История первая: Письмо Великого Князя

— Сы... сыграй, а... — озвучил общую просьбу Студент.

— Что сыграть?

— Не зы... знаю, — Студент, стесняющийся того, что он заикается, уставился на плывущую по пруду утку и снова намертво замолчал.

— Ну даже не зна-аю... — задумчиво протянул Костяник и вдруг с лукавством скандинавского бога Локи взглянул на Расточку. — Разве что... — он напел что-то про себя, сыграл три-четыре аккорды и улыбнулся: — Разве что экспромтом сочинить что-нибудь...

Он помолчал для пущей торжественности, подождал, пока все замолкнут, и запел своим сильным, колдовским голосом, и, хотя пел он явную чушь, остальные замерли, слушая:

— В лунных лучах стою под балконом,

О, донна, без вас мне темно... — он лукаво взглянул на Расточку, хотя, правда, ту больше занимало то, что Каша щекочет ей шею травинкой. Нет, песню она слушала и взгляд чувствовала, но...

— Быть может, достал вас за эту неделю,

Но сердце сгорает огнём! — не сдавался Костяник, судя по паузам — сочиняя песню на ходу: — И, э-э... пока лунный свет задремать вам мешает,

Я стою, я пою под окном

И вам серенаду любви воспеваю,

Ведь сердце сгорает огнём!

Молю вас, мне сердце своё отворите,

О, донна, как в вас я влюблен!

Я ради любви сотворю, что угодно,

И сердце сгорает огнём!

Прошу, прикажите, исполню желанье,

Любви буду верным рабом...

Увы мне, увы: в ответ мне молчанье...

А сердце сгорает огнём...

Вот выйдете утром из дома к подруге,

А тут горстка пепла в пыли!

Ах, как же так вышло?.. От любви догораю!..

И сердце... сгорело! В груди!

На этой трагично-пафосной ноте, торжественно сыграв ещё пару аккордов, Костяник замолчал. Потом поглядел на Расточку и сделал печальный вывод:

— Ну вот, я им серенады на ходу сочиняю, а они — человека убить пытаются.

Расточка на секунду отвлеклась от попыток отобрать у Каши травинку — что уже привело к обычной куче-мале из всех троих друзей — и удивлённо отозвалась:

— Да не убиваю я его...

И только потом сообразила, что, выходит, серенада посвящалась ей.

Куча-мала распалась. Каша и Спец переглянулись и, не сговариваясь, подняли взгляд на Костяника, безмолвно требуя объяснений.

Музыкант молчал, но губы у него смеялись.

— Ко-ость... Спой лучше что-нибудь мирное. Про пацифики, — посоветовал Спец подозрительно дружелюбным голосом.

— Чего тебе мирного спеть, маленький спец по большой забольской войне? — усмехнулся Костяник, сорвал растущую под рукой ромашку и, пользуясь тем, что Спец после его слов о чём-то надолго задумался, протянул цветок Расточке. Та фыркнула, но цветок взяла.

— Спой про серый город, — попросил, наконец, Спец тихо и сипло. — И про детей цветов, — кажется, он даже забыл, что минуту назад сгорал от ревности и пытался испепелить Костяника взглядом.

Он и сам иногда не мог объяснить, почему ему так нравилась эта песенка. Костяник хмыкнул и ничего не сказал, только провёл тихонько по струнам, взяв первый аккорд.

— А может, — раздался мурлычащий, вкрадчивый голос Крезы, — лучше про любовь?

— Отвали, — попросил Спец, не выдержав. Испортить такой момент!..

— Эй, эй, — вмешался Гав. Пока Креза молчала — он был спокоен и в целом доволен ситуацией, но когда она снова начала откровенно заглядываться на "малыша Спеца", а тот — резко ей отвечать, Гав счёл своим долгом вмешаться: — Чего ты к Крейзи цепляешься?! Ты не один здесь, чтобы решать, чего слушать!

Костяник неожиданно резко хлопнул по струнам, встал и принялся убирать гитару в чехол. На недоумённые взгляды, он сердито ответил:

— А я не караоке, чтобы заказывать песни.

