Глава 6. Демон одиночества. (завершена)

— За добычу!

— За добычу!

Офицеры выпили, уселись в креслах, выдали пару приятельских шуток на тему йокай и немытых мельхванов, а затем с улыбками принялись озираться, наслаждаясь прохладным ночным воздухом. Сытые, холеные, пышущие силой и здоровьем. Взгляды их зацепились за серые фигуры солдат пограничной службы раз, второй, и воздух чуть ли не начал дрожать от ясно ощутимой волны смертельной злобы. Эти трое офицеров настолько сильно ненавидят рядовой состав? Отвращение, презрение, и черная ярость ищут выхода.

— Эй, ты! — заприметив среди остальных фигуру сотника, капитан призывно махнул рукой. — В красном шлеме! Подойди!

Охрана расступилась, сотник, мрачно глянув вправо-влево, выполнил приказ, приблизился к офицерам и поклонился.

— Эта... — капитан обвел взглядом заброшенные, полуразвалившиеся здания. — Застава... под твоим командованием, северянин? — последнее слово он выплюнул, словно ругательство.

— Мы используем лишь малую часть этого железнодорожного узла, господин. — ответил пограничник, стараясь не выразить своего, ответного мнения о чванливых и падких до извращений южанах. — Наши укрепления и жилая зона расположены выше по склону холма. Все силы заставы брошены на поддержку блок-линии на вверенном нам участке границы.

— Верно, верно. Не смею сомневаться в том, что у вас очень напряженная и особо опасная служба. Вижу, что с ней вы даже, вероятно, справляетесь, а для полного порядка в местных делах, южным регионам теперь требуется только направить вам тысячу горничных и тысячу портных? В качестве безвозмездной гуманитарной помощи, ведь на малейшую уборку грязи и соблюдение приличного вида, как я смею заметить, времени у вас совершенно не остается!

— В нашем ведении сто пятьдесят километров границы, господин капитан. Нужно отслеживать и ликвидировать опасное больное зверье, которое не боится силовых схем периметра, нужно пресекать попытки организации контрабандистских троп...

— Молчать, ленивая болотная гнида! — капитан резко вскочил и навис над съежившимся солдатом. — Где бы я ни оказался, куда бы нас ни занесло, всюду найдется серая мышь, начинающая жаловаться и причитать! Вы, северяне, только ноете и ноете, как пьяные старые потаскухи, жалуетесь на жизнь, и ничего не делаете даже там, где мог бы справиться и ребенок! Даже обосравшись, вы будете сидеть в собственном дерьме и звать на помощь, пока южанин не придет и не вымоет ваши задницы, а потом приподниметесь, но только для того, чтобы плюнуть ему на спину! Мы встречу не заказывали, так чего вы сюда притащились, всей своей серой, мышиной толпой?! Клянчить гуманитарную помощь, деньги и ресурсы? Или вам уже кто-нибудь помог, и теперь все, что вам нужно для полного счастья — напасть на нас? Убить своих кредиторов, чтобы не смели даже напоминать, что когда-то, что-то для вас сделали, это так по-северному! По-мышиному! Нет, союзничек! Никакой больше помощи! Я не собираюсь отправлять наших людей к вам, на издевательства и гибель, чтобы они навели в вашем свинарнике хоть какое-то подобие порядка!

Один из лейтенантов гвардии, с перекошенным от ненависти лицом, стянул со своей руки белую перчатку, бросил ее в грязь и наступил сапогом, а потом, осторожно поднял ее за сухой край, встряхнул и, замахнувшись, хлестнул этой перчаткой солдата по лицу. Раз, другой, третий.

— Если так нравится грязь, носи ее на лице! — самодовольно заявил лейтенант, небрежно выбрасывая перчатку. Следом, снял и отбросил прочь вторую. — Вытирать запрещаю!

— Как... как... как прикажете, господин лейтенант... — сотник побелел, его затрясло, но слишком долго из солдат империи выбивали честь и гордость. Он сдержался, ценой унижения спасая свою жизнь.

— Так-то лучше. — офицер взял из рук подбежавшего слуги новые перчатки. — Странно, что не слышу от тебя воплей о жалобах в солдатский комитет, и истеричных с призывов к правозащитницам. Где ваша надзирательница из волонтерской службы "Мать Солдата"?

