Категорическая и всемерная благодарность:
Моему дорогому отцу, ценой здоровья протащившему семью через 'святые годы'.
Михаилу Денисову, за неоценимую и незаменимую помощь в проработке мира, религии, деталей быта и других вопросов.
Флику, за отличные иллюстрации
'Котикам или смерть!' — они знают, за что
Вадиму Сеничеву и Александру Зелендинову за видео-уроки и полезные заметки по теории и практике фехтования.
Илье Мостовых и Андабатту за поддержку в труднейшие дни.
Михаилу Рагимову, за вычитку и советы по оружию.
Моим читателям и комментаторам на АТ, которые регулярно напоминали мне о том, что мир Ойкумены для них важен и ценен.
О.А., которой больше нет с нами...
Высокое Искусство
'Владение оружием утешает боль, горести и недуги, дает совершенную рассудительность, прогоняет меланхолию и злое тщеславие, дает человеку совершенное дыхание, здоровье и долгую жизнь. К тому же бывает самым дружелюбным и удобным спутником и, когда человек одинок, имея при себе только свое оружие, избавляет от всех страхов'
Джордж Сильвер 'Парадоксы защиты', 1599
'Я благородное оружие, зовущееся кинжалом, и веду свою игру вблизи. Тот, кто понимает мою опасность и мое искусство, сможет достичь понимания любого другого оружия. Знай, что я заканчиваю бой жестоко и быстро, и никто не может противостоять моим умениям. Всякий, кто узрел мои деяния, знает, как ловко я защищаюсь и колю, переходя к борьбе, и знает, как я забираю победу, скручивая и ломая руки, так что против меня не устоят никакое оружие и никакие доспехи'
Фиоре де Либери 'Цветок битвы', 1408
Пролог
Песок арены всегда источает смрад. Бретер повидал немало ристалищ на своем веку, не сказать, чтобы длинном, однако весьма продолжительном для такой профессии. Большие и малые, круглые, прямоугольные, добротные каменные постройки, деревянные срубы на скорую руку и просто огороженные веревкой площадки. Все они — за исключением только что возведенных — смердели.
Немудрено, когда месяц за месяцем, год за годом на песок проливается кровь и валится требуха. Песок согласно стародавним обычаям положено менять, но это дорого, так что слуги ограничиваются подсыпкой нового, с ближайшей речки. Проходит месяц, затем другой, третий — и новенькая арена пропитывается особым запахом. Он почти неощутим для публики, разве что в самые жаркие дни лета, когда солнце прожаривает землю до самых глубоких корней. А вот бойцам известен хорошо.
Этот запах, трудноуловимый, неописуемый, ни на что не похожий — первое, что встречает поединщика, когда он ступает за невидимую завесу, отделяющую мир живых от арены, где властвуют сталь и смерть. Зачастую он же — последнее, что боец ощущает в жизни. Бретеры не слишком часто гибнут на аренах, обычно их жизнь заканчивается в городских переулках, где вместо песка истертый камень мостовых. Но случается разное.
Дуэлянту [1] не хотелось, чтобы его жизнь закончилась сегодня, именно здесь, но для этого требовалось очень сильно постараться. Можно сказать, вывернуться наизнанку, и все равно требовалась помощь Пантократора. Боец машинально осенил себя священным знаком, прошептал одними губами короткую молитву, обращаясь к Атрибуту войны. Быстро перебрал в уме святых, выбирая, кого можно было бы попросить о заступничестве перед божественным ликом в подобной ситуации. Не нашел и подумал, что божеству в конце концов виднее, каким образом помочь нерадивому бойцу.
