Избежав контратаки Киншумицу, Реймунд отпрыгнул, и, стараясь сохранить дыхание заговорил.
— Ты достойный противник! Прими мое восхищение. Но я пришел не просто так. — Дракиец попытался сократить дистанцию, но Стург снова отошел, — Заключим небольшое пари — я знаю, что дракийцы Клана Войны никогда не нарушают своих клятв. Если я сумею выиграть, не ответишь ли ты на несколько вопросов об Адмирале?
Снова кивнув, противник нетерпеливо щелкнул хвостом по камню.
"Отлично. Итак ты быстр, очень силен, и предпочитаешь защитную тактику, пока не измотаешь противника, или не найдешь слабого места в его обороне. Наверняка рассчитываешь завершить бой одним метким ударом. Посмотрим".
Он перешел в наступление, нанес удар ногой, затем провел успешную серию ударов руками в челюсть "Сегуна", принимая его удары — редкие, но сильные, на локти и кисти.
Так продолжалось некоторое время. Реймунд осыпал противника ударами, но тот, похоже, не особо-то о них и волновался.
Однако убийца был собран и осторожен. В первый раз Киншумицу попытался провести решающий удар в корпус — в солнечное сплетение, дождавшись, когда противник откроется, нанося глубокий прямой удар рукой. Реймунд, ожидая такого поворота, успел захватить ладонь дракийца и провести болевой прием, но дракиец вывернулся с нечеловеческой силой.
Бой продолжился. Стург не чувствовал усталости, но уже успел поранить руку о шипы на теле оппонента.
В следующий раз Киншумицу нанес удар ногой, дав Реймунду подсечку, убийца упал, но когда противник попытался провести добивание, скакнул и нанес мощный удар двумя ногами в челюсть, впервые хорошенько пробив защиту. "Сегун" отшатнулся и чуть не упал. А Стург, перекатившись, рывком поднялся и сменил тактику.
Теперь он, подобно своему спарринг-партнеру, наносил удары точно и расчетливо, со всей своей силой полугетербага. Одним ударом он достал противника в колено (верхнее), вторым — ногой в грудь, заставил дракийца отшатнуться, даже несмотря на роговую пластину, эту грудь защищавшую.
Похоже, Киншумицу это надоело. Отбив и уклонившись от следующих двух атак убийцы, он перешел в наступление, с огромной скоростью нанося удары ногами, руками и хвостом. Но Реймунд этого ждал — он уклонялся или принимал удары на локти, кисти, бедра, один раз позволил легко задеть себя в грудь. Улучив подходящий момент, Стург произвел мощный нижний удар в живот, вложив в него всю силу, а когда противника чуть развернуло, добил коленом в печень.
"Сегуна" бросило на колени. Он попытался подняться, но упал лицом на камни площадки. Священные животные осуждающе смотрели на него со своих постаментов.
— Итак, ты сдаешься? — Поинтересовался Стург, видя, что оппонент бой продолжать не может. — Выполнишь свою клятву?
— Нет, — пророкотал Киншумицу, приподнимаясь на локтях.
Он резко подсек Реймунду колени хвостом, и, прыгнув сверху, вогнал в глазницы агента Альянса пальцы, увенчанные толстыми, прямыми когтями.
— Мы всегда выполняем клятвы, — закончил "Сегун", с трудом поднимаясь над телом, — но он с меня никаких клятв не брал. А ты пришел убить его. И выполнить клятву значило бы предать Адмирала. Лучше быть клятвопреступником, чем предателем. Да и вообще я просто кивал.
Когда Реймунд на следующий день проснулся в ветхой каморке Квартала Наемников, у него болела голова, как с жесточайшего похмелья, а в глазах все еще чувствовались фантомные когти. Проверив тайник, он обнаружил, что бриллиантовых сердечек осталось девять.
Абордажник с темным прошлым.
