Ведьма шагнула вперед и в сторону, заходя сбоку. Ловаг еще успел с горечью подумать, что напрасно отложил с утра кольчугу. Решил, что лучше дать костям передохнуть от железа перед ночными заботами — ну какая напасть может внезапно приключиться в доме, полном вооруженном людей? Ошибка, которая будет стоить жизни. Мурье поднял руку с мечом выше, пытаясь защитить голову и шею от добивающего удара, но получил в спину и повалился на пол, щедро добавив собственной крови к уже пролитой.
В этот момент Флесса сбросила оцепенение, осознала, что все происходит по-настоящему. Она еще успела наклониться и протянуть руку к сабле на углу стола, но убийца все тем же колдовским шагом оказалась рядом с рабочим столом. Одно движение, и бритвенно острый клинок тронул кожу на шее герцогини.
— Ты готова слушать? — очень миролюбиво, почти светски спросила ведьма.
Голос ее был ровен, речь очень правильна. Флесса замерла в неловкой позе, отлично понимая, что сопротивляться нет возможности, герцогиня не обольщалась насчет способности противостоять бойцу такого уровня. Звать на помощь тоже бесполезно, похоже, за дверью шум схватки остался неслышим. Да и в любом случае ведьма успеет десять раз прикончить жертву прежде чем кто-то подоспеет. На князя надеяться не стоило, горский наемник уже поднялся на ноги, однако замер, не спеша извлекать оружие из ножен.
— Сядь, — приказала ведьма.
Флесса подчинилась. Ведьма острием сбросила саблю со стола, вытерла свой меч о полосу материи, которая по бретерскому обычаю была пришита на живую нитку у сгиба левого локтя, чтобы не пачкать собственно рукав.
— Ты знаешь, кто я? — спросила герцогиня. чувствуя, как безудержный гнев заполняет ее. Бесполезное и вредное чувство, но чем больше Флесса осознавала, что кто-то осмелился напасть на нее, ранить ее слугу, вторгнуться в ее дом, тем жарче разгорался в сердце свирепый огонь Вартенслебенов.
— Сегодня было много разговоров, они оказались бесплодны, скорее даже повредили, — ведьма проигнорировала вопрос. — Поэтому сейчас да возобладает краткость.
Она вытянула руку, граненое острие задрожало перед глазами Флессы.
— Где Хель, Люнна, Вэндера?
— Ты знаешь, кто я? — повторила герцогиня, уставившись исподлобья на черную женщину.
— Сейчас я выколю тебе глаза и разрежу щеки, — деловито пообещала женщина в повязке. — Говори.
Флесса оскалилась в нехорошей улыбке и прикинула, удастся ли достаточно быстро вытащить стилет из рукава.
— И поверь, никакая целительная магия не поможет, — уточнила убийца. — До конца жизни будешь ходить с поводырем и глотать жидкую кашу. А еще я отрежу пальцы, которыми ты пытаешься вытащить эту зубочистку.
Повисло молчание, лишь едва слышно хрипел Мурье, крепко цепляясь за жизнь.
— Где она?
Флесса тяжело сглотнула, граненая игла замерла у самого зрачка.
— Я прогнала ее, — мучительно кривясь, вымолвила дворянка. Каждое слово стоило ей огромных усилий и еще одного сломанного прутика гордости.
— Когда?
— Позавчера.
— Почему?
— Она не проявила должной почтительности.
— Каким образом? Куда она направилась? Сколько денег ты ей дала? Какие подарки сделала?
— Не твое дело. Ты получила ответ. Люнны здесь нет, и больше она не появится. Ищи в другом месте.
— Хороший ответ, но ты не могла прогнать ее позавчера, потому что вы провели вместе эту ночь, — почти огорченно сообщила ведьма. — Попробуй еще раз, теперь правдиво. У тебя прекрасные глаза цвета моря, когда они вытекут на щеки, будет некрасиво и больно.
Флесса закрыла глаза, глубоко вдохнула. Что происходило в душе аристократки, то ведал Пантократор и больше никто. Люди могут совершать разные поступки по различным соображения, руководствуясь уязвленной гордостью, дворянской спесью, неверием в собственную смерть. Или... другими чувствами.
