров Хонсю, местность Сирахама к югу от Амато.

В свете неуверенно усиливающегося рассвета песок действительно оказался белым. На фоне серых и желтоватых скал пастельных тонов за линией штормового прибоя — смотрелось очень приятно. А заодно всего в двух сотнях метров от нашего временного укрытия обнаружилась потрёпанная хижина. Или скорее временное охотничье укрытие с пустым дверным проёмом. Укрытие, на сегодня пустое.

Мы перебежали от нашего нещадно протекавшего шалаша, и я ни на секунду не пожалел о своём решении. В хижине нашёлся полноценный очаг и даже кучка сухих стволиков. Топливо! Лазерной зажигалкой я воспользовался, уже не скрывая своих действий. Шаман я или тварь дрожащая?

Так, перед костром, я и начал обдумывать достоинства и недостатки данной местности. Сирахамы, или просто "белого пляжа", как окрестил её Чик.

Из плюсов — собственно пляж. Цвет говорит о высокой концентрации кварца. Вроде бы это хорошо для стекольной промышленности. Что там ещё для нее нужно? Известь и зола, точнее содержащаяся в золе щелочь? Вроде бы ещё доломит нужен, но убей меня, если я знаю, как он выглядит.

Минусы Сирахамы — это следствие её плюсов. Песок подразумевает сильные и частые шторма. На достаточно щадящую версию шторма я наткнулся в первый же день. Поэтому-то здесь никто не селится, хотя следов человеческого присутствия многовато. Хотя... только штормы поселенцев не остановили бы. Я высунулся и оглядел море, благо погода чуть развиднелась. Не бухта, но по силуэтам скал на горизонте — вполне приличный залив вырисовывается, а островки в нём выполняют роль естественных волноломов. Вот почему здесь оседает только песок, а не гравий с валунами, как на большей части побережья к северу.

Я подумал, вспомнил злые характеристики, что Тараси давала молодогорцам, и разочарованно вздохнул. Вспомогательная пиратская гавань, вот чем является Сирахама. В меру удалённая от населённых мест, но близкая к торговым маршрутам. А значит, запустение такого замечательного местечка объясняется не тем, что я один такой умный. А тем, что все попытки устроить поселение — пресекались суровыми парнями с абордажными крюками наизготовку.

Этими нехитрыми мыслями я поделился с Чиком и Ницу, и нашёл полное понимание.

Между тем, утренний рис на дождевой воде сварился, и был съеден. Одежда тоже подсохла, а дождь резко перешёл в морось, а затем и вообще прекратился.

Погода оказалась всё ещё слишком холодной и ветреной для солнечных ванн, но мысли о выходе из хижины уже не вызывали рефлекторной дрожи. Так что мы разделились. Я пошёл смотреть живописные скалы, Ницу — в лес, в надежде подстрелить кого-нибудь съедобного, а Чик принялся копать корни лиан на опушке. Это на случай, когда Ницу вернётся с пустыми руками. Рис уже всех порядком достал, да и дороговат он, чтобы каждый день жрать.