— Его лихорадит, — безжалостно констатировала матрона. — Надеюсь, ты не собираешься баловать его? Мне уже вполне хватает десятка наглых моредхелов, разгуливающих по коридорам.

— Они ведь не позволяют себе лишнего, — возразил Дирит.

— Да, но все же... Хватит тебе уже этой расы. Сколько можно?

— Я прослежу, чтобы он не простаивал без работы.

— Вот и хорошо. Я к Первой Жрице, — она сверкнула глазами и удалилась.

— Удачи, моя матрона, — поклонился ей вслед дроу.

Я сжался на полу, обхватив колени руками.

— Ну и что мне теперь с тобой делать?

Я молчал, до крови прикусив губу.

— Если ты немедленно не встанешь, я использую эрго-т'тагу, — пригрозил Дирит.

Я попытался подняться, но опять упал.

— Успокойся, да что ты за паникер такой? — поддержал меня дроу.

— Не наказывайте меня, — сквозь слезы взмолился я, когда меня вновь шатнуло.

— Кажется, я понял, в чем дело, — взглянул мне в глаза Дирит. — Лоск слишком часто использовал личинку? Рассказывай.

— Не знаю, — меня затошнило при воспоминании о наказании. — Не надо!

— Так, — дроу резко свернул в какую-то комнату и усадил меня в кресло. — Рассказывай!

— Лоск... он... Я пытался... Но он... — я начал заикаться от страшных воспоминаний.

— В чем дело? Или мне надо влезть в твой мозг, чтобы получить интересующую меня информацию? — Дирит безжалостно взглянул мне в глаза.

— Не надо! Он... Я... Смерть! — я сполз с кресла и прижался к пушистому ковру, не в силах оторвать взгляда от лица дроу.

— Вот, так уже лучше, — Дирит вновь усадил меня на место. — Теперь успокойся и объясни, что у вас там произошло.

— Я пытался... уйти, — я не мог вновь заставить себя произнести слово, которое было источником невыносимой боли. — Он... наказал меня... Вот и все.

— Ну, это у всех бывает, — сказал дроу. — Я только не понимаю, почему это вызвало такой шок? Ты что, многократно пытался умереть? Сколько раз?

— Три...

— Это в пределах нормы. Некоторые до семи пытаются, — пожал плечами Дирит. — Ничего не понимаю...

Мне стало совсем плохо. Получается, что я настолько слаб, что был сломлен очень быстро... Безвольная кукла!

— Не плачь. Может быть, Лоск часто наказывал тебя по другому поводу?

— Нет... Пять раз, — я сжал руки в замок, пытаясь успокоиться.

— Тогда я совсем ничего не понимаю, — откинулся на спинку кресла дроу. — Никогда не видел, чтобы восьмикратное наказание возымело такой эффект. Я еще понимаю, если бы ты у тебя была совсем слабая воля. Но судя по твоим действиям на празднике, это не так...

— Не восьмикратное, — осмелился возразить я.

— Странно. Мне казалось, что я правильно посчитал. Тогда сколько?

— Лоск... Он... он наказывал меня за любую мысль о... об уходе, — я всхлипнул.

— И сколько получается всего?

— Не знаю...

— Как это может быть? Наказание т'тагой не такая вещь, которая легко забывается, — покачал головой Дирит и его взгляд стал жестким.

— Не знаю... Я честно не знаю! — закричал я, сжавшись под этим взглядом. — Много! Я не считал! Они не кончались! Пожалуйста, не наказывайте! Пожалуйста... — повторил я шепотом. — Я не вру...

— Вижу, что не врешь, — кивнул дроу. — Значит, теперь ты даже не можешь думать... о смерти?

Я задрожал от этого ужасного слова.

— Тогда все ясно. Ох, этот Лоск, я же ему объяснял... — вздохнул Дирит. — Нельзя слишком увлекаться наказаниями и пытаться изменить саму сущность, сознание раба. Достаточно добиться внешней покорности... Допрыгается он у меня однажды, — с угрозой добавил он.