Без привычной тяжести кольчуги или хотя бы кожаного жилета тело казалось голым, это было неприятно и нервировало. Мелкая дрожь пробежала вдоль позвоночника, перескочила на плечи, заставила приподняться волоски на руках. Бретер провел левой рукой вдоль обтянутой кожей рукояти сабли. Повинуясь наитию, зажал клинок под мышкой и, помогая зубами, быстро стянул плотно обтягивающие перчатки. Немного проиграл в защите, немного выиграл в управляемости оружия. Второе сейчас нужнее. Бретер сунул, было, перчатки за пояс, затем просто кинул на землю, утоптанную до состояния камня. Если все закончится хорошо, после можно будет поднять. Если нет ... тогда ему точно не понадобятся перчатки, пусть даже самые новые, из лучшей кожи.
Быстрый взгляд на противоположный конец восьмиугольной арены, где вальяжно прохаживался, время от времени эффектно помахивая клинком, противник. Несмотря на давнюю традицию оставлять поединщиков наедине друг с другом и ареной, молодого бонома окружило не меньше десятка слуг и клиентов. Ободряющие, восторженные, обещающие быструю и легкую победу. Сулящие почет, уважение и славу после боя. Готовые передать романтическую записку и принести ответ (или в обратном порядке), потому что женщины любят победителей, а на трехярусных ложах нынче собралось немало девиц из хороших семей. Которые (девицы, не семьи) были бы рады пообщаться с торжествующим победителем. Не сейчас, а ближе к вечеру, когда факелы и свечи бросят на сумрачные стены замка романтические тени, скрывая то, чему лучше быть скрытым от сторонних взоров.
Убийство и смерть пьянят, разогревают кровь лучше любого вина, лучше самых экзотических наркотиков с Острова и Пустошей.
Бретера, разумеется, никто не окружал. А если кто-нибудь и желал ему победы, то в самой глубине души. Не сказать, чтобы это как-то особенно мешало, боец привык драться без условностей и одобрения, ради победы и результата. И все равно ... сейчас он не отказался бы увидеть хоть один ободряющий взгляд.
Было тихо, неестественно тихо. Лишь поднимался над ложами тихий говор, почти незаметный, как шелест ковыля под утренним ветерком. Публика слишком степенная, слишком высокородная, здесь каждый с детства воспитывался в осознании, что настоящая человечность подразумевает ледяную выдержку, умение сдержать в узде любое чувство, хотя бы внешне. Открытое, публичное проявление страстей — удел низов, которые никогда не поднимутся выше свой полуживотной природы. Холодные лица, похожие на восковые маски, плоские невыразительные глаза, элегантные позы и скупые движения, каждое из которых рассчитано на стороннего зрителя и самого пристрастного критика. И слуги под стать хозяевам. Забавно, почему именно прислужники обычно имеют рожи еще более надменные, чем у хозяев?
Театр кукол.
Бретер позволил себе скупую ухмылку, подумав, что аристократическая сволочь, собравшаяся поглазеть на его убийство, имеет за плечами от силы три-четыре столетия высокородства. Ведь почти вся настоящая аристократия не пережила Катаклизм. Будучи плотью от плоти Старой Империи, она оказалась погребена осколками погибшего мира. Насколько мог судить мастер клинка, в богато украшенных ложах не имелось ни единого полнокровного члена двадцати двух семей приматоров, истинных правителей мира.
А еще там наверняка сидит она и смотрит. Смотрит, как все, сохраняя на лице выражение легкой скуки, негромко переговариваясь со спутниками о погоде, светских новостях и сплетнях, которые достаточно безобидны, чтобы обсуждать при свидетелях. Прячет глубоко в сердце истинные чувства и намерения. Интересно, желает ли она ему победы? Или надеется, что родственник отправит наглого выскочку в ад, к Эрдегу?
Бретер ухмыльнулся еще шире — и согнал с лица кривой оскал. Нельзя терять концентрацию, ни на мгновение. Он многое знал, многое умел, дрался против одного и со многими, в одиночку и плечом к плечу, бился с бездоспешными воинами и настоящими 'бронелобами'. У бретера за плечами осталось неплохое личное кладбище, где каждая могила могла бы поведать горестную историю о скоропостижной смерти от руки бойца, которого некоторые уже называли лучшим воином в своем поколении, вторым после великого Венсана Монгайяр, Лунного Жнеца. Но этот бой обещал стать особенным и первым. Хотя бы потому, что бретер не мог убить соперника.
