— Но как же при такой перегрузке смогло подняться тесто? Как так получилось?
— Семейный секрет!
— М-м! Вкусно! А если я готов к тебе посвататься? Ради такого семейного секрета!
— А попробуй! — рассмеялась довольная повариха.
Тут Аритайю заметили, кажется, кузен Уонехтон — взлохмаченный (ну, это как обычно), пальцы перемотаны изолентой (сорвал во время вахты на стартовой палубе, в медчасть идти, как обычно, у него времени не было). Заметил, и радостно воскликнул:
— Аритайя! Вот она, феане — сенсорик, спасшая всех нас и весь наш клан! Ура, Аритайя!
Кают-компания одобрительно загудела, взгляды устремились к ней, чьи-то руки протянули девушке свежий космический пирог фирменной выпечки тётушки Абекойи, ещё чьи-то протянули космический бокал с чем-то розовым (компот из ягод фифельника? Вот это фантастика!). Аритайя смутилась от такого внимания, неловко приняла пирожок — не заставлять же фианина стоять с протянутым пирожком. Бокал выронила, но хвала невесомости — далеко он не улетел, поймала.
— Но,... не надо! Это же не так! Это..., — пролепетала смущенная девушка, — это же не моя заслуга. Это капитан, и все-все: машинное быстро дало полный ход, имитаторы были убедительны, пилоты — молодцы!
— Ура, Аритайя! — радостно кричала кают-компания, сдвигая бокалы, размахивая пирожками, и запуская воздушную кукурузу вместо конфетти. У донельзя смущённой девушки мелькнуло ощущение, что она попала на хулиганскую вечеринку школьников младших классов, устроенную по поводу внезапного отъезда всех учителей разом накануне важной контрольной. Второй пилот похлопал её по плечу, и сказал что-то ободряющее. Тётушка Абекойя погладила по голове.
— Спой нам, Аритайя! — громко попросил её дедушка Уохинтонкан, тепло улыбаясь.
— Спой! Спой! Аритайя! — подхватили все собравшиеся.
— Не бойся, мы поддержим! — подбодрила девушку тётушка Абекойя.
Чистые, добрые чувства участия и поддержки собравшихся в кают-компании фиан захлестнули сенсорика, Аритайя собралась с духом, и запела. Ей стали подпевать, отбивая такт в ладоши.
Гуляние было в самом разгаре, когда в кают-компанию заглянул чем-то встревоженный Ахутехоут — первый офицер наблюдения корабля. Окинул тревожным взором стихийное собрание, и, очевидно, не найдя искомого, выкрикнул:
— Капитан!
В кают-компании мгновенно установилась полная тишина.
— Да? — откликнулся капитан Нелнишнош.
— Э..., — протянул несколько смущённо Ахутехоут, и выразительно покосился на остальных.
— Чего уж теперь! — поморщился капитан, — Говори, что там у тебя?
— Есть отметки, телеметрия, и интерференционная картинка, — заявил Ахутехоут, — от нашего зонда, сброшенного над газовым гигантом.
— И что там? — капитан нахмурился.
— Думаю, лучше Вам пройти в рубку..., — неуверенно предложил первый наблюдатель.
— Да уж говори! — всплеснула руками тётушка Абекойя. — Праздник испортил уже! Хочешь нас любопытством уморить?!
Капитан кивнул, всё так же хмуро. И первый наблюдатель, решившись, рассказал:
— Крейсер хищников. Крупный. И это... это... 'Потрошитель Лазурного Берега'! — прозвище проклятого крейсера офицер выдохнул тяжело, мрачно, с некоторой обречённостью.
Лазурным берегом называли одну некогда прекрасную планету, очень любимую фианами. Однажды крупная стая хищников устроила там чудовищную бойню, и флагманом той стаи, возглавлявшем бойню, был крейсер, прозванный за то 'Потрошителем Лазурного Берега'.
Капитан обвёл замершую кают-компанию невидящим взглядом, и медленно проговорил:
— Успокойтесь, друзья мои. Нам везёт. Скажи, Ахутехоут, чем сейчас занят 'Потрошитель'?
— Спасает перехватчики, упавшие в газовый котёл, — мрачно буркнул тот.