— Ну, Костяник, — капризно надула губки Креза. — Тебе поаплодировать? Попросить на бис? Воспеть дифирамбы... Ты же у нас звезда, без вопросов!..

— Накуриться и забыться, — буркнул Костяник, но видно было, что даже такая грубая лесть ему приятна.

— Ну так кури! — возликовала Креза и переключилась на Спеца: — А ты не будешь? Поверь, сразу исчезнет такое, м-м-м... выражение с фэйса... И мир станет свободным и таким лёгким... — она постаралась предать голосу эту самую лёгкость, но хрипотца мешала.

Спец не поморщился — лицо у него просто застыло маской, словно он отгородился от всего мира. Но взгляда не спрятал:

— Нафиг мне ваш укроп, мне и без него проблем хватает... — он вспомнил, что хотел в Управлении Крёстному на письмо ответить, да и дел, по идеи, много, хотя командир и отпустил его сегодня погулять. Выбросить всё это из головы никак не получалось. И тревожно было на душе — хоть действительно возьми и закури!.. Но нельзя. Уж точно никак нельзя. Недостойно... офицера.

Он впервые столкнулся с тем, что в хиппейской компаний думает о своём звании. И стало даже как-то противно на душе, гадко, словно то, что он в Управлении говорил Станку, было неправдой.

— Эй, — окликнула обеспокоенная такой резко паузой и переменами Расточка, — Спец?

— Всё путём, — солгал юный фельдфебель. — Это просто ветер стих.

Глупость — но Расточка неуверенно улыбнулась и не стала расспрашивать дальше. Сиф видел, что ей ужасно хочется — и что она убеждает себя, что всё в порядке.

Господи, спасибо тебе за таких друзей. Которые нутром чувствуют, о чём спрашивать нельзя, и так легко прощают паузы и молчание...

И Сифу вдруг захотелось Расточке всё-всё рассказать. Ну или хотя бы... хоть что-то. Сложно, когда тебе так доверяют, — хочется соответствовать.

— Ну, малыш Спец, выше нос, посмотри, какие прекрасные вокруг пиплы, — постаралась в свою очередь отвлечь мальчика от каких-то незначительных, с точки зрения девушки, переживаний Креза. — Посмотри на меня!

Сиф поднял на неё скучающий взгляд:

— Отвали, а?

— Эй, это почему? — надула губы Креза. — Это на тебя так ваша лужа плохо влияет? На Арбате ты веселее!

— Здесь отличный пруд, — обиделась Расточка.

— Именно, — поддержал Сиф, обещая себе, что расскажет Расте... ну, что-нибудь — обязательно. И Каше. И объяснит хотя бы, откуда Станок его знает... И Котомин... — Отличный пруд. А если не нравится — ну и иди на свой Арбат.

— Ты чего лезешь к Крейзи? — вполне ожидаемо вступился за девушку Гав.

— Да он просто смущается меня, — невпопад хихикнул Креза, глубоко-глубоко затягиваясь. — Правда, малыш Спец?

— Крейзи, русским языком тебе говорю: отстань! Или тебе по-английски? Как его там... Вуд ю лайк то лив ми, это... элоун?

Называть ему Крезу "Крейзи", как это делает Гав, похоже, было ошибкой.

— Отстань от неё! — в огне ревности сгорело всё благодушие Гава. А может, просто выветрился из сознания сладковатый запах "укропа", создающий такое весёлое и лёгкое настроение... По всему судя, Гав теперь искал повод для драки. Он даже встал, сердито скинув свою "фолковую", на зависть всем девушкам, сумку с плеча на траву.

— Да я-то что, не лезу я, — пожал плечами Спец. Раста вдруг сообразила, что он ничуть не боится возможной потасовки. Хотя разница в росте почти в полметра — Гав был под два, а Спец, согласно данным косяка на кухне Расты, умещался в сто пятьдесят два сэ-мэ вместе с тапочками — вряд ли создавала особые преимущества, скорее наоборот. Да и возраст... Три года — это немало.

— Ты-то ничего, но на Крейзи не наезжай, андерстэнд? — предупредил Гав, который даже слегка удивился, что Спец не испугался.