Не было флейт, труб, барабанной дроби, а также объявлений герольдов и распорядителей. Поднялось и опустилось желто-синее знамя-прапор с гербом Дома — две щуки, кусающие друг друга за хвост. С этого момента противники могли начать убивать друг друга.
Бретер шел от решетчатых ворот к центру восьмиугольника без спешки, главным образом, чтобы оставить за спиной достаточно пространства для маневра. Шел и думал, что, наверное, со стороны поединщики смотрятся довольно забавно — брюнет и блондин, сероватая рубашка со следами аккуратной штопки и белоснежная накидка из чистейшего паутинного шелка, простой кожаный пояс и расшитый золотом кушак. Волосы до плеч, завязанные в хвост обычной лентой, а против — изысканная прическа, намертво схваченная лаком. И оружие разнится.
В руках бретера ловила солнце классическая двуручная сабля Братства Фехтовальщиков, только с клинком, укороченным против канона на полторы ладони и симметричной гардой, тоже короткой. Простое оружие без всяких украшений и даже лишенное вварного клейма на основании клинка. Безликий инструмент убийцы, который живет по принципу 'ночью на улице несите меч без ножен, или хотя бы так, чтобы их можно было быстро отбросить, убедитесь, что не оставили плаща, шляпы или ножен, дабы никто не смог опознать вас по ним' [2]. А у противника слабо изогнутый клинок под одну руку, с замкнутой гардой и кожаной петлей для указательного пальца, ради лучшей управляемости. Новомодная вещь, оружие не для войны, но для поединков один-на один.
Что ж, сейчас увидим, кто чего стоит...
Блондинчик не стал выжидать и рванул вперед резвым кабаном, занося клинок. Странно, как-то слишком быстро, видно и в самом деле чувствовал себя глубоко уязвленным, пряча под маской сдержанности бурю гнева. Бретер подхватил рукоять двуручной сабли левой рукой, не по правилам — тремя пальцами на оголовье — но всей ладонью, жестко, как если бы парировал удары тяжелого меча.
Зазвенела сталь, тем чистым, пронзительным звуком, что издает отличный металл самой лучшей ковки, позволяющей парировать лезвие в лезвие. Поединщики начали с классического 'квартета', по два удара, не столько ради быстрого убийства, сколько на пробу, прощупать возможности и защиту друг друга. И сразу после щеголь в белоснежной рубахе взмахнул саблей, пытаясь снести бретеру голову. Тот ушел от удара шагом назад, не скрещивая клинки, чистым маневром.
Двое заскользили по невидимому кругу, впившись друг в друга взглядами. Сияющие на утреннем солнце клинки дрожали, как серебристые змеи, ловя каждое движение противника, готовые разить и отбивать удары. Трибуны затихли, мужчины невольно склонились вперед, изображая тонких знатоков боя, женщины, не сговариваясь, раскрыли веера, скрывая горящие взгляды за расписной тканью.
Кровь и смерть возбуждают. Определенно.
Светловолосый аристократ поджал губы и снова пошел в атаку. Сабля в его руке оказалась существенно легче бретерской. Да и в мастерстве блондинчику было не отказать, его натаскивали очень хорошие учителя. Но ... Два глубоких режущих удара наемный фехтовальщик отразил жесткими блоками, окончательно уверившись, что первое впечатление было верным. Светловолосый предпочитал работать на скорость и 'от кисти', пользуясь легкостью своего клинка. А значит, неминуемо проигрывает в технике и быстро устает. Главное — выдержать первые наскоки, дальше будет проще.
Или нет.
Бретер задавил росток надежды, растоптав его тяжелыми сапогами сосредоточенности. Сделал пробную связку, не из самых сложных и изысканных, скорее проверяя реакцию оппонента и способность того считывать комбинации дальше типичных двоек 'парирование-контратака'. Блондинчик отбился резво, но опять же безыскусно, напал снова, теперь резким ударом сверху вниз, по дуге, с выходом клинка к правому уху жертвы. Бретер опять жестко парировал и отступил на шаг, разрывая дистанцию.
