Трое для одного

А вот помада оттираться с воротника отказалась напрочь.

Ривс с Оаклендом, конечно, это заметили, но никто не сказал ни слова.

После работы Морган поехал сразу домой. С отцом ужинать не хотелось, но позвонила мать и сказала, что в гости заглянет Дилан, а значит вечер в баре с Кэндл и компанией отменялся. По дороге он заскочил в супермаркет и набрал фруктовых цукатов — Донна редко закупала такие вещи, а брат их обожал. Мрачно прокручивая в голове два разговора, с Джином и с Кэндл, Морган думал, что помощь хорошо знакомого врача ему наверняка понадобится в ближайшее время.

Когда "почти миллионер" переводит благотворительной организации всё своё состояние, а у простых горожан пропадают куски земли, пострадать может даже совершенно случайный человек.

"А я, к сожалению, не случайный".

Ещё подходя к дому, он услышал музыку — нежный аккомпанемент фортепиано и мужской голос, выводящий старинную балладу о поэте, которого феи едва не заманили в своё царство. Звук искажался, проходя через приоткрытое окно, но не узнать дуэт было невозможно.

Морган разулся, пристроил пальто на вешалке и поднялся на второй этаж, стараясь не шуметь. Помедлил перед дверью, но затем толкнул её и вошёл.

Дилан допел куплет до конца и только потом сделал матери знак остановиться.

— Привет, Морган, — стиснул он брата в объятьях, ухмыляясь. — Давно вернулся?

Он был в великоватом перуанском свитере совершенно дикой расцветки — жёлтое с зелёным, оранжевое с малиновым, где-то посередине между этническим наивом и полной безвкусицей. Обычные линялые джинсы из-за этого смотрелись едва ли не элементом форменной одежды. От свитера пахло лавандой — похоже, его только что вытащили из шкафа, а рабочий халат и рубашка висели на спинке антикварного стула Этель.

— Только что с работы, — улыбнулся Морган. — Привет, мам. Развлекаетесь?

— Коротаем время до ужина, — пожала плечами Этель. Сегодня на ней было жемчужно-розовое платье из плотного атласа, больше подходящее для оперы или театральной премьеры — о, да, она и не собиралась скрывать, что воспринимает визит старшего сына как праздник. — Всё-таки тебе следовало закончить музыкальный колледж, — обернулась Этель к Дилану.

— Конечно, — хмыкнул он. — Как и всем нам. Кроме бедняжки Моргана, которому медведь на ухо наступил... Но я слишком люблю медицину.

— Поэтому я и не настаивала, дорогой, — повела она рукой. — И, к слову, Морган тоже талантлив, просто музыка — не для него. Впрочем, если все в сборе, то пора спускаться. Годфри наверняка так одиноко внизу.

Дилан, судя по выражению лица, порядком сомневался в этом, однако спорить не стал и последовал за матерью. Морган потянул за край перуанского свитера и, когда брат обернулся, пихнул тому в руки увесистый кулёк.

— И что тут? — скептически поинтересовался Дилан.

— Цукаты, — буркнул Морган и отвернулся, но всё же успел заметить, как брат расплывается в улыбке.

— Тебе надо было родиться старшим, — мечтательно заметил Дилан, шурша кульком.

— Почему это?

— Ты слишком любишь нас всех баловать, — вздохнул он. — Честное слово, мне даже стыдно.

Морган только отмахнулся и сбежал в свою комнату — переодеваться. Когда через десять минут он спустился вниз, то все уже сидели за столом. Этель, методично разделяя телячий медальон ножом и вилкой едва ли не на волокна, рассказывала об импрессионизме в музыке. Годфри было явно плевать и на Сати, и на Равеля, и на всех тех счастливчиков-композиторов, успевших прославиться до войны, однако он слушал благожелательно и даже временами задавал вопросы. Дилан пил мелкими глотками томатный сок с базиликом и блаженно щурился. Еда у него на тарелке была нетронутой.

— Ты не голоден, что ли? — хмыкнул Морган, присаживаясь рядом с ним.