Герцогиня открыла глаза и ответила грязнейшим ругательством, достойным самого гнусного притона в порту Малэрсида.
— Ну что ж, — сказала ведьма, острие меча дрогнуло, готовясь ужалить. — Начнем с правого.
— Прошу прощения! — голос князя чуть дрожал, но это было простительно человеку, который только что разминулся со смертью и теперь по собственной воле подал ей руку опять.
Меч замер, голова с повязкой чуть развернулась в сторону нового шума.
— Прошу уделить мне минуту, ровно одну минуту, — вежливо попросил горец. — Это не помешает затем ослепить сию достойную женщину, бог вам судья в этом намерении. Зато, быть может, избавит от большой ошибки.
— Говори. Полминуты, — дозволила ведьма.
— Благодарю, — князь склонился в поклоне, цепь звучно щелкнула по золотой пряжке расшитого пояса.
— Очевидно, что для вас на кон поставлено многое, очень многое. Но стоит ли оно последствий? Почтенная... гостья, вы собираетесь изувечить дворянку и наследницу старинного, почтенного рода, что само по себе вызовет гнев сословия и дотошное следствие. Кроме того, следует знать, что сейчас Флесса аусф Вартенслебен не просто герцогиня, но и проводник воли очень могущественных людей.
— Я знаю.
— Тем лучше, — не терял присутствия духа князь. — Если она сейчас будет искалечена, пожелания сильных мира сего не исполнятся. Эти господа могущественны, богаты, и получится, что именно вы, любезная воительница, пустите по ветру их чаяния, да еще и выставите на огромные деньги.
Он быстро перевел дух. Старый воин говорить красиво не любил, однако владел этим искусством, потому что косноязычные плохо торгуются. А наемник должен уметь задорого продавать свой меч и полководческое искусство.
— Твои полминуты истекают, говори короче.
— Кроме того, все поймут, что здесь не обошлось без колдовства. То есть по вашему следу отправятся еще и маги, чтобы снять подозрения в том, что кто-то из них поднял руку на бонома, почти приматора.
— Это все?
— Почти. Итого на вас будут заочно обижены многие люди, от бономов до волшебников. Осталось добавить, что мстить будут также за меня. А моя семья так или иначе в родстве почти со всеми княжествами и тухумами Столпов. И в горах еще остались шаманы, которые могут искать сокрытое, видеть невидимое.
— Мстить за тебя? — усмехнулась ведьма. — Ищешь смерти? Готов лечь четвертым?
Князь без особой торопливости вытащил из ножен здоровенный палаш с рукоятью на полторы руки и незамкнутой дужкой.
— Я продаю свой меч и опыт командира. Я дал клятву и получил задаток, — объяснил он со сдержанной гордостью и толикой снисходительности. — Моя верность нерушима, пока длится служба и соблюдается договор. Таков обычай Красной Луны, он неизменен со времен, что были прежде Старой Империи.
— Ищешь смерти, — теперь это звучало как утверждение. — Сейчас найдешь.
— Нет. Храню честь наемника Столпов, — поджал губы князь. Он уже привык, что 'плоские' совершенно не понимают суть наемной воинской службы и лишь позорят благородное занятие, а потом еще удивляются, отчего любая пехота Ойкумены ничего не стоит против горских баталий.
— Госпожа, — князь церемонно поклонился в сторону Флессы. — Буду рад встать на вашу защиту телом и мечом.
— С гордостью приму вашу службу, — склонила голову герцогиня. Губы ее дрожали, пальцы дрожали еще сильнее, голос рвался на каждом слоге. Флесса неосознанно щурилась, защищая глаза.
Ведьма очень внимательно посмотрела на жалкую, пытавшуюся собрать остатки смелости герцогиню. Плотная черная повязка не могла пропускать свет, но поворот головы, мимика, движения тела были таковы, словно чудовище с мечом действительно видит все, не упуская ни малейшей детали.
— Последний шанс, — острие коснулось века, пригладило черные ресницы.
Флесса глотнула, сжала пальцы, не в силах побороть их дрожь. Толстый слой белил потек от слез.