— Мы познакомились с "Сегуном", когда я был щенком. Лет на пять старше тебя, а он до сих пор не изменился, не знаю, сколько ему лет, он вообще не разговорчив. Дракийцы живут долго, но знаю одно — надежней его не сыскать. До сих пор не знаю — в чем причина, но его выгнали из Клана. Пнули когтистой лапой под зад и сказали "Вали куда хочешь, но чтоб на Дракисе мы тебя больше не видели". Ну, само собой, это все было пафосно, долго, в сложных выражениях и с привлечением цитат из философских книжек, может даже хокку сочинили, но смысл особо не меняется.
С тех пор искал смерти — сидел в трактире на базе Клешня, пил горькую, к тому же теплую и ссорился со всеми, по любому поводу. Говорил так же, что пойдет служить на корабль к тому, кто его победит. Было там еще несколько дракийцев, они не рискнули, или не хотели. Но ни героев Героики, ни батыров гетербагов в ту пору на Клешне не было. Надеюсь, ты понял шутку. Так, что пришлось браться мне. Помню, пришел — плеснул ему выпивку в лицо и заорал благим матом — себя подбадривал, поджилки то тряслись.
— Вставай, чешуйчатая задница! Драться будем! На службу тебя изволю принять. — Так и заорал, а может и не так. Давно дело было.
Он только улыбнулся. Видел, как дракийцы улыбаются? То-то. Жуткое зрелище. Взял топор и вышел во двор.
Ну и я за ним. С двумя саблями.
— И что, неужели победил? — Поразился Реймунд.
— Нет, конечно, — рассмеялся Адмирал. — У меня может яйца и вкрутую, но у него-то бронированные.
В общем, когда понял, что скоро он меня уделает. Это через минут пять произошло. Руки гудели. Одна сабля сломалась. В общем выдохся. Достаю пистолет из-за спины, и говорю.
— Сдавайся! — Ну, или что-то в этом роде.
— Это не по правилам, — Отвечает он, но стоит смирно.
— Так я ж пират. Срал я на правила! — Как щас помню, заорал.
Думал, убьет. Ан нет. Видимо понравилась моя дерзость, или под дулом жить захотелось. А может, надоело дурака валять. Потом многие жалели, что первыми не додумались. Но, кто первый смекнул, того и сундуки.
Пошел ко мне. Скоро стал главой абордажников. Люди его боялись и уважали. Сейчас больше уважают. Но и боятся — бывает, нашкодит кто-то, боцман орет, слюной брызжет, но не всегда помогает. А этот стоит и смотрит зенками своими нечеловеческими, и молчит. Топор поглаживает. Самые смелые минут через пять ломаются. Штаны мочат, маму зовут и извиняются.
Но это еще не вся история — проходили мы годиков пять. Деньжат подзаработали. Прославились немного. А на него Клан снова взъелся. Видать завидно им стало, что такого бойца упустили.
Прислали, в общем, пяток таких же. Шли мы по порту, а они на нас — с дайкатанами, нагинатами, луками. Злющие. С нами боцман был и Ведьма. Он меня, помню, рукой отодвигает и говорит:
— Это не ваш бой, идите, я догоню, — А у самого в глазах смерть.
— Хуй там, — отвечаю, хотя может и не так, — я тогда образованней был и вежливее.
Руку оттолкнул и встал между ним и родственничками.
— Только через мой труп, — Прямо в их морды костяные вякнул.
Ну, один и говорит:
— Как будет угодно. — Тварь хвостатая.
И на меня с нагинатой. А я стою. Он разбег взял, размахнулся, силу вложил. А я нешелохнусь. А они ж воины. Остановил еле еле свою мясорезку. Только лоб поцарапал.
— Дерись, — Шипит.
— Нет, — Отвечаю. — Режь так, а потом его, — в "Сегуна" тыкаю, — забирай.
И боцман вперед вышел.
— И меня режь, блядь в чешуе. — Руки скрестил, — если силенок хватит.
И "Ведьма" за нами. Молча рядом встала и крылья расправила. Думаю, они тока на нее посмотрели, да все решили. Уж как-нибудь честь бы стерпела зарубить двух вонючих выпердышей. А она красивая.
Главный у них в шлеме золотом был.
— Теперь они твой Клан, — Ткнул в нас культей когтистой, и ушел. А за ним остальные.