Дилан слизнул каплю сока с края стакана и отставил его, придвигая к себе тарелку.

— Ничего не ел со вчерашнего утра, — признался он и звякнул вилкой о нож. — И спал часов шесть. Две операции, почти подряд, и Сьют на больничном, а Лоран ещё к такому не готова. Честно говоря, у меня сейчас такое чувство, словно пищеварительные функции уже атрофировались за ненадобностью.

— Может, тебе лучше выпить бульона, дорогой? — обеспокоенно вскинулась Этель, разом забывая об импрессионистах.

— Не надо, мам. Я в порядке, устал просто. Отосплюсь и пройдёт.

— Мне не нравятся порядки у вас в клинике, — нахмурился Годфри. На секунду в его лице промелькнуло нечто благородное и волевое, словно за оплывшей маской из полупрозрачной резины проступили живые черты. Моргана пробрало дрожью; вспомнились отчего-то свадебные фотографии родителей, которые он не просматривал уже давным-давно, но если молодая Этель виделась ясно, то образ отца был точно в густой тени. — Не хватает персонала? Я могу позаботиться о переводе нужных людей, только составь список.

— Не стоит, — отмахнулся Дилан, положил в рот кусок телячьего медальона и расплылся в блаженной улыбке. — М-м, Донна — просто богиня. Пап, не бери в голову, это форс-мажор, так случается.

— И часто "случается"? — скептически поинтересовался Годфри.

Дилан открыл рот, явно намереваясь сказать решительное "нет", однако под внимательным взглядом Этель не решился лгать.

— Сейчас чаще, чем раньше, — признал он неохотно. — В последние восемь месяцев пациентов многовато. Причём не только у меня, но и в терапевтическом, и в инфекционном... Причём детей это не касается, только взрослых. Смертность зашкаливает, — добавил он опустив взгляд.

Этель прикоснулась к его руке:

— Тема, разумеется, не для беседы за ужином, но ты можешь говорить с нами откровенно, милый.

— Ни у кого не испортится аппетит от описания пары вскрытий, — поддержал её Морган. Годфри поморщился:

— Тебе надо меньше общаться с детективом Расселом. Он тебя портит.

Дилан едва не поперхнулся:

— Это нашего малютку Мо? Скорее, наоборот. А насчёт тем, не подходящих для ужина... Рассказывать нечего, в общем-то. Смерти естественные. Инфаркты, инсульты, обострения всяких застарелых болячек... — Он задумался. — Не знаю, как объяснить. Никаких особых патологий нет, но иногда привозят пациента, например, с язвой желудка, и я уже вижу, что до следующей недели он не доживёт. Нормально перенесёт операцию, пойдёт на поправку — а потом у него откажет сердце. Или почки. Или случится инсульт.

— Печать смерти на челе? — пошутил Морган, хотя ничего весёлого не было. Этель укоризненно взглянула.

— Нет. Или да, — парадоксально откликнулся Дилан. — Понимаете, они какие-то бесцветные, тусклые. И раздутые. Не располневшие, а точно воздухом накачанные. И никаких патологий при этом, — повторил он. И нервно улыбнулся: — Да ладно, не берите в голову. Я просто устаю, вот и мерещится. У врачей даже больше суеверий, чем у копов с пожарными вместе взятых.

— Это всё от усталости. Ты обязательно должен взять отпуск, — решительно произнёс Годфри, глядя исподлобья — маленький, обрюзгший, но очень сердитый и опасный человек. — Почему ты никогда не позволяешь позаботиться о тебе?

— Может, потому что мне уже тридцать один год, и поздновато родителям бегать за мной, подтирая сопли? — задрал брови Дилан. Этель неодобрительно качнула головой. — Ладно, проехали. Мы не так уж часто собираемся все вместе, можно найти тему и поаппетитнее детских соплей или там повышенной смертности.

— Разумеется, — покладисто согласилась Этель. — Ты ещё не нашёл себе достойную спутницу жизни? Мисс Ларсен была очень мила, когда мы случайно встретились с ней в госпитале.

Дилан закатил глаза:

— Мам, Лоран — просто коллега.