— Иди к дьяволу, паскуда, — глухо, с отчаянностью обреченной, выдавила герцогиня.
— Кажется, не наш сегодня день, — тяжело вздохнул князь, не спеша двинувшись к столу. Тяжелый палаш он держал на плече, затем поднял над головой, рассчитывая вложиться в одну сокрушительную атаку. Три тела на окровавленном полу демонстрировали, что перефехтовать ведьму не получится. Оставалось понадеяться на безудержную атаку, способную проломить любую защиту тяжестью клинка.
В следующее мгновение ведьма исчезла. Шагнула в пустоту и пропала, будто скрылась за невидимой завесой. Без слов, предупреждений и угроз напоследок.
— Семь врат ледяного ада... — пробормотал князь, тяжело опершись на палаш. — Флесса, ты мне должна.
Герцогиня выдохнула, обхватила себя руками, сжалась, чувствуя, что не может встать — ноги не держат. Очень хотелось упасть в истерике, не думая ни о чем, выгоняя вместе с криком смертельный ужас.
— Все, что хочешь, — выдавила она онемевшими губами. — Включая постель. Но не сейчас...
— Соберись. Дело не закончено. Галера с невестой уже в пути. Оправданий теперь никто не примет.
— В-вина, — сдавленно каркнула Флесса.
— Водки? — светски предложил фляжку горец. Он бы с удовольствием глотнул сам, чтобы унять дрожь в голосе и теле, но коль уж взялся держать форс, иди до конца.
— Изволь, — слабо улыбнулась герцогиня.
Князь посмотрел на тела, отметил, что Мурье все еще жив, хотя и не должен бы. Флесса шумно глотала из фляжки виноградную водку, как чистейшую родниковую воду.
— Все? — горец забрал фляжку.
Флесса слабо кивнула. Князь склонился над ней, положил руку на плечо, герцогиня машинально дернулась, как и положено аристократке, чей приват грубо нарушили.
— Соберись, девочка, — князь отлично знал, сколько Флессе лет, в ее возрасте обычная женщина уже обзаводится выводком детей и крепкой рукой правит семьей за спиной мужа. Но сейчас двадцатилетняя герцогиня была всего лишь девчонкой с разбитым сердцем, за которой, к тому же, только что приходило чудовище из старых легенд. А испуганным девочкам нужен отец или хотя бы его замена.
— Возьми себя в руки, — повторил горец, мягко обняв ее за плечи. — Мы живы, все закончилось.
— Д-да, — срывающимся голосом отозвалась Флесса. Отерла слезы ладонями, размазывая окончательно косметику. — Да.
Теперь ее голос прозвучал почти ровно, и князь одобрительно кивнул. Девчонка девчонкой, но ее выдержке позавидовало бы немало мужчин. Отличная выйдет жена... для сильного мужа, который умеет оценить крепкий дух и не боится привести в дом равную себе по духу. Жаль будет если этот стальной цветок достанется тому, что начнет его по глупости сминать неловкими пальцами.
'Удолар, скотина, ты недостоин такой дочери!'
— А теперь найди вуаль, чтобы прикрыть лицо. Зови слуг и лекаря. Нам еще нужно покорить этот мир. Горевать будем позже.
_______________________
[1] Разведка Двора административно относится к почтовой службе, поскольку выросла из вскрытия тайной переписки. Впрочем, тут надо понимать, что это еще не спецслужба в нашем понимании.
'Если королю требовалось что-то сделать, поручение вешалось на шею какому-нибудь дворянину, даже без проверки его на элементарную профпригодность. Иногда оно выполнялось, иногда нет. Иногда за выполнение давали награду, иногда нет. Иногда за провал наказывали, иногда нет. В общем, все как сейчас, только без лишней бюрократии'
Глава 26
Оружие пролетариата
Трое бандитов закончили, наконец, делить имущество пропавшей лекарки. Благо имущества того нашлось немного, в основном одежда и мелкий скарб вроде расчески, пары деревянных мисок и так далее. На самом деле, приказы у налетчиков были несколько иные — таиться, ждать, хватать — и заплачено авансом весьма щедро, однако старые привычки довлели, превозмогая любые указания.