— На... на заставе нет женщин, господин лейтенант.

— Что?! Ни волонтерок, ни психподдержки, ни вдохновительниц, ни офицерок? — изумился второй лейтенант. Офицеры переглянулись и расхохотались. — Невероятно! Отряд серых, без своих соплевытирательниц! Кто же вас, в случае опасности, грудями заслонит? Может еще и не боитесь, что о вас ваши же, серые, заявят, что вы, здесь, без баб, заразились нашим, южным содомизмом? Это мы можем отбиться и оплатить иски по судам за нанесенные увечья, а вас же на куски заживо разорвут!

Сотник молчал, крепко стиснув зубы. Нужно стойко выдержать все насмешки и издевательства. Действительно, у них здесь нет ни солдатского комитета, ни наблюдательниц от правозащитных организаций. Эти чванливые мрази почуяли, что могут творить произвол, и будут долго глумиться.

— Ты, вижу, из вардарийцев, сотник? — отсмеявшись, спросил лорд Масудзиро. — Клан Оути, если не ошибаюсь? Какая ветвь и регион?

— Клан отрекся от меня, я не имею права называться родовым именем, господин капитан. Ранее проходил службу в колониальных войсках, на севере имперского протектората, а ныне... Безродный Кодо, сотник двадцать шестой пограничной заставы, служу стране и императору!

Капитан, не сочтя необходимым представляться в ответ, лишь кивнул, взял со столика фужер, отпил вина и указал ножкой фужера на правую руку сотника.

— Покажи запястье.

Еще больше мрачнея, сотник одернул рукав и показал два черных кольца татуировки, охватывающих его запястье и разомкнутых на иероглифах "Насильник" и "Убийца".

— Ого! Серьезные статьи. — капитан сощурился, испытующе всматриваясь в лицо пограничника. — Как ты выжил-то здесь, с такими подвигами? Судебная ошибка, полагаю?

— Нет. — твердо ответил солдат. — Любил сильно. Отвергла, нашла парня получше. Выпил... сорвался. Когда очнулся, увидел что натворил... сам пошел и сдался. Поэтому не казнили, а списали в штрафное подразделение. Пожизненно.

— Ха-ха! Знакомая история. Кровь самураев порой играет с нами дурные шутки. Тестостерон, адреналин, вся наша боевая биохимия в мирное время страшнее врага. — прищур капитана стал еще въедливее. — Ну, и...

— Что "и"? — удивленно переспросил, не понимая вопроса, сотник.

— Один раз в жизни ты дал настоящему себе свободу и почувствовал, что такое — быть мужчиной, творить все, что позволяет тебе твоя сила! Вот и скажи-ка мне, солдат... тебе понравилось?

Что за дурное, идиотское испытание?

— Нет, господин капитан. — твердо ответил сотник. — Я сдался, надеясь, что меня сразу казнят. Что не придется смотреть в глаза своим родителям и родным той девушки. Если бы можно было повернуть время вспять, я... я бы убил того "меня", что шел в тот вечер насиловать и убивать. Ответ на ваш вопрос, господин капитан — нет! Мне НЕ понравилось.

— Вот как? — в глазах капитана на миг мелькнула досада. — Ну хорошо... тогда я тоже, как и ваш судья, не стану казнить тебя на месте. Ты — хороший солдат, сотник Кодо. Возможно, еще и отличный парень, поэтому Багровые Аномалии до сих пор не сожрали тебя. Стой там, — благородный лорд указал на место близ стены разрушенного здания. — Жди приказов. Сегодня ты мне еще понадобишься. Стоять! — палец капитана указал на лежащие в грязи перчатки. — Забери и утилизируй. Наведи в свое зоне ответственности хоть немного порядка!

— Но не вздумай выбрасывать в мусорный бак! — хохотнул лейтенант, выбросивший перчатки. — Эта пара стоит ровно на сорок три тысячи дороже чем жизнь любого оборванца из твоей грозной армии!

— Пусть устроят им достойное погребение. — хохотнул второй. — Приказ! Отрыть могилу полного профиля и поставить памятный камень с самым чувственным предсмертным стихом! Что скажете, господа? Может быть, выдадим нашим... кхм... верным солдатам... одну-две бутылки вина из личных запасов? Чтобы хорошо проводили бесценную утрату!

— У черни, привычной к грубым напиткам, от хорошего вина не будет ничего кроме недоумения и поноса. — иронично заметил капитан и взмахом руки приказал убираться сотнику, подобравшему испорченные перчатки. — Пшел вон! Чтобы все было исполнено, в лучшем виде! На обратном пути лично проверю.

Пограничник, сгорбленный и крепко стиснувший зубы, поклонился, отвернулся и пошел, направляясь за охранный периметр, к своим людям. В его руках были небрежно испоганенные аристократом перчатки за два месячных обеспечения рядового солдата его заставы, а в ушах звучали издевательские слова лейтенанта, оскорбившего дзисэй, предсмертные стихи самураев. Погань мажористая! Манерная, слащавая до тошноты. Это — нынешние офицеры славного юга?! Свихнувшиеся вырожденцы прогнившей империи.

— Командир! — подобравшись ближе к скрывшемуся в тени сотнику, шепнул самурай-сенсор. — Близко не принимай! У обоих лейтенантов фиксирую кормовые повреждения, характерные для затяжного постельного боя.

Секунды три ушло у сотника на осознание сказанного, а затем вспышка злобы захлестнула его разум.

Вот оно что! Эти двое веселящихся дегенератов — походные девочки господина капитана! Лишенные мозгов прилипалы к тому, кого волокут на вершину карьерной пирамиды. Да и сам великий лорд Токугава Масудзиро — не мужчина, раз общается с такой падалью, измывается над верным солдатом и позволяет своим шлюхам глумиться над честью предков! Вся застава ждала приезд большого, влиятельного начальника, что увидит беды пограничного гарнизона и наведет порядок в проворовавшемся стаде снабженцев? Вот вам, в наивные морды, полное ведро реальности! Три проститутки вместо командиров, вместо заботы о боеспособности войск живущие желанием поглумиться над теми, кто зарабатывает хлеб верной службой! Мало ли всюду ходит болтовни, что южное офицерье получает звезды на эполеты через генеральскую постель, а потом измывается над младшими по званию? Истерично доказывают, паскуды, самим себе, что они не опущенные содомиты, а сильные, опасные и грозные командиры! Получи, солдатик, от слюнявого мажора грязной тряпкой по лицу и не смей даже утираться от плевков содомитских постельных подружек!

Суки! Суки! Суки! Сучьи выкидыши чумной собаки!

Правдивое слово, что только здесь, в брошенной на произвол судьбы зоне отчуждения, у кого-то еще могут оставаться детские заблуждения. В остальных же регионах никакое безумие и извращение в командном составе армии давно уже никого не удивляет. Когда лиса, в ходе войн за малые страны, пробралась в студенческое офицерское общежитие, устроила таинственное исчезновение особо крикливого молодого капитана и от его имени натворила дел, все информационные средства империи орали как изрезанные о жестокой расправе, да о гибели невинной души, но солдаты по всей империи только злобно улыбались в ответ, прекрасно понимая, что хорошего человека лиса не тронет. В какого благорода ни ткни, так миллион на кон не страшно поставить, что перед тобой будет мразотная погань, свихнувшаяся от власти и спеси. Как любой чиновник империи давно уже чистый враг для простого гражданина, так и офицеры имперской армии — враги для своих солдат.

Сегодня ночью, застава опустеет. Все, кто на ней есть, попросту разбегутся. Большими и малыми группами. Шепот о дезертирстве уже несколько месяцев гуляет среди солдат, с тех пор как первые из них нашли появившиеся у них в сумках повязки Золотого Бога. Долг перед страной, повиновение приказам и верность присяге, заложенные в самураев генетически, долго сдерживали солдат от предательства, но после того, что случилось сегодня, все стопора сорвало. Нет больше командования. Нет правительства и армии. Есть только один беспросветный мрак и зловоние гнили.