— Твой отец когда-то тоже был для меня "просто коллегой" в культурном центре Фореста...

Эту историю все слышали уже, наверное, тысячу раз, и обычно Годфри почти сразу мягко заставлял Этель замолчать. Однако сегодня он пребывал в каком-то ностальгически-благодушном настроении и только слушал. Морган разглядывал его исподтишка, пытаясь вновь уловить отблеск того изначального образа, который покорил некогда талантливую юную пианистку.

"...бесцветные, тусклые. И раздутые. Не располневшие, а точно воздухом накачанные..."

Слова Дилана звучали в голове снова и снова, точно испорченная пластинка, которая проигрывает только один фрагмент песни. Морган попытался примерить их к отцу, но никакой "бесцветностью" там и не пахло: рыжий, с яркими глазами и тёмными губами, Годфри был, скорее, не раздутый, а приспущенный, словно когда-то его накачали до предела, а затем, когда тело растянулось, выпустили часть воздуха.

"А ведь отец никогда не был большим или полным", — осознал вдруг Морган. Там, в детских воспоминаниях, он выглядел почти на голову ниже Этель, маленький, юркий, и... и...

Образ ускользал.

— ...мне компанию?

— А? — очнулся от размышлений Морган.

— Говорю, составишь мне компанию? — улыбнулся Дилан. Тарелка его опустела. — Хочу до чайно-кофейной перемены выйти на улицу и покурить.

— Я же не курю, — фыркнул Морган.

— Просто спать очень хочется, — невинно заметил Дилан, слегка щурясь. — Боюсь, что засну прямо там.

— Ну, раз так, то как добрый младший братишка, я тебе отказать не могу.

Они вышли из столовой, оставив родителей наедине. Всю дорогу до чёрного хода Дилан помалкивал и только мял в кулаке сигаретную пачку. На улице он сразу отвернулся от резкого ветра и прикурил, закрывая огонёк ладонью. Морган стоял рядом, прислонившись к дверному косяку, ёжился от холода и смотрел на замёрзший сад. Яблони, бессильно клонящиеся к беседке, были точь-в-точь, как в затерянном сквере с безликим. С одной лишь разницей — их освещала цепочка мелких молочно-белых ламп, растянутых между четырьмя столбами. И только в глубине беседки, за резной дверцей мрак оставался густым и липким, как гудрон.

— Я собираюсь уехать из Фореста.

Это прозвучало как гром с ясного неба. В первую секунду Морган растерялся настолько, что даже физически потерял равновесие и вцепился негнущимися пальцами в дверной косяк.

— Ты имеешь в виду именно то, о чём я подумал?

— Не знаю, — зло усмехнулся Дилан. — Я же не читаю твои мысли... Просто больше здесь не могу. Куда бы я ни шёл, что бы ни делал, чего бы ни добивался — везде торчит его хвост. Отца, в смысле. Или не торчит, а мерещится, но разницы никакой. Все думают, что я добился своей должности только за счёт семьи.

— А разве не так? — сухо спросил Морган. В висках что-то горячо пульсировало — не кровь, нет. Слишком едкое и жгучее для крови.

— Может, меня и повышают быстрее, чем следовало бы. Но, чёрт возьми, оперирую я сам, и я лучший хирург в этом городе! — Дилан тщательно растёр недокуренную сигарету и щелчком пальцев запустил её в нетронутый снег в саду. — Я же не глухой и слышу, что обо мне говорят. И знаю, что будут говорить всегда... В общем, на конференции я познакомился с одним человеком. Он обещал мне место в крупной клинике близ Уитшира.

— Это даже не соседнее графство.

— Чем дальше, тем лучше. — Дилан запрокинул голову и потёрся макушкой о стену. И без того слишком небрежно стянутые в хвост волосы превратились в растрёпанный веник. — Я туда, конечно, не рядовым хирургом иду, но и не шефом. Никто не будет мне заглядывать в рот, как здесь.

— И плевать в спину, когда ты отворачиваешься.

Морган хотел понять и посочувствовать, но ощущал только иррациональную обиду: его бросают здесь. Его. Бросают. Здесь.

И всю семью тоже.

— Как будто про тебя не говорят чего-то подобного. — Дилан зажмурился и с силой потёр веки. Лицо его сейчас казалось алебастровой маской — несмотря на мороз, на скулах не было и тени румянца.

— Не говорят, — одними губами улыбнулся Морган. — Я же безотказный ангелочек Майер, самый правильный парень во всём Форесте. Я делаю чёртову кучу неблагодарной работы, а должность у меня слишком маленькая, чтобы завидовать.

— Иди ты... — Дилан покосился на него и неловко притянул к себе одной рукой за плечо. — Тоже мне, ангелочек... Матери не рассказывай только, ладно? Я сам.

— Когда?

— Хотел сегодня, — тихо признался Дилан. — Но не смог. Мама такая счастливая, потому что я зашёл. И отец... ну, на удивление нормальный.

У Моргана вырвался смешок.

— Я тоже заметил. Слушай, а кто-нибудь ещё в курсе?

— Гвен, — еле слышно откликнулся он. — Сэм меня поколотит, если узнает. А Гвен помогла с документами. Ну, и с арендой там, в Уитшире.

— Я тебя тоже поколочу.

— Не сердись, мелочь, — хмыкнул Дилан и взъерошил ему волосы. — И пойдём в дом. Ты уже как ледышка.

Остаток ужина прошёл идиллически. Этель долго уговаривала Дилана остаться на ночь, но он был непреклонен. Морган проводил его до калитки, очень аккуратно выставил сигнализацию и вернулся сразу к себе в комнату, не заглядывая в столовую к родителям. В спальне он плотно задёрнул шторы, полностью разделся, влез под одеяло и свернулся клубком, насколько гибкость позволяла, и так проспал до тех пор, пока не затрезвонил будильник.

Во сне была сплошная, жуткая чернота, и в ней кто-то тонул: то рыжий и бесконечно усталый Дилан, то бесформенный, оплывший отец, то сам Морган — надтреснутая фарфоровая кукла с дырами вместо глаз.

Глава V.

— Морган, задержись. Поможешь мне отнести дипломат в машину.

Компактный отцовский дипломат вместе со всеми документами и припрятанной флягой можжевелового ликёра весил килограмма три, и, разумеется, дело было не в нём.

— Как скажешь, пап.

Этель сделала вид, что ничего не слышит. С памятного визита Дилана прошло уже два дня, и, хотя прямо ничего сказано не было, она явно что-то подозревала. Не отъезд, наверное, а какую-нибудь обычную-и-безумную выходку, как тогда с Самантой, которая однажды притащила домой побитого жизнью детектива на десять с лишним лет старше её, и заявила, что через неделю они женятся, а затем улетают на Гавайи — наслаждаться медовым месяцем. Этель тогда выдержала жестокую трёхдневную войну с Годфри, отстаивая право дочери самой решать свою судьбу, и сейчас явно готовилась к чему-то подобному.

"Ей ведь тоже не понравится решение Дилана, — подумал вдруг Морган. — Но она точно так же будет за него драться".

В груди заворочалось что-то тёмное, шипастое. Оно не хотело отпускать брата и нашёптывало, что если бы Морган захотел... если бы только захотел...

Он потряс головой и вышел из столовой вслед за отцом.

Тот поджидал в прихожей, у кадки с фикусом.

— Нужно подъехать к одиннадцати в бар на улице Макмёрфи. Он называется "Гнездо кукушки". Там человек передаст тебе небольшой пакет. Всё уже оплачено, надо только доставить это к нам домой.

— Нет проблем, — пожал плечами Морган. Дурацкая ревность к брату временно отступила перед ощущением контролируемой опасности — как на американских горках. Этакая терапевтическая щекотка для нервов. — Надеюсь, там никаких наркотиков или отрубленных человеческих пальцев.

— Разумеется, нет, — сухо ответил отец. — Всего лишь несколько документов. Нужный человек будет в красной бандане и в свитере с Микки-Маусом.