— Ну, вот. Я и говорю: успокойтесь. Нам повезло, — капитан развёл руками. Однако никто не понял, что он имеет в виду.
— Да, кто-нибудь! — не выдержала Абекойя, — Мед-часть! Мы капитана теряем! Вколите ему что-нибудь! У него, похоже, бред от переутомления.
— Это был молодняк, — пояснил капитан, и улыбнулся, но как-то криво.
— Молодняк? — переспросил кто-то растерянно.
— Хищники натаскивали неопытный молодняк, — объяснил капитан, — на нашем караване натаскивали. Матёрые и опытные хищники наблюдали со стороны и не вмешивались.
— Теперь они будут нам мстить? — спросил кто-то испуганным голосом. Ой! Кажется, это Аритайя! Девушка вздрогнула, зажала рот ладошкой, и немедленно покраснела от смущения.
— Нет, что ты! — отмахнулся капитан. — Мстить! Хищники не мстят, это же не миносы. По их понятиям, если какой-то хищник не справился, свалился куда-то — это его проблемы. Нет, мстить матёрые не будут. А будут показывать молодым, как надо охотиться.
— О, бездна! — выдала тётушка Абекойя.
— И что нам делать?
— Сохранять спокойствие! И хорошенько приготовиться! — отчеканил капитан Нелнишнош. — Тщательно всё проверить, починить всё, что нужно. Отрепетировать действия на маневре. Так что сейчас покушаете, и мы сформируем команды, распределим по отсекам, подсистемам, и службам. И надо пройтись снаружи по обшивке дефектоскопами, пока есть такая возможность. Короче говоря, поработаем!
— Да, капитан! — почти дружно прокричала вся кают-компания.
Эти сутки, до самого их конца, Аритайя работала: лазила в технические тоннели, такие узкие и забитые перепутавшимися кабелями, что пролезть смогла лишь она — благодаря гибкому стройному телу и узкой кости. Отстояла свою вахту на мостике, а потом ещё ползала по обшивке корабля в открытом космосе с дефектоскопом в руках, осматривала важные подвижные части, очень нужные кораблю фиан во время прыжка в гипере, на пробу подымала с инженерами мачту солнечного паруса. Что-то ещё таскала по коридорам, помогала искать нужные запчасти в трюме. Устала так, как никогда не уставала!
Наконец, её отправили спать. Условный день давно закончился, и уже скоро у неё новая вахта — надо выспаться. Аритайя добралась до своей капсулы с ощущением песка в глазах, забралась внутрь с мыслями про ищущих их корабль матёрых хищников, и уснула раньше, чем вспомнила, что надо бы принять перед сном душ.
...
#
Вацлав: крутой поворот
(место и время — странные, большего Вацлаву пока не известно)
Вацлав проснулся в незнакомом месте. Незнакомом и очень неуютном. Какое-то жуткое место. Но внутри у Вацлава было ещё более неуютно и жутко, чем снаружи: голова страшно болела, болели глазные яблоки, будто кто-то их зачем-то вынимал, наждачкой протёр, а назад вставил не по резьбе. Во рту было так мерзко, что мерзко было даже думать о том, как мерзко сейчас во рту. Впрочем, думать бедняге Вацлаву было тяжко и больно, вне зависимости от направления мыслей.
Мерный шум разговоров, шаркающие шаги, покашливания, и прочие неприятные звуки, какие обычно издаёт неуместно большое скопление людей, делали состояние Вацлава ещё более болезненным и неприятным. А когда он поднял красные веки, всё стало ещё хуже: оказалось, что находился он в 'не-пойми-где', и происходит вокруг 'не-пойми-что'.
Раньше Вацлаву ни разу не приходилось оказаться вдруг в 'не-пойми-где', и он не представлял себе, что надо делать в такой ситуации. Покатав осторожно между больными извилинами мозга злосчастный вопрос 'что делать?', Вацлав пришёл к успокаивающему выводу: — если ты 'не-пойми-где', и вокруг творится 'не-пойми-что', то и делать с этим ничего не надо, поскольку правильного действия всё равно не придумаешь, а неправильные могут всё только усугубить.
