Интересно, готическая женщина косит под мечника или действительно умеет драться?
Разумеется, аристократка не сказала ни слова и вообще, ни единым жестом не показала, что обратила хоть каплю внимания на обслугу. Елена, в свою очередь, повела себя аналогично, действуя, словно находилась в анатомическом зале одна. В этом была солидная доля хулиганства — как представительница низкого сословия, да еще не член цеха, целительница должна была приветствовать вышестоящего, продемонстрировать надлежащее почтение, использовать соответствующее обращение. Но холодное высокомерие зрительницы неожиданно задело 'Милосердную' за живое. Кроме того сильно болело плечо, ушибленное Чертежником накануне, и у Елены окончательно испортилось настроение.
Выкладывая инструментарий из рабочей сумки, женщина быстро оценила материал, с которым предстояло работать. Она не то, чтобы любила вскрытия, скорее то была наименее неприятная часть ее совокупной работы. Покойники не стонали, не обливались слезами, не мочились прямо по ходу лечебных процедур, от них не пахло ужасом живого тела, которое испытало немыслимую боль и готовится пережить ее вновь. Они не умоляли передать весточку за решетку и не пытались по-быстрому изнасиловать оказавшуюся в пределах досягаемости женщину.
Этот мертвец был довольно 'чистым' — мужчина, относительно молодой, тело не истощено. Следы от кандалов слабые, носил недолго. Несколько характерных шрамов, которые Люнна уже хорошо выучила — следы от клинков. Солдат, возможно бандит или убийца. Как медик Елена отметила, что мужчина умер недавно, от силы пару часов назад, тело вообще не остыло. А как ученица фехтмейстера — оценила эффективность убийства, всего один удар точно в шею, острие дошло до позвоночника. Помимо этого череп мертвеца был разрублен тяжелым клинком, но судя по направлению удара, били сверху вниз, по затылку, то есть, скорее всего, уже добивая. Еще один бретер, ушедший по лунной дороге минувшей ночью? Жертва наемных убийц? Хотя с другой стороны, обычных мертвецов не везли в тюрьму. Да какая, собственно, разница? Труп есть труп.
Наконец инструменты были разложены в правильном порядке.
— Мастерица Люнна готова продемонстрировать вам свое искусство! — провозгласил тюремщик.
И тут Елена вспомнила сразу несколько вещей, а если быть точным, четыре.
Сначала, что напрочь забыла про Жирного Гу, хотя тот сопел и пыхтел за спиной аристократки, словно котелок под плотной крышкой на слабом огне. Затем, что так и не сняла кепку, обычную кожаную кепку, заказанную еще месяц назад. Несмотря на тщательно вычерченный образ и даже крошечную модель из глины, работа делалась медленно и трудно — издержки нестандартной работы в цеховом производстве. Зато кепка получилась на загляденье, почти как у ДиКаприо в 'Бандах Нью-Йорка'. И очень удобная. Мягкий кожаный блин лег на голову так удобно, что Елена про него забыла — а вот это уже серьезный промах. Можно было воздержаться от лишних слов в присутствии благородной особы, как будто не желая оскорблять ее бестактностью. Но вот остаться в головном уборе — за такое можно было и ответить.
Третьим воспоминанием стал герб, вызолоченный на поясе визитерши. Его Елена уже видела без малого год назад — когда встретила брюнетку с дестрие в сопровождении вооруженной свиты. Надо же, как опять сошлись! И наконец, в завершение лекарка, наконец, сообразила, из чего сделан чудесный плащик, чья материя походила на шелк, при том, что в Ойкумене тутового дерева и шелкопрядов не водилось.
Елена сохранила внешнее самообладание, во всяком случае, понадеялась, что сохранила. С должным почтением, однако, без суетливой спешки сняла кепку и обозначила полупоклон. Брюнетка воззрилась на женщину-лекаря с видом, который Дед обзывал 'как баран на новые ворота', даже не пытаясь скрыть изумление. Елена почувствовала, как жар охватил торс, лицо будто окунули в горячую ванну. Беспомощная растерянность разливалась по жилам, превращая руки в неловкие придатки. Вот сейчас черная коза в людоедском плаще возжелает наказать низкородную девку и будет своем праве. Что делать?
Мгновение спустя Елена поняла, что визитершу просто удивила женщина за сугубо мужским занятием. А вслед за растерянностью пришла злость, больше на саму себя. Как, ну как можно было настолько забыться и потерять осторожность?!
— Госпожа желает пояснений по ходу вскрытия? — спросила Елена, проверяя, на месте ли кожаный валик под лопатками мертвеца, чтобы выгнуть торс и грудную клетку.
