— Пересечённой? Это про кусты и овраги? А применительно к орбитальному бою? — фыркнул адмирал.
— Ну, например, скрыть свои намерения от нас. Возможно, у них есть какой-то козырь, но его применение требует,... алиен его знает, какого-то условия, которое кохи сейчас пытаются создать. Наблюдаем с их стороны упрямое стремление выйти на сверхкороткие дистанции огня. Возможно, это показуха и провокация, но может статься...
— Я вас услышал, — кивнул нахмурившийся адмирал и, подумав, сообщил: — Никак нельзя вводить в бой основные силы до того как мы узнаем, что за козырь прячут в рукаве эти чокнутые алиены! Понятно, что мы можем потерять всю группу 'А'...
— Командующий! Противник обнаружил нас! Противник атакует баттлстар 'Боевая слава предков'!
— Мы не можем!
...
А вот на борту 'Старины Джо' ситуация выглядела... ну, как оно обычно и выглядит на передовой: сумятица и неразбериха, и только вера, слепая вера в то, что нужно держать строй и в то, что товарищи поддержат и прикроют. Впрочем, перед 'Стариной Джо' сейчас стояла очень простая боевая задача: выжить. Как и было приказано: держаться от атакующих кохи за бронёй баттлстара 'Боевая слава предков'.
По внутрикорабельной громкой связи, на которую сейчас был выведен командный канал эскадры, разносились переговоры:
— Валькирии, доложите ситуацию!
— Работаем. Половина машин ещё в строю, так что живём. Живём коротко, зато быстро и красиво!
— Бойтесь, в ваш сектор подходят гиперпространственные перехватчики, будет лютый пэцэ.
— Есть, принял!
— Внимание сектору двенадцать-восемь! Алиены обходят с третьей полуспирали! Отзовись, кто принял!
— 'Свят' принял по сектору двенадцать-восемь! Дам огня через три!
— 'Стойкость' принял по сектору двенадцать-восемь! Вижу цель. Цель групповая.
— Четвёртый сектор, бойся! — рявкнуло вдруг радио, и смолкло.
— Чего? — дёрнулся Виктор.
— Антенное хозяйство накрылось, — отозвался Константин.
— Мои ребята сейчас глянут, — откликнулся капитан-лейтенант спасателей. — Скорее всего, полагаю, нас накрыло брызгами расплавленной брони с 'Боевой славы'.
Вацлав всё это слышал из медицинского отсека. Фианке было плохо. Она скрючилась, обхватив голову руками, и дрожала всем телом. А Вацлав, головой отвечающий перед командованием за неё, никак не мог придумать, как ей помочь.
— Больно! Больно! Они горят заживо! — стонала Аритайя.
— Держись, прошу тебя, — заговорил он. — Не слушай их боль. Я рядом. Слушай меня!
— Вацлав... как волнорез, — невнятно всхлипнула Аритайя, — Если бы не Вацлав, было бы хуже. Намного хуже.
Смотреть, как мучается прекрасная фианка было невыносимо. Вацлав сам не заметил, как прижал Аритайю к себе, заключив её в объятия.
— Прошу, постарайся отвлечься! Переключить внимание! — уговаривал он.
Аритайя встрепенулась, но тут же скривилась, и пояснила:
— Сумеешь ли слушать тихий шёпот, когда вокруг кричат?
Вацлав судорожно искал варианты. Человеческая медицина исключалось: неизвестно, как наши препараты подействуют на фиан. Как не крути, оставалось лишь искать какой-то психологический трюк. Если бы он знал бы хоть что-то из психологии чужой расы!
— Сумею! Сумею услышать шёпот, — горячо уверял он Аритайю, — если только поверю, что этот вот конкретно шёпот для меня сейчас важнее всего на свете!
Аритайя подняла на него глаза, и на мгновение застыла.
— Говорит "Стойкость"! — кричало радио, — Прошу поддержки!
— Тебя не отталкивает мой вид, — проговорила фианка, глядя в глаза Вацлаву. — Тебя не отталкивает то, что я — существо совершенно чужого биологического вида. Это... странно? Нет, не то... Мило, я вспомнила слово. Ты переживаешь, боишься, но боишься за меня. Боишься, что мне будет плохо. И боишься, что я в тебе разочаруюсь.