Я вновь попытался успокоиться... По крайней мере не показывать свой страх.

— Да уж, промазал я с твоим приобретением... Надо было какого-нибудь солнечного взять...

Я невольно всхлипнул, представив, что стало бы со мной, если бы не вмешался Дирит.

— Ладно, теперь уже поздно горевать... Вставай и идем в гардеробную, горе мое.

Собрав последние силы, я подчинился.

— Значит, здесь тебя оставлять нельзя, — задумчиво сказал дроу, наблюдая, как я выбираю подходящую одежду.

Халат выпал из моей руки и мне пришлось нагибаться, чтобы его поднять.

— Почему? — мой голос сорвался.

— Ты замкнешься в себе и сдохнешь, — объяснил Дирит. — Что бы придумать... Ладно, пока ты будешь сопровождать меня, прислуживая при необходимости... И делая массаж, — с улыбкой добавил он.

Я сглотнул.

— Не бойся, ничего страшного не предвидится. Но тогда тебе понадобится не только домашняя одежда... Придется портным поработать...

— Не надо...

— Надо, — дроу взял меня за подбородок и заставил смотреть в свои фиолетовые глаза. — Я не потерплю рядом с собой драного моредхела. Да и моя репутация, как принца, может пострадать в результате твоих "не надо".

Потом, дождавшись, пока я закончу выбор, он молча проводил меня до комнаты.

— Вечером приходи в общий зал. Часы на стене.

Потом он ушел. Я принял ванну, которая находилась в помещении, смежном со спальней, расчесался и переоделся.

По крайней мере, пещеры не такие страшные, какими они мне представлялись. Но, может быть, все это иллюзия, и сейчас я нахожусь в холодной сырой камере?

— Прекрати, глупец! — раздался голос Дирита в моей голове, и меня скрутило приступом эрго-т'таги. Это действительно оказалось куда больнее.

Когда приступ прошел, я ничего не видел, перед глазами плавало красное марево, а в ушах стоял противный болезненный гул. Потом я почувствовал, как кто-то поднимает меня и кладет на кровать.

Где-то через полчаса зрение, наконец, возвратилось ко мне, и я обнаружил дроу, сидящего рядом.

— Таких глупостей больше себе не позволяй, — мягко сказал он. — Отрицание реальности — первый шаг к сумасшествию.

— Я уже сумасшедший!

— Нет. Пока — нет. И, надеюсь, никогда не будет. У тебя крепкий разум, раз его до сих пор не испортил Лоск.

— Я не хочу... Лучше быть безумным... Бездумным и безразличным...

— Таким ты все равно не станешь. И хватит. Если надо — поплачь, но если начнешь снова сомневаться в реальности... — Дирит нахмурился. — Впрочем, сейчас я докажу тебе, что ты не прав.

— Как?

— Увидишь. Смотри мне в глаза.

— Не надо... — попытался заслониться я, но дроу с легкостью отвел мои руки в сторону.

Его глаза... Они были озерами вечности... Извергающееся жерло вулкана, наполненное неестественного цвета лавой.

Меня пронзило странное ощущение, а потом я вновь вернулся к жизни. Если раньше иногда она казалась мне страшным сном, то теперь я понял... я знал, что все это была еще более страшная реальность. Ведь во сне есть надежда проснуться... У меня же теперь нет такой надежды.

— Понял?

— Да... Я не хочу такой реальности! — слезы хлынули из моих глаз, я попытался встать, но Дирит прижал меня к кровати, ожидая, пока стихнут рыдания.

— В нашей жизни много такого, чего мы не хотим, — грустно сказал он. — Все будет хорошо.

— Все будет плохо, — прошептал я. — Рабство, унижения и муки... А теперь я еще и у... — я запнулся.

— Зря ты меня боишься. Дроу ничем не хуже наземных эльфов. Но я не буду тебя переубеждать, потому что уверен, что со временем ты все поймешь и сам.

— Подождите... — я замолчал, когда выходящий Дирит обернулся.

— Ну?