Голос чуть сорвался, однако едва-едва, так что можно было принять за естественную хрипотцу. Брюнетка помедлила, медленно шевеля пальцами правой — без колец — руки. Движения неприятно напоминали что-то из советской фантастической классики, то ли вкручивали, то ли сдирали невидимое. Елена тем временем сняла кафтан и жилет. Засучила рукава льняной рубашки по самые плечи, надела видавший виды фартук на веревочной петле. Взяла первый нож и замерла, полуобернувшись к заказчице в ожидании.
— Нет, — сказала та и, сделав еще одну паузу, неожиданно добавила. — Сегодня я в настроении побыть молчаливым наблюдателем.
Голос был негромкий и приятный, можно сказать — поставленный. Как у хорошего актера или дублера. Мягкий, будто заговорил вставший на задние лапы мяур. И в то же время низкий, вполне 'взрослый' — ничего от юного девичества. Скорее всего, речь молодой аристократке ставили хорошие риторы. Еще бы понять, какого рожна эта коза снизошла до развернутого ответа какой-то лекарке, что потрошит жмуриков... Не к добру все это.
Лекарка молча кивнула, быстрыми движениями вскрывая еще теплую кожу на груди мужчины.
После плаща отношение Елены к заказчице мероприятия сменилось от заинтересованного (и немного завистливого) до прямой враждебности, которую приходилось скрывать, прикладывая недюжинное усилие. Замечательно крепкую, плотную и легкую ткань, что была лучше шелка, давало только одно создание в мире — Серая Тень, редкая разновидность гигантского паука-охотника с Пустошей. Елена видела такое чудо лишь один раз и то издалека, но слышала про них немало. Тварь была смертельно опасной, но разведение того стоило, окупаясь многократно. А скотство промысла заключалось в том, что лучшую паутину давало чудище, откармливаемое человечиной, в идеале живой. Разумеется, владельцы редких 'ферм' с пауками божились, что потчуют жутких питомцев лишь свиньями, однако ... Поэтому изящные, но в то же время широкие, сильные плечи девицы красиво облегал труп какого-то бедолаги, в самом прямом смысле. И хорошо если переработанный посмертно. Среди столичного криминала считалось хорошим тоном отдать особо провинившегося 'на паутинку' заживо.
Заказчица молча наблюдала, все так же размеренно вращая пальцами левой руки. На бледном лице нельзя было прочитать ни единой мысли, его не искажала даже беглая тень эмоций. Отделяя кожу от ребер, Елена подумала — и как она могла принять эту женщину за Шену?.. Черты лица совершенно иные, более тонкие и выразительные, подобно мраморной маске. Красота скульптурного совершенства. Сходство с камнем усугублялось очень бледными губами, которые как будто покрыты жемчужной помадой. А Шена была живая, настоящая.
Была.
Елена стиснула зубы и продолжила работу, против обыкновения она занялась грудной клеткой вперед живота. Темные глаза аристократки холодно блестели отраженным светом лампы, и было непонятно, куда направлен взгляд. Тюремщик ощутимо и явственно мучился, переминаясь с ноги на ногу. Здесь, на отшибе тюрьмы было тихо, только едва заметно шелестел ветерок из воздуховода, да звенели инструменты. Чуть позже к звону прибавилось мягкое шлепанье, когда лекарка начала раскладывать по тазам части тела.
Как обычно, с грудной клеткой пришлось повозиться. Елена понимала, что тут надо придумать какой-то инструмент, и наверняка он существует, по крайней мере, в ее родной вселенной. Но фантазии не хватало, поэтому приходилось действовать грубо, взламывая грудину широким клинком, похожим на долото и гладиус одновременно.
Интересно, думала медичка. Вот органы в брюшине, причем названия некоторых можно соотнести с чем-то знакомым, а некоторых — нет. Печень, почки, здесь все ясно. А это что, похожее то ли на мешочек, то ли на соленый огурец? Местное название 'bataraidh', но что это на самом деле? Селезенка? Желчный пузырь, поджелудочная железа, что-то еще?
Привычный ритм и отработанная последовательность движений успокаивали, Елена просто отключилась от окружающего мира. К счастью высокопрофессиональной работы от нее не требовалось, до научно обоснованной медицины хотя бы Возрождения Ойкумена еще не дошла (хотя по субъективным ощущениям приближалась). От анатома требовалось не делать совсем грубых ошибок и разнимать покойника на части более-менее оперативно.