— "Гордость"! "Родина"! Кто там ещё? — забеспокоилось радио, — Поддержать огнём! Потрошители! Сможете поработать со 'Стойкостью'?
— Есть поработать со "Стойкостью"! Минут через шесть будем!
— Не могу! — воскликнула Аритайя, заламывая руки, и забилась в объятиях Вацлава. — Прости, Вацлав, но кохи слишком больно умирают! И я с ними! А-ай! Человеки умирают спокойнее. Человеки сосредоточенно и методично делают своё дело, даже когда горят заживо! Продолжают заряжать! Горящими руками!
— Боевые психотропные, обезболивающие, — пояснил Вацлав.
— Кохи никогда не пойдут на то, что бы вводить себе в кровь химию, — отозвалась Аритайя. — Они сейчас бросаются прямо на ваши пушки и упиваются болезненной агонией!
— Психи, — выдохнул Вацлав.
— Нет, загонщики же, — постаралась объяснить фианка. — Загонщики кохи перед охотой доводят себя до безумия. Ярость, злоба, желание убивать. Их инстинкты самосохранения в таком состоянии не работают, и они кидаются прямо в огонь. Это что бы дать жертве понять, кто тут охотник, а кто жертва. Сломить волю жертв, посеять в их сердцах страх перед бесстрашными охотниками, что презирают смерть.
— А кроме загонщиков кто у них ещё есть? — заинтересовался Вацлав. — Ну, кто-то же должен у кихи сохранять контроль за ситуацией.
— Охотники, — тут же пояснила фианка, — Вожди.
— Что чувствуют они?
— Беспокойство. Всё пошло не так, как должно было. Загонщики гибнут напрасно. Вожди хотят отступить, что бы перегруппироваться. Но не могут.
— Почему?
— Первый отступивший покроет себя позором. Сейчас вожди гонят охотников в разные стороны.
— Почему?
— Каждый вождь видит правильное решение по своему, и презирает других вождей. Они всё ещё не понимают, с кем столкнулись. Они ещё не понимают, что это уже не охота! Совсем не охота!
— Валькирии! Отходите на базу! — разразилось тревогой радио.
— Поздно, база! Нам тут уже немного осталось, и уйти нам теперь не дадут. Уж не серчайте на нас! Дожмите их, братцы! За нас дожмите!
— Говорит 'Витязь'! Потерял главный калибр, спешно выхожу из боя, прошу прикрыть огнём!
— Почему молчат дивизионы?! — забеспокоилось радио. — Говорит крейсер 'За Родину!', боекомплект израсходовал на девяносто процентов! Быстро теряю броню!
— Говорит броненосец 'Стойкость отчаянных'! Прикрою 'Родину' собой!
— А-р-р! — натурально зарычал из рубки управления Виктор. — Я должен быть там! Там! Столько лет я готовился именно к этому!
— Заткнись, Витёк, — отозвался Константин. — Не ты один! Так что...
— Связь! — заорал Вацлав, повернув голову ко входу, — Связь мне! Срочное донесение!
...
Спустя не полных пять минут после доклада Вацлава группы 'Б' и 'В' синхронно вступили в бой. Ситуация изменилась резко, и покатилась неотвративо. Фианка захлёбывалась слезами, но, судорожно вцепившись в Вацлава, как-то ещё держалась. Потерявшие всех своих 'загонщиков', охотники кохи, наконец, решились отойти и перегруппироваться. Те из них, что поспешили сделать это первыми, так и не успели понять, что их убило. Потоки когерентного высокоэнергетического излучения фронтовых дивизионов дальнего подавления 'Гнев Сатаны' переводили материю в агрегатное состояние плазмы практически мгновенно.
— Сектор восемьдесят, бойся! Работает арта!
— Внимание в секторе шестнадцать! Валите на вторую спираль! 'Последний довод' заканчивает сведение!
— 'Пётр', командованию! Доложите ситуацию!
— Докладывает 'Пётр Великий'. Нормально всё. Нахожусь под интенсивным огнём противника. Половина брони ещё цела. Возгорания на борту потушены. Работаем.
— Вацлав! Вацлав! — Аритайя повисла на Вацлаве, судорожно вцепившись в него. — Что же это, а? Человеки страшнее хищников! Вы такие же, как кохи, да? Вы хищники? Я ошибалась, принимая вас за травоядных?
Вацлав по-прежнему бережно сжимал фианку в объятьях.
— Нет, конечно, нет! — отозвался он на её причитания.
— Но вы же охотитесь на них!
— Нет, что ты, глупая, — он улыбнулся. — Мы не охотники, мы — солдаты. Это... разные вещи. И вообще, видишь ли, Аритайя, твоя теория про всего два пути развития разума... несколько наивна. Вселенная, видишь ли, богаче на выдумку.
— Внимание всем в системе! — прервало его радио, — Оповещение! Есть входящий! Цель групповая! Наличествуют большие тоннажи! Предположительно, крейсера, и несколько баттлшипов! Внимание всем в системе!
И почти тут же радио заговорило другим голосом:
— Говорит адмирал добровольческой освободительной армии! Имею под командой до пяти десятков вымпелов, и намерение вступить в бой с алиеном! Как поняли меня, приём!
— Вот, ведь, чертяка, Волков! — хмыкнул Вацлав, расплываясь в улыбке. — Я знал, что он что-нибудь эдакое отмочит!
— Говорит командование объединённым космофлотом человечества, — откликнулось радио. — Принципиальных возражений не имею. Видите групповую цель на седьмой спирали, двадцать градусов над эклиптикой?
— Так точно, цель вижу!
— Предположительно, это сильнейшие вымпелы противника, до сих пор уклонявшиеся от боя.
— Есть, принял! Оставьте это моим добровольцам! Добровольческая освободительная с честью вступает в бой за свободу всего человечества! Внимание по эскадре! Стоять к параду! Лучшие сыны и дочери человечества, во искупление, во славу предков и в назидание потомкам! К бою! Товсь! Полный вперёд!
— А знаешь, Аритайя, — заговорил Вацлав задумчиво, — я ведь покопался в специальной литературе по генезису человеческого мозга и разума. Так вот, наши учёные считают, что разум человеческий родился не из потребности координировать сложные совместные действия стаи.
— А из какой тогда? — фианка настолько заинтересовалась, что даже перестала вздрагивать и всхлипывать, и взглянула ему в глаза.
— А из потребности выпендриваться перед себе подобными, — хмыкнул Вацлав.
...
#
Эпилог
Капитан Нелнишнош
[планета Раксла-слаим]
Небо Раксла-Клаима полнилось тревогами. Песни с далёких звёзд приходили одна другой невероятнее, фантастичнее, страшнее, и в сдержанном рокоте вулкана Охтырдыж чудились раскаты далёкой канонады. Где-то среди звёзд полыхала война. Разумные специально и целенаправленно убивали разумных.
А месяц назад на Раксла-Кслаим прилетели кохи. Накидали на орбите сторожевых спутников, высадились где-то. Племя Последних перебралось в звездолёты предков, и наружу из Пещер Завета выбирались редко, осторожными вылазками. Остальные откочевали куда-то, и вестей о них не было давно. За пультом дальней связи звездолёта 'Песнь о доме' велось круглосуточное дежурство, но кохи никак своего присутствия на планете не выдавали: ни переговоров, ни полётов над поверхностью. И это было подозрительно и страшно. Страшно было представить, что за пакость готовят коварные кохи.
Фиане с 'Песни о доме' на многочасовых совещаниях никак не могли прийти ни к чему, хотя бы похожему на мнение, не то, что к решению. Все с надеждой смотрели на капитана. А Нелнишнош не мог бежать с Раксла-Кслаима. Не мог, пока нет вестей от дочери. Аритайя... где бы она не была, если... если что — будет искать его здесь. Так что капитан собрал команду и добровольных помощников, и аккуратно наполовину закопал, наполовину присыпал галькой звездолёт так, что 'Песнь о доме' теперь нельзя было не то что с орбиты засечь, но и на бреющем полёте пройди — не заметишь. Если не сенсорик, конечно.