К тому же, все эти неуместные люди, и это ужасное место, вызывали сейчас у Вацлава стойкое отвращение. Ох уж! Правильнее будет сказать, что стойкое отвращение — единственное чувство, на которое бедолага оказался сейчас способен, так что испытывал он его ко всему и ко всем, включая себя самого. Да, к себе самому, пожалуй — в первую очередь. И если получится вот прямо сейчас не сдохнуть — он обязательно займётся самоедством.
Вопрос про 'не сдохнуть' стоял актуально. Стоял, и требовал немедленно добыть где-то воды. Много. А очнувшееся самоедство тут же подсказывало: желательно столько воды, что бы сразу утопиться. Боль поддакивала: утопиться — верный способ, что бы прекратить мучения. Тут Вацлав осознал, что сама вода ему в рот не потечёт, и придётся корячиться и мучиться, от чего стало грустно и жалко себя, но он вздохнул — протяжно и тоскливо, и неимоверными усилиями сел на жёсткой скамейке, на которой лежал. Тело тут же отозвалось болью, разом вывалив бедолаге все накопившиеся у рёбер, спины и шеи претензии к неудобному ложу, и неудобной позе. Вацлав охнул и поморщился.
— Фу! — отшатнулся незнакомый молодой человек, оказавшийся рядом, и махнул рукой вдаль: — направо по коридору, слева будет дверь!
Вацлав промычал что-то, и сам не понял, толи это было: — 'спасибо, Вы так любезны!', а толи: — 'отвали, и без тебя тошно!', а может — и то и другое сразу. Однако он нашёл в себе силы встать, и, понурив голову, отправился по указанному маршруту.
И нашёл туалет. За заветной дверью с крупной буквой 'М' оказалась вода! Чистые белые раковины, блестящие краники, возможность умыться и напиться. О! А главное: тут нет толпы и создаваемого ею шума. Вацлав с наслаждением напился, долго плескал в лицо замечательно холодной водой, а потом некоторое время с нездоровым интересом разглядывал отвратительную рожу напротив. Сообразил, что перед ним зеркало, и интересу прибавилось. Живительная вода, однако, сотворила животворящее чудо, и Вацлав ощутил себя человеком. Больным, жутко недовольным всем, и глубоко расстроенным, но всё же человеком. Умылся, попытался причесаться пятернёй. Отряхнул одежду. Да, Вы правильно догадались — и нужду справил, конечно, и руки помыл. А потом, наконец, решился выйти в коридор.
Полегчало Вацлаву настолько, что даже очнулось любопытство: а что это за место, и что тут делают все эти люди? Вацлав огляделся повнимательнее, и вопрос прояснился: все эти люди, очевидно же, слоняются тут без дела. Непонятно только, зачем им это. Впрочем, не наплевать ли Вацлаву на это? Проснувшееся, было, любопытство махнуло рукой, и заснуло обратно. Наплевать. У Вацлава слишком болит голова, что бы интересоваться чем-то, кроме таблеточки обезболивающего.
Прокашлявшись, Вацлав обратился к какому-то незнакомому молодому человеку, оказавшемуся поблизости:
— А где бы мне доктора какого-нибудь найти? Плохо мне...
— Вижу, что плохо, братишка! — почему-то развеселился незнакомец. — Знатно, видать, ты свои проводы отметил! А доктора все там! — и незнакомец ткнул пальцем в тот конец коридора, где толпилось больше всего народу.
Когда Вацлав туда дошёл, оказалось, что все эти люди собрались тут именно на приём к докторам, и у них тут очередь. Ждать в очереди Вацлав категорически не мог: если он срочно не выпросит у доктора таблетку от головной боли, он тут сдохнет. Или покусает кого-нибудь. А потом точно сдохнет.
Тут Вацлаву вдруг вспомнилось — в одном популярном сериале про врачей видел: доктора тех, у кого острая боль, без очереди принимают. Вроде бы. Сам-то Вацлав у врачей не был ни разу — отец его сам лечил, без докторов. А тот сериал был, конечно же, про нашествие алиенов, так что врачи в том фильме без очереди принимали сильно покусанных: кому алиены руку откусили, кому ногу. Так что некоторое сомнение у Вацлава было. Но он всё же решился — выхода другого не было. Решился, и прямо так — решительно, заявил, что он без очереди, поскольку за неотложной помощью.