Пятнадцатый. Это уже пятнадцатый труп, который она разделывает... 'Девочка-Леночка', которая даже куриные грудки старалась не резать, потому что фу, липко и противно.
'Черт возьми, год жизни за простые резиновые перчатки!'
Вскрытие затянулось. Обычно зрители уставали раньше и, убедившись, что человек внутри мало чем отличается от свиньи, сворачивали представление. Брюнетка в плаще наблюдала до конца, молча, как живая статуя. Лишь один раз сменила позу, отзеркалив себя же — правая рука на подлокотнике, левая свободна. Ноги она перекрестила — ну прям как Шэрон Стоун, благо тонкие чулки с эффектными сапожками подчеркивали длину. Это было ... красиво. Механически перекладывая кишки в таз, петлю за петлей, Елена попробовала бегло оценить, сколько стоит такой прикид и не смогла. Сравнивать оказалось не с чем, такое сукно и качество работы в доступных медичке лавках отсутствовало в принципе.
Ну и ладно. Каждому свое.
Словно почувствовав близящийся финал, вошел, скрипнув дверью, один из охранников, что ждали снаружи. Одет хорошо, вооружен еще лучше, лицо имел относительно приятное, а взгляд — наоборот. Есть люди, которые видом своим походят на властных хищников, а этот казался скорее всеядным грызуном. Елена сразу окрестила его про себя 'землероем' и подумала, что вот уж с кем не хотелось бы оставаться наедине. Опытным взглядом она отметила свежие, плохо затертые багровые кляксы на сапогах грызуна.
— Госпожа, — Землерой поднес губы к уху под сверкающей заколкой. — Скоро стемнеет.
Он понизил голос, и склонившаяся над трупом Елена расслышала только что-то про второго гонца, счет поваров и пламенеющие чувства гастальда, жаждущего знакомства. Гастальдами на востоке именовали аристократию уровня граф-герцог, логично было предположить, что девица вращается не ниже. Значит, самое меньшее графиня. А форма звеньев цепи на шее плюс отсутствие подвесок означали, что молодая женщина еще и неофициальная наследница.
Елена вздохнула и подумала, что в очередной раз удачно разминулась с неприятностями. Знак свыше, не иначе, в другой раз надо быстрее крутить головой, смотреть, кого подсовывает судьбинушка и вовремя ломать шапку. Чисто технически девушка уже была горожанкой, поскольку жила, законно снимая жилье, девять месяцев и один день, платила налоги, а главное — принята на государственную службу в лице тюрьмы и получает жалование из казны (без этого время ожидания сразу возросло бы до трех лет). Поэтому обижать ее без веской причины нельзя. А на практике же Елена регулярно вправляла вывихнутые в специальном станке руки тех, за кем стояло чистое право, без поддержки хотя бы ремесленного совета.
— Готовь лошадей, Мурье, негоже обществу ждать. Поварской счет я проверю.
Ответив, брюнетка подарила Елене долгий немигающий взгляд, странно-завораживающий. Не как у рептилии, а скорее чисто кошачий, с характерным охотничьим прищуром. Затем в свою очередь понизила голос и тихо проговорила что-то на ухо грызуну по имени Мурье. Тот кивнул, бросил неприятный, колкий взгляд в сторону Елены и подал хозяйке руку, помогая сойти с каменного постамента.
Когда за гостьей хлопнула старая дверь из скрипучего дуба, ровесника Катаклизма, Елена вздохнула с облегчением, а Гу бросился отливать в один из тазиков с мертвой плотью. Похоже, бедняга сдерживался из последних сил, не решаясь ни покинуть представление, ни опорожниться при высокородной даме. Впрочем, даже с поправкой на жалость, выглядело ссанье в белесые кишки непристойно и гадко, так что Елена порадовалась — не ей это выносить, да и день закончился, наконец. Меж тем Грызун почему-то не спешил вслед за госпожой. Мурье сделал пару шагов к столу, и Елена поняла, наконец, кто перед ней.
Для высокородного господина отсчитывать сколь-нибудь серьезные деньги в уплату за что-либо считалось невместным, это роднило его с негоциантом или, боже упаси, лавочником. Нет, правильным было швырнуть сразу кошелек, демонстрируя широту души и презрение к 'железу купцов'. Многие так и делали, причем зачастую даже не зная, сколько монет внутри. Более практичные заранее отсчитывали нужные суммы, раскладывали по кошелькам, а кошельки зашивали или опечатывали. Именно такие 'банковские упаковки' висели на поясе Грызуна, что выдавало в нем человека доверенного, а в сочетании с оружием — телохранителя или