В общем, замаскировал звездолёт, и стал ждать... хоть чего-нибудь. И вот — дождался! Прямо с тревожных небес Раксла-Кслаима, точно на покинутое стойбище Последних, в огненных сполохах и под вой поднятого ветра, спустился межзвёздный корабль. Большой. Не просто большой, а... сейчас, вот, смотрите: первое, что бросилось в глаза капитану — остеклённая надстройка, которая оказалась — только не падайте — бассейном! Таким, что весь клан Последних мог бы там купаться одновременно. Огромный, шикарный красавец звёздный лайнер выглядел, как иллюстрация к сказке о невероятном будущем.
Капитан, обречённо принимая свою судьбу, вышел навстречу пришельцам. Будь, что будет.
И было вот что: лайнер, чужой всему, что только знал о звездолётах капитан Нелнишнош, спустил трап, и оттуда уверенно вышли несколько гуманоидов, закованных в мощную даже на вид броню. Они спокойно взяли под контроль периметр, и после этого по трапу спустил... спу... спустилась Аритайя!
О! Бедное сердце старого капитана едва не разорвалось! Нелнишнош не сразу узнал дочь — так изменился её эмоциональных фон. Если раньше Аритайя воспринималась, как маленькое солнышко, лучащееся чистыми и яркими детскими эмоциями, то сейчас она была окружена спокойной, уравновешенной, вполне гармоничной эмоциональной сферой зрелого, взрослого фианина.
— Отец! — Аритайя тепло улыбнулась, а потом раскинула руки и бросилась в объятия, как делала в детстве. — Оте-ец! Папка! Как же я соскучилась!
— Дочка! — только и смог выдохнуть капитан — дыхание перехватило, в горле застрял ком. Но Нелнишнош быстро совладал с собой, бросил подозрительный взгляд на чужой звездолёт, и тихо, но твёрдо спросил: — А это кто, и что им от тебя надо?
— Это человеки, и мой новый звездолёт... — стала объяснять дочка, но потрясённый капитан её перебил:
— Постой, постой! Это те самые человеки, которые убивают злобных кохи? Те самые существа, которых боятся даже презирающие смерть и боль кохи? Самая страшная раса в галактике?!
— Отец! — Аритайя вздохнула, и, как ни странно, попробовала заступиться за человеков: — Кохи — безжалостные убийцы! Человеки поступают с кохи так же, как кохи поступают с ними! С нами! Со всеми!
— Насилие суть зло! — Нелнишнош на всякий случай решил повторить своей дочери прописные истины: — Отвечать кохи тем же, значит стать такими же кохи! Сеять зло — путь в бездну! Непротивление злу насилием завещал великий, мудрый...
— Да, да, да! — перебила его Аритайя. — Не собираюсь спорить с очевидным. — Но вот эти конкретные человеки там, — она показала на ближайшую фигуру в могучей броне, — это мои человеки!
— Ты..., — Нелнишнош сделал над собой усилие, и постарался говорить спокойно и твёрдо. — Наш народ многое потерял из-за злобных кохи, многое утратил. У нас нет крупных промышленных центров, нет... возможности производить самим некоторые важные вещи. Поэтому фианам приходится выпрашивать необходимое у миносцев. А миносцы просят что-то в обмен. Они, миносцы, высоко ценят дочерей народа фиан. И... некоторые молодые фианки... уходят на Минос... ради материальных выгод для своего рода и клана. Но наш род! Никогда, до селе! Наш клан, слава предками! Пока ещё!
— Нет, нет! Что ты! Отец! — забеспокоилась Аритайя. — Пожалуйста, успокойся! Не надо тебе так переживать. Слушай меня внимательнее, пожалуйста. Эти вот — мои человеки. Они служат мне.
— Что, прости? — не поверил своим ушам Нелнишнош. — Они что тебе делают?
— Служат, — кивнула Аритайя. — Они обслуживают мой звездолёт. Ну, посмотри на эту громаду! Как, по-твоему, я сама в одиночку справлюсь с такой сложной машиной?
— Дочка, пожалей отца! — взмолился капитан. — Объясни, что с тобой происходит? Как это гордые и страшные человеки служат тебе?
— Я пою человекам песни. Только пою песни и ничего больше!