— Не ругайтесь, чего вы всем настроение портите! — возмутился Каша, толкая Спеца в бок, но безуспешно. Его друг не собирался отступать. Раз заведясь, он уже не мог спустить пар без точки приложения этого самого пара. Мотоцикл обзавидовался бы такому устройству.

— Я не наезжаю на Крезу, — мягким голосом сказал Спец, тоже медленно поднимаясь, но Расте этот голос совершенно не понравился. Незнакомый тон, опасный... Надо было срочно спасать положение, а вот как?

Креза не уловила ситуации, убедилась, что "стража порядка" на горизонте не заметно, и затянулась новой сигаретой — на сей раз, кажется, простой. Прикуривать ей, разумеется, необходимо было исключительно от зажигалки Гава. Никакие другие для этой цели не подходили. Мимолётно потёршись щекой о щёку парня, Креза хрипло рассмеялся и провокационно воскликнула:

— А тебе так идёт сердиться, малыш Спец!

Расте подумалось, что будь Спец псом — он бы даже ухом не повёл в сторону Крезы. Большой такой, почти взрослый щен овчарки или какой-нибудь другой служебной собаки. Серо-бурый, остроухий — может, уши для пса даже крупноваты — и топорщащий шерсть на загривке...

Раста не заметила, что чем больше придумывала деталей, тем сильнее Спец-пёс смахивал на какого-то степного волка, и уж тем паче вряд ли задумывалась, что под такое описание подходил зверь, по-забольски зовущийся "скалем".

... Гав напрягся и грозно отбросил окурок, который до этого момента крутил в руках. Наверное, по крайней мере, это была угроза, но Спец как-то нехорошо прищурился и негромко произнёс:

— Не сори.

Уши шакала плавно прижались назад, сердито, но пока ещё не агрессивно — так, последнее артиллеристское предупреждение.

— Чего? — не оценил Гав, рассматривая это, как долгожданный повод к драке.

— Повторяю для мотострелковых: не сори в парке.

— Да какой это парк, май диар френд! Это несколько луж и дорожка кругом них!

— А я сказал: не сори.

— Малыш Спец, ты записался в последователи Гринписа? А туда девушек ведь берут? — промурлыкала Креза. — Я с тобой хочу...

— Креза! — Раста сама не поняла, что её так рассердило. Креза как кошка — постоянного объекта воздыхания не имела и влюблялась мгновенно и в кого попало. Это терпели, зная, что долго это не продлится. Но чтобы таковым стал Спец!..

— Мест нет, — нехорошо усмехнулся Спец, ничего не имеющий общего с беспечным и мирным мальчишкой, которым был совсем недавно. — Так что уволь, Кре-ейзи, но ты мне нафиг не нужна.

— И куда же я? — глубоко несчастным голосом спросила Креза. Причём, вполне возможно, для неё отказ действительно мог быть настоящим горем. Чтобы влюбиться, много времени ей не требовалось. Несколько взглядов, и...

— К навке на болото, — посоветовал Спец.

— Да ты..! — не выдержал Гав, у которого не только девушку почти увели, но ещё и оскорбляют её вдогонку.

Каша не успел схватить Спеца за руку: тот плавно отошёл в сторону, одновременно с этим пропуская удар Гава мимо себя, а затем резко сократил дистанцию, не давая противнику снова широко замахнуться, и ухватился одной рукой за ворот, другой за рукав, цепко, как клещ. Он не собирался бить. У него были, похоже, свои планы на борьбу с Гавом.

— Останови их! — беспомощно глядя на набирающую обороты драку, попросила Раста у Крезы.

— Так за меня же дерутся! Клёво! — не согласилась девушка, выдыхая облачко сладковатого дыма.

— Да уже не за тебя!

— В таком случае они оба психи, — убеждённо вывела Креза. — А психов останавливать себе дороже.

— Шухер! — первым заметил скорым шагом идущего к ним полицейского Каша. Проблемы обещали быть крупными: беспорядок в парке, сигареты, а то и "укроп" — так просто не отвертишься. Драка на секунду прервалась, а затем Спец ловко вскочил с земли, следом поднялся Гав, на мгновенье противники и их друзья замерли, глядя друг на друга, — а потом все семеро дали стрекача в разные стороны, как перепуганные зайцы. Уже на бегу Раста заметила, что у Гава разбита губа, а Спец целёхонек.