А Киншумицу на это посмотрел и молвит:
— Олухи. Теперь вы от меня всю жизнь не отделаетесь. А я уж постараюсь, чтоб она долгой была. — Ну, он не так конечно сказал, длиннее, да изящнее. Но смысл опять же я передал.
А потом мы еще немало вместе пережили. И, как видишь, слово держит. Ну не слово — так шуточку.
Ведьма-Ворон.
А с Ирцикрой "Ведьмой" мы познакомились еще раньше, она служила на корабле моего, так сказать духовного отца. Я первым помощником был, а она навигатором у Хармуса "Белого Ветра". Был такой знаменитый пират. Жил славно, умер глупо — крокодилы съели. Враги поймали да скормили. Я был добрее, просто порубил гаденышей. Правда, одного пришлось в дерьме утопить, но там просто вариантов не было. Ну, так вот — не сильно-то мы с ней друг друга и любили. Симираллы — они все гордые, ибо у них крылья есть, а значит, паря в небесах, они на нас на всех гадить хотели. А некоторые даже гадят. Что-то я все о дерьме, да о дерьме.
Вернемся к Ирцикре. Она поинтереснее будет. В общем, симираллы рода Ворона, из которых она происходит — они почти на грани гордости и идиотизма стоят, а превосходят их в этом только орлы — их главные, да павлины. Но что поделаешь — на корабле особо не повыпендриваешься, если что не нравится — пожалте за борт.
Но был случай. Думаю, из-за него все и изменилось. Простой, в общем-то, не как с боцманом да "Сегуном". Но занятный. Рассказываю только потому, что передо мной погибель моя мнимая сидит. Но потом лучше все же не распространяйся.
В общем, стояли мы в одном порту — мягко говоря, враждебном. Капитан никого на берег не пускал. А ей значит голубем письмо пришло. И вроде как ждет ее кто-то на берегу, сойти нужно. А капитан ни в какую. Ну, тут я сказал "Ща все будет" и сел с "Белым Ветром" бухать. А он, признаться, пират был славный, но пить так и не научился. Вышел я навеселе, и лодку ей спустил. Сам на весла сел, сказал:
— Одну не отпущу, — она только кивнула. Я прав оказался, что не пустил.
В общем, добрались мы до берега. И нашли в порту дом небольшой, где она сказала у дверей подождать. А сама на второй этаж поднялась. Ну, я не будь дурак, залез по изгороди и подслушал. Еще подсмотреть хотел — всегда интересно было, как симираллы трахаются. Но не сподобило. В общем, там другой симиралл оказался. Ее суженый бывший. Ну, или еще тогдашний, их хрен разберет. Симираллы они вообще создания удивительные, в том смысле, что не знаешь, что и когда им в голову взбредет. Та же Ирцикра, она в море за острыми ощущениями отправилась — могла и дома жить припеваючи. Но нет — ветер странствий, все такое, ни деньги, ни кровь не интересовали. Так — искусства ради с нами шаталась и до сих пор шатается. Ну, у нее-то это молодость — вороны по триста лет живут, вот и гуляет.
В общем, гнусность там приключилась неимоверная. Суженый этот поведал ей, что за долги нашу подругу продал, и умолял не отпираться — мол иначе ему не жить. А она плакала, я краем глаза видел — молча так, тяжело, слезы по щекам катились, а она смотрела на него, гордо так, осуждающе, всепонимающе. За то, что я потом сделал, она меня сначала чуть ли не возненавидела, а потом поблагодарила тайком. Вижу — к дому четверо подходят, в плащах и при оружии. Покупатели.
Ну, я окошечко разбил, на второй этаж влез, суженому ее — петуху недоделанному, даром, что ворон, в рыло клювастое закатал, а ее на плечо взвалил. Они симираллы легкие — кости другие, как у птиц, чтоб летать сподручнее. Но с другой стороны неудобные — крылья мешают. И в окно. А в комнате связку гренад зажженных бросил.
Уж, не знаю много ли живых осталось, и кто это были. Может и важные шишки — симираллы-то дорого стоят. Я бегом до порта, а она злая — лягается, в грудь два раза так локтем захреначила — думал, сердце остановится. Два раза пыталась в тень уйти — это их способность такая родовая. Но я ее по щекам шлепал — не давал сосредоточиться. Закинул в лодку и дунул на "Беспечального" — так нашу посудину звали.