Сотник надел маску с фильтрами воздуха, чтобы стекла прятали его взгляд, безумный от ненависти, которым он уставился на черно-золотую троицу холеных мажоров. Элита империи? Грозные машины войны, каждый из которых на пять-шесть порядков превосходит рядового солдата? Кровь заиграла в жилах ветерана бесконечных войн с кошмарами, рот наполнился слюной, язык облизнул пересохшие губы. Да, перед ним — элита, но он сам и вся его сотня — коты Золотого Бога. Великие Духи и мощь благословенных силовых схем сравняет силы, а внезапность атаки создаст перевес. Разбежаться как крысы — просто. Но что если уйти с громким грохотом? Мастер-путепрокладчик, машинисты и рабочие у пограничников есть свои. Что, если эта бронированная махина с двумя локомотивами отвалится от разгрузочной площадки, но пойдет не на запад, в страну Болот, а на восток, в глубь империи? Главный замок Токугава — отдельный комплекс зданий и укреплений в живописнейшем месте на краю столицы. Дворцы, храмы, сокровищницы и театры. Блистающая мрамором и хрусталем идиллия содомитов, в которую... слишком долго не влетали, на полной скорости, многотонные бронепоезда!

Трупы офицерья, охраны и обслуги бронепоезда в руинах брошенного транспортного узла найдут очень не скоро, капитан гвардии мало кому обязан отчитываться куда его понесло, так что заподозрят неладное силы безопасности только тогда, когда бронепоезд уже начнет набор финального ускорения.

— Рискнем? — снова шепнул сенсор, как и многие солдаты вокруг, охваченный нервным возбуждением. Внимательным взглядом, кот следил за одним из лейтенантов, оценивая рост и комплекцию манерного аристократика. — Мы по двадцать-тридцать лет на службе, пора бы подрасти в званиях, а?

Сотник оглянулся на второго своего заместителя, мрачного болотного следопыта с оплывшей и посиневшей от дешевого алкоголя физиономией. Сможет ли кошачья маска исправить такую рожу? Что-то сомнительно.

Следопыт мрачно ухмыльнулся и кивнул в сторону жреца, нерешительного и тихого молодого парня, приблудившегося на заставу шесть лет назад. Обтянутым бледной кожей скелетом, замерзшим почти до смерти и покрытым осенней грязью от пят до макушки. Клеймо личной собственности верховной жрицы храма Огня на левом плече. Шрамы, словно от когтей медведя, через все лицо. Десятки таких же шрамов по всему телу, перечеркнутые шрамами от плети. Замученный мальчуган жадно вцепился в протянутый ему кусок хлеба и в считанные два месяца расцвел, с ходу проявив немалые жреческие таланты. Для счастья и выработки положительного заряда Ци ему хватало уже того, что его не морили голодом, не били и не насиловали. Наложением рук, он снимал негативный заряд с предметов, убирал омертвление тканей, которое неизбежно получали солдаты при контакте с зараженной грязью, стимулировал заживление ран и изгонял кошмары, даруя измученным людям спокойные сны. Благодаря его работе, за шесть лет на заставе не было ни одного случая самоубийств или сумасшествия, люди даже начали потихоньку отходить от давящей безысходности мрачного существования. Плохо было только то, что парень за все шесть лет не произнес ни слова, впадал в панический ступор при виде жреческой атрибутики, а от резкого звука или неожиданного прикосновения мог отпрыгнуть метров на пять, в приступе ужаса сбивая предметы и травмируя себя. Свое красивое лицо, с которого положительный заряд Ци свел шрамы всего за полтора года, он прятал за маской из серого тряпья, носил грубую, мешковатую и грязную одежду. При обсуждении планов побега и обустройства жизни в большом мире, он всегда яростно мотал головой, если кто-то заявлял об убийствах ради кражи личности и яростно тыкал пальцем в карту страны Болот, в каменных поселениях которой можно было напасть на группу мельхванов, без расправы украсть внешность, одежду и предметы быта, а потом перебраться в страну Камней и заявить что они — беженцы из разгромленного демоном мельхванского поселения. Документов нет? А какие документы в стране Болот? Со жрецом, примут спокойно. Даже в странах Озер или Туманов можно было бы устроиться. Можно, было бы. Но негодяев, способных без проблем с совестью избивать и грабить людей, Багровая Аномалия выжирает в первую очередь, никакие жрецы не помогут. Прошедшие естественный отбор, угрюмые и мрачные парни из пограничной стражи, от месяца к месяцу мечтали о побеге, но на деле не очень-то были способны предать родину и причинить кому-либо зло.