Он мог сразить пижона с его сабелькой прямо сейчас. Тот сделал классическую ошибку, слишком сильно размахнувшись в рубящем ударе слева направо. При этом открылось правое плечо и у бойца не оставалось пространства для маневра, чтобы уйти за счет игры ног от опережающей контратаки. На темной улице или в подставном поединке бретер сразу ударил бы восходящим уколом снизу вверх, чтобы распороть трицепс или пробить локоть. Но именно этого делать было нельзя, ни в коем случае.
Пижон должен покинуть арену целым и невредимым. Иначе сам бретер не дойдет и до замковых ворот, несмотря на все свое искусство. Когда аристократ вызовом на бой поднимает безродного выскочку до своего уровня, дозволяя скрестить мечи, это всегда действо с интересными ограничениями и оговорками. А поединки настоящей, неподдельной чести давно закончились, вместе со Старой Империей.
Не убить противника, не погибнуть самому. И закончить схватку таким образом, чтобы ублюдок с гладко выбритой рожей и завитыми в искусной прическе локонами мог затем объявить о своей безоговорочной победе. Для кого-нибудь другого задача непосильная. Но для учителя фехтования, который до того не один год бился на улицах Города...
Посмотрим.
Еще один 'квартет'. Пижону неплохо, да что там, очень хорошо поставили технику 'косого креста' и правильной схватки за линию, легкая сабля позволяла крутить умопомрачительные связки с тройными сериями. Очень красиво, очень эффектно и — будем честны — смертоносно для обычного противника, который тренировался для войны, а не дуэли. Однако блондин чуть-чуть спешил и чрезмерно полагался на быстроту клинка. Бретер раз за разом ставил жесткую преграду, без особых изысков, плотнее сжимая левый кулак на оголовье. Он все еще проверял, не стоит ли ждать чего-то особенного. И с каждым ударом клинка по клинку все более убеждался в мысли, что шансы уйти из замка живым не слишком высоки, однако есть.
Лишь бы противник не додумался хватать за клинок свободной рукой, тогда придется либо ломать ему колено встречным ударом ноги, либо оставить без пальцев...
Бретер перехватил инициативу, атаковал сам, очень высоко, на первый взгляд опасно открывая живот. Клинки звенели, искры рассыпались кругом, увязая в песке, изрытом сапогами дуэлянтов. Ага, с дистанцией у мудака тоже проблемы, слишком полагается на выставленное вперед острие. Сейчас пижон умер второй раз, даже не догадываясь о том, что пропустил 'нарезание мяса' — скользящий удар на две трети лезвия по шее, типичный прием ближнего боя, когда правильная схватка уже переходит в борьбу с выхватыванием кинжалов, заломами, плевками в рожу и укусами.
Бретер отскочил назад, снова двинулся по кругу, перехватил рукоять правильным образом, не для жесткого парирования, а быстрой, утонченной работы со сложными маневрами клинка. Ложи казались наполненными огромными разноцветными глазами экзотических созданий из-за обилия вееров, которые трепетали, имитируя движения век. Шума прибавилось — мужчины уже в голос обсуждали действия дуэлянтов. Кто-то вошел в раж настолько, что открыто ставил на победу, азартному боному с готовностью отвечали. Судя по обрывкам фраз, долетавших с трибун, в победе пижона никто не сомневался. Ставили на то, будет низкородный быдлан убит на месте или всего лишь отделается тяжкой раной.
Блондин уже не спешил атаковать, кажется, понял, что столкнулся с оппонентом, по меньшей мере, равным. Это было нехорошо, и бретер дождался очередной заявки — 'до заката, он истечет кровью до заката, ставлю пять доблов!', а затем набежал частыми короткими шажками, рубя крест-накрест, быстро и сильно.