— Зачем... Вы это сделали?

— А зачем мне псих? — ответил вопросом на вопрос дроу.

— Но ведь... я же только раб.

— Да. Но разные хозяева по-разному относятся к своим рабам. Так же как разные пастухи по-разному относятся к животным.

Я уже жалел, что спросил об этом.

— А Вы уверены... что теперь я буду нормален?

— Надеюсь. По крайней мере, первый приступ удалось предотвратить.

— Так это была не т'тага? — испугался я.

— То, что ты чувствовал — т'тага. Но то, что ты мог подумать, если бы я не велел ей остановить тебя, было гораздо опаснее.

— Вы следите за моими мыслями? — я вспомнил про голос, раздающийся в голове.

— И да, и нет. За тобой следит эрго-т'тага, а она сообщает мне, когда возникает угроза серьезных функциональных нарушений.

— Я... Мне мерещился голос... — прошептал я себе под нос.

Уже закрывающаяся дверь снова приоткрылась.

— Тебе не мерещилось. Владелец о-т'таги может разговаривать со своими рабами.

Я еще долго лежал, постепенно приходя в себя. Потом ко мне заглянул Гаэргиль.

— Тебе лучше? Вечерний приказ Дирит не отменял.

Со вздохом встав, я поплелся в зал.

Там было светло, как утром... Впрочем какая может быть разница в пещерах?

Еще в зале было много эльфов. Наверное, около сотни. Они спокойно переговаривались, расположившись на диванах, музицировали, или растворялись в прекрасных танцах.

Между сидящими иногда проплывали подносы с угощением, предлагающе подлетая к каждому. Это совсем не походило на тюрьму... Скорее на дворец. Тем более, что и одеты эльфы были соответственно. Белоснежные, серебренные, золотистые, а также многих других цветов костюмы радовали глаз своим изяществом и гармонией.

— Донгель, — как всегда Дирит подошел незаметно.

— Я тут, — вздрогнул я.

— Идем. Это тебе стоит увидеть.

Я последовал за дроу, думая, что чем бы ни было то, что он хочет мне показать, мне лучше как раз этого и не видеть.

Дроу вел меня по разветвленным коридорам и, наконец, мы достигли небольшой комнаты. В ней была расположена постоянная телепортация, выглядящая как овальный огненный провал.

— Идем, — Дирит крепко взял меня за руку, когда я остановился.

Мы очутились в прекрасном ночном зимнем саду. Под светом звезд снег переливался всеми оттенками синего и создавалось впечатление, что по нему рассыпаны светлячки.

— Красиво, — сказал я, поплотнее закутываясь в бархатный халат от холодного ветра.

— Смотри туда и слушай, — указал дроу, набрасывая на мои плечи свой плащ.

Скоро из-за деревьев полилась нежная музыка. Тихий звон далеких светил, шум ветра, мягкость снега сплелись в этой удивительной мелодии. Я никогда не слышал ничего подобного.

Потом музыка забрала меня в свои объятья. Она рассказывала о зимней грусти и всех безвременно погибших и о счастье, которое познает мир, окутавшись снежным покрывалом. О зимних узорах на окнах и искрящихся инеем деревьях. О красоте капли росы на зеленом листке и журчании весеннего ручья. О свободе птицы, парящей в небесах.

Да, под звездами парила птица. Птица, чье оперение светилось светом звезд. Она танцевала и кружилась в воздухе, заставляя сердце замирать и чувствовать одновременно и радость и грусть. Мне все время казалось, что сейчас я взлечу, и присоединюсь к ней в танце, и ничто не сможет удержать меня на земле...

Потом все кончилось.

— Это... это прекрасно.

— Спасибо, — сказал подошедший к нам Ирлорин. — Дирит, а тебе понравилось?

— Да. Ты был великолепен, — дроу положил руку юноше на плечо. — Ты все растешь.

— Я хотел передать красоту зимы. Как, по-твоему, у меня получилось?

— Да. Но у тебя все еще слегка проглядывает весенний мотив.