Его пропустили, похихикивая тихонько в спину. Вацлав успел отметить, что все люди тут были исключительно молодыми парнями. Что это за болезнь такая приводит к врачам толпы молодых парней, да ещё и в таком виде: в трусах и майках?
— Встать прямо! — сходу скомандовал ему врач в белом халате. Вацлав подчинился. Рефлекторно, от удивления. А как же: — 'на что жалуетесь'?
— Руки в стороны! Вес и рост в норме! Задержать дыхание! Дышите! Лёгкие в норме, кости в норме! Годен!
Вацлав от этого странного доктора шарахнулся в сторону. Ну его, мало ли что с ним такое. Тут вон и другие доктора есть.
— Жалобы есть? — как-то устало спросил его следующий доктор.
— Конечно, — осторожно, что бы не расплескать головную боль, кивнул Вацлав, — с тем и пришёл.
— На что жалуетесь?
— На голову, — пожаловался бедолага. Доктор ничего больше спрашивать не стал, а только указал на другого доктора — тот сидел отдельно, отгороженный ширмой. Вацлав прошёл за ту ширму, и с удовольствием обнаружил, что вот этот-то доктор устроился правильно: у него тут за ширмой и диванчик удобный есть.
— Доктор, у меня голова, — пожаловался Вацлав.
— Часто? — участливо осведомился доктор.
— Вот прямо сейчас, — сообщил Вацлав нетерпеливо. Чего спрашивать? Давай таблетку! Потом поговорим. Говорят же тебе: голова болит! А ты в эту больную голову вопросы задаёшь!
— Ясно, — кивнул доктор.— А голоса слышите?
Вацлав прислушался. Голоса в коридоре бубнили невнятно.
— Ну, да, слышу. Невнятно, правда, слов не разобрать, — доверительно сообщил он доктору.
— Идеи навязчивые? — спросил странный доктор.
— Вы полагаете? — растерялся Вацлав.
— Есть у Вас какая-то идея, от которой Вы не можете отделаться? — пояснил свой вопрос тот.
Нет, он что, издевается? Сказали же тебе: голова болит! Таблетку дай, жалко, что ли?! Вот ведь зловредный докторишка! Какие могут быть вопросы-обсуждения, когда так голова трещит?!
— Странные у Вас вопросы, доктор! — возмутился Вацлав, и, не выдержав, высказал доктору: — Давайте уже таблетку, алиены Вас пожри! У меня одна единственная идея, и я другую думать никак не могу! А вы вопросы задаёте!
— Даже так. Внезапные неконтролируемые вспышки агрессии. Любопытно, — пробормотал доктор и, внезапно подавшись вперёд, вдруг спросил странное: — Последний вопрос, дорогой мой. Где Вы, по-вашему, находитесь?
— Честно? Понятия не имею, — сознался Вацлав.
— Ясно, болезный Вы мой, ясно! — вздохнул доктор, потыкал пальчиком в электронный свой планшет, и махнул рукой: — Идите!
Вацлав испытал мгновение сильной злости. Какого алиена?! Этот шарлатан, что, возомнил себя чудотворцем, исцеляющим словом? 'Встань, и иди!' Тоже мне! Но от злости голова разболелась ещё сильнее, он скривился, и поспешил убраться от вредного доктора. По счастью в его больных мозгах всплыла чудесная идея: аптека! Ему нужна аптека, а не доктора!
К великому облегчению, аптека отыскалась, причём прямо в том просторном холле, где Вацлав спал на скамейке! Милый такой аптечный ларёчек, в котором милейший дедулечка в старомодных очёчках с одного только взгляда на страдальческую физиономию Вацлава тут же определил верный диагноз, и даже тут же выдал лекарство!
— Похмелин. Усиленный. Два кредита с четвертушкой.
Вацлав расплатился, благодарно кивнул доброму дедулечке, и тут же заглотил таблетку.
— Возможна дезориентация, усиленное потоотделение, и приступы зуда, — предупредил добрый аптекарь. — Рекомендуется выпить побольше воды.
— С удовольствием! — расплылся в улыбке Вацлав, и отправился искать туалет с чудесными чистенькими раковинами, со сверкающими хромом краниками с водой.