На борту она меня прикончить пыталась. Потом в каюте заперлась. Думаю, плакала. А потом пили мы, три дня по-черному. На четвертый день — решили, что мудак ее суженый, хуже некуда, и мы ей лучше найдем. Пока не нашли, но она не унывает.
— Н-да, — Заметил на это Реймунд, — Видимо, я ей тоже не подошел.
Соблазнение навигатора.
Театр был полон высоких гостей — "Лунный блик" посещал весь свет общества Ахайоса. Во многом причиной его успеха являлось место расположения — Правительственный Квартал. В то время как большая часть театров располагалась в Квартале Воров.
С другой стороны — сюда приходили не ради пьес, сегодняшняя — "Капитан Тэльеро" была помпезной и скучной. Но дамы в великолепных платьях, галантные кавалеры в камзолах, расшитых золотом. Городские чиновники (из тех, что брали взятки без скромности). Офицеры в парадных мундирах (за которые отдавали последние деньги). Все они прибывали сюда ради демонстрации статуса, с целью показать свое богатство и изящный вкус, а заодно по достоинству (то есть, как правило, очень низко) оценить всех остальных. Своеобразная форма соревнования.
Тем удивительнее было встретить здесь ее. Впрочем, Реймунд само собой знал куда идти. Ирцикра "Ведьма" выделялась из толпы, как ворон выделяется из толпы павлинов и пестрых петухов. Как у всех симираллов, у нее были огромные, приспособленные для полета крылья, иссиня черные. А лицо представляло эстетичную смесь птичьих и человеческих элементов — от птицы верхняя половина вороньего клюва, закрывавшая наполовину изящный, некрупный нос и перья на голове, сочетавшиеся с длинными, того же цвета, что и крылья, волосами. Вместе перья и клюв представляли собой подобие карнавальной маски, и. несмотря на непривычность для человеческого взгляда — интриговали. От человека было все остальное — небольшие бледно розовые губы, крупные округлые скулы, острый подбородок, прекрасные глаза, меняющие цвет радужки в зависимости от освещения — от золотистых до темно-карих. Одежда ее тоже выделялась — черный морской мундир с серебряным позументом, воротником-стойкой, золотыми эполетами. Он был расстегнут и в глубоком вырезе шелковой рубашки с кружевами, чуть ниже белого шейного платка, виднелась некрупная, округлая грудь. Далее — обтягивающие замшевые штаны и узкие военные сапоги, на поясе портупея с морским палашом и парой пистолетов.
Представление завершилось, и гости разъезжались по домам, занимая кареты или пешком. Некоторые стояли у входа и беседовали, ожидая опаздывающих.
— Не ожидал встретить ворона в толпе куриц. — Реймунд подошел к "Ведьме" и отвесил короткий поклон. Он был одет в двубортный сюртук с золотыми пуговицами, кюлоты, узкие сапоги, все в темных тонах, на поясе сабля, на сгибе локтя треуголка, — Разрешите отрекомендоваться миледи — шевалье Рено де Тарниз, к вашим услугам. Я заметил вас в театре, и просто не мог не подойти.
— На птичку вблизи поглазеть решили? — Холодно ответила она высоким, красивым голосом, "Ей бы самой на сцене петь" — подумал Стург.
— О нет, моя госпожа, вы меня неправильно поняли, — он улыбнулся, по возможности приятно, внешность он немного поменял магией — чуть уже сделал лицо, длиннее нос, выше и изящней скулы. Тоньше подбородок, темнее волосы, заклятье должно было продержаться еще часов шесть, — Прибыв сюда лишь ради долга, я никак не ожидал, что вечер может быть наполнен чем-то кроме скуки, среди этого надменного стада. И тут вы, столь загадочная и очаровательная! Я просто не мог не подойти.
— То есть я скрасила вам вечерок, подобно редкой зверушке в давно изученном зоопарке? — Он не думал, что ее тон может стать еще холоднее.