— Я постараюсь исправиться, — звездный прижался к Дириту. — А зачем ты привел его?

— Он никогда еще не видел твоих танцев.

— Он мог бы посмотреть на них и когда тебя не будет, — шутливо обиделся Ирлорин.

— Нет. Пока он поедет со мной. Так что его тоже не будет.

— Почему он, а не я?

— Ах, малыш... Вспомни, как ты себя чувствовал, когда только попал ко мне.

— Я не хочу вспоминать, — встряхнулся юноша. — Теперь все по-другому.

— Да, но Донгель сейчас примерно в такой же ситуации.

— Ты же ездил не в Мориоград!

— Ну и что. Лоск... — при упоминании этого имени дроу слегка поморщился. — Лоск намудрил. Он пытался изменить душу Донгеля.

Ирлорин вздрогнул и побледнел.

— Тогда понимаю, — кивнул он. — Дирит, сделай что-нибудь с этим Лоском! Пожалуйста!

— Может быть. Хотя он просто еще слишком глуп. Возвращайтесь домой, а то замерзнете. А я прогуляюсь.

— Ну что, идем? — обратился ко мне звездный, когда похожий на черную птицу, дроу скрылся в темноте.

— Я никогда не видел ничего подобного, — все еще находясь под впечатлением танца, сказал я.

— И вряд ли увидишь. Каждый танец — это мир. И его нельзя повторить, потому что получится лишь бледная копия.

— Но как же тогда ты тренируешься? — удивился я.

— Миров много. Часть из них похожа, но каждый имеет собственную душу.

У портала я остановился и вновь взглянул на звездное небо. Мне очень не хотелось покидать сад, несмотря на холод, пронизывающий до костей.

— Скажи, я Дирит часто разрешает подниматься на поверхность? — все еще не двигаясь, спросил я.

— Это наш сад. Когда не слишком холодно или сыро мы часто гуляем в нем. Для кого, по-твоему, предназначен портал?

— А он большой?

— Сад? Достаточно. Примерно три на три километра. С речкой и озером. Ладно, пошли уже, а то я замерз, — потянул меня Ирлорин. — Насколько я понял, твоим прошлым хозяином был Лоск?

— Да.

— Моим тоже. А до этого я был в самой большой мориоградской тюрьме... У их главного жреца.

— Расскажи, — попросил я.

— Про Мориоград — не буду, — вздрогнул звездный. — Я не хочу вспоминать об этом. У Лоска было лучше... Но он постоянно боялся, что меня украдут, поэтому я жил в темном сейфе, около метра в диаметре. Хорошо, что тогда я был еще совсем ребенком... И к тому же я не понимал никаких языков, кроме своего.

— А потом тебя купил Дирит?

— Да. Лоск сначала не хотел продавать меня, потому как привязался. Но в сейфе мне было плохо, это он, к счастью, понимал, а ему требовались большие деньги, чтобы обезопасить свою собственность. Он влез в долги и, когда выхода уже не оставалось, был вынужден продать меня принцу.

— И ты счастлив?

— Да, я счастлив. Здесь я познал счастье. Дирит сначала совсем не отпускал меня от себя, пока у меня не прошел шок, и я не поправился, да и теперь часто общается. Он любит меня. И всех нас.

— Как забавных зверюшек, — с горечью добавил я.

— Скорее как маленьких неразумных детей, — возразил Ирлорин. — Не знаю как другие, но я никогда не покину принца. Он дал мне все, о чем я мечтал.

— А свобода?

— Что ты считаешь свободой? Разве я — не свободен? Я живу с любимыми людьми, занимаюсь любимым делом... Разве не это — свобода? Но, может быть, ты предпочитаешь свободу нищего?

— Нет, — я последний раз взглянул на небо и шагнул в портал.

Глава 23. Трехречье

Рыжий. Обреченный город — Трехречье. Февраль — Июнь 5375 года

Мы — закорявились. Точнее, мы закорявились, как герои... Попались на совершенно идиотском задании! Это произошло уже летом.