Они управились бы и скорее, но долго не могли поверить, что у проклятой девки нет никаких заначек и хитро скрытых ящичков с ценностями. Все знают, что лекари гребут деньги мешками, сея чуму и прочие непотребства, а еще купают больных в молоке и продают его потом ведьмам и кондитерам. Но, судя по всему, именно эта медичка оказалась нищей, а скорее всего, хранила деньги в другом тайнике или даже в банке. Хотя кто в здравом уме понесет монетки в денежный дом? Все знают, что доброе серебро, а тем более, золото банкиры крадут и переплавляют, отливая мерзких божков для капищ Двоих, обратно же выдают фальшивки, сделанные так искусно, что даже на зуб не отличить. Ну да ничего, девка вернется и тогда уж будет время не спеша порасспросить у нее, где хранится наличность. Как вызнали у поганой карлицы, но то серебро пришлось делить на всех, а эти денежки отойдут лишь троим.
Поскольку ловить здесь было уже нечего, троица затопала вниз по шаткой лестнице, переругиваясь негромко и вяло, скорее, ради приличий, выясняя, кого обделили при дележке портков и обмоток. Поскольку лестница была узкая, налетчики растянулись гуськом, один за другим. Замыкал шествие Безносый. Он был недоволен больше других, как и положено человеку, настроенному на справедливую и честную месть, но обманутому (пусть временно) в своих чаяниях. В голове уголовника сменяли друг друга феерические мечты и видения, живописующие все, что надлежит сделать с этой самой Люнной. Начиналось все одинаково, с отрезанного носа, для начала самый кончик, затем ножницами обстричь по кусочкам остальное, а там уж... Надо сказать, что Безносый (чье предыдущее прозвище стараниями Елены оказалось давно и прочно забыто, и этого бандит не мог ей простить отдельно) имел от природы живое воображение, так что фантазии его были разнообразны и почти не повторялись.
Так 'мясо', нанятое ведьмой, спускалось один за другим при свете нескольких ламп-'гнилушек' по старой лестнице, провожаемые скрипом рассыхающихся досок. Елена, затаившаяся на втором этаже, пропустила троицу мимо, а затем шагнула из глубокой тени, занеся молоток, и одним ударом проломила Безносому череп. Незадачливый мститель еще успел сообразить, что скрип досок изменился, в нем прорезалась иная, чуждая нотка, как от посторонних шагов, а затем вся жизнь профессионального негодяя, вся память и переживания закончились в яркой вспышке тьмы, когда шестигранный боек раздробил теменную кость.
Все-таки хорошо быть высокой женщиной ростом со среднестатистического мужчину, а то и повыше. Удобно бить.
Сила удара качнула уголовника в сторону, он плюхнулся о стену как медуза, расслабленным телом, сполз на лестничную площадку. Елена, помня расположение каждой ступеньки, молча перепрыгнула через оседающий труп и сразу ушла в присед, подсекла ногу второму противнику, раздробив колено. Налетчик нелепо взмахнул руками и заорал в голос, не столько от боли, сколь от паники, а также понимания, что произошло нечто ужасающее. Нервы еще только передавали сигнал, а нейроны в мозгу его обрабатывали, прежде чем выдать итоговое 'Больно!', в это короткое мгновение бандит с ужасающим воплем взмахнул руками, проломил перила всей тушей и улетел вниз.
Крик, треск перил и ступенек, удар об пол, снова треск досок, уже снизу, из тьмы, опять крик — все это слилось в единый звук, что буквально пилил слух крепкими зубьями. Третий налетчик успел развернуться, зацепил взглядом темную фигуру и резким взмахом швырнул в нее кистень — костяную гирьку [1] на тонкой и прочной бечевке. Уголовник стоял парой ступенек ниже, и грузик пришел не в голову, а по животу, который Елена прикрыла свободной частью плаща. Плотная ткань ослабила и без того плохо рассчитанный удар, однако не защитила полностью. Внезапный толчок чуть пониже солнечного сплетения почти выбил у женщины дыхание, сорвал ритм. А бандит уже кинулся вперед и вверх, как американский футболист, сжимая в левой руке заточенный осколок бараньей кости [2].