... Они побросали на траву куртки и повалились, тяжело дыша после бега. Арбатская четвёрка куда-то благополучно рассосалась. "Страж порядка" посвистел какое-то время в след, но гоняться по парку, разумеется, не стал и спокойно ушёл своей дорогой, так и не узнав, что это не просто "дети подрались"... Ну а с его уходом опасность отступила. Вокруг друзей высились густые кусты сирени, надёжно скрывая их от лишних глаз.

— Что может перечеркнуть дружбу? — спросила у неба в редком кружеве облаков Раста, когда все трое отдышались.

— Предательство, — отозвался Спец задумчиво — на самом деле он думал, как бы начать разговор о себе и командире, но не знал, о чём вообще говорить, а о чём молчать.

— Но ведь мы продолжали дружить, когда я больше гуляла не с вами, а с, — Раста сделала неопределённый жест рукой, имея в виду друзей с Арбата. Задумчивый Спец был явлением довольно обычным, поэтому удивления не вызвал. Особенно после драки...

— Предательством было бы, уйди ты с ними гулять, договорившись перед этим, что встретишься с нами, — поправил Спец, а Каша дополнил:

— К тому же это лишь может перечеркнуть, а не перечёркивает со стопроцентной вероятностью... И вообще, дружба существует, только потому что друг друга терпим.

— Но до каких пор ты призван прощать ради дружбы? — не унималась Раста.

— Пока хочешь, чтобы прощали тебя и вопреки всем твоим поступкам с тобой общались, — жёстко заключил Спец. Раста и раньше замечала за ним обычай обвинять прежде всего себя. Наверное, так проще жить.

Вдруг Спец повернулся на бок и невпопад спросил:

— Как рука, Расточка?

— Болит, — удивлённо ответила девочка. — Но не сильно, только когда касаюсь ей чего-нибудь. А так мазь помогает, спасибо.

— Да не за что, — фыркнул Спец. — Главное, промыли и вовремя наложили. Дальше уже всё дело за тобой.

— Дружба существует до тех пор, пока все готовы прыгать вокруг тебя с тем же воодушевлением, с каким ты готов прыгать вокруг остальных, и при этом ты не требуешь от них большего воодушевления, чем твоё, — вдруг ёмко изрёк Каша.

Спец молча показал ему большой палец, не желая ничего к этому прибавлять. Из них троих Каша лучше всех умел формулировать бродящие меж ними мысли.

Раста некоторое время молчала, обдумывая сказанное и примеряя это к себе. Зацепившись за эту мысль, у неё всплыл ещё один вопрос, который она, баюкая вновь разболевшуюся руку, решила тоже озвучить:

— Но это — дружба близкая. А обычная?

— Обычной не бывает. Остальное — это просто хорошие отношения с хорошими знакомыми, — выразил свою точку зрения как всегда категоричный Спец. Более мягкий Каша промолчал.

— Хорошие отношения... — словосочетание показалось Расте слишком сухим, бумажным, и ей захотелось спорить: — Высокий накал дружбы — редкость. Исключение!

— А у нас? — задал каверзный вопрос Спец, улыбаясь.

— Мы тоже исключение, — не смутилась Раста.

— Так на каждого человека, если он захочет и постарается, найдётся такое исключение, — парировал Спец, косясь на Кашу. Тот молчал, не торопясь изрекать новое откровение. Похоже, в откровении пока не было необходимости.

Раста не сумела возразить, поскольку сама в глубине души так думала. И был здорово узнать, что эта мысль живёт не только в её голове. Но разговор хотелось продолжить, поэтому Раста задала ещё один вопрос, на сей раз много менее абстрактный:

— Почему ты дрался с Гавом?

Ей на секунду показалось, что сейчас Спец нахмурится и, потемнев лицом, скажет: "Потому что он слишком громко гавкал". Раста открыла уже рот, чтобы сказать, что это слишком грубо — так говорить, — но Спец бесстрастно ответил совсем по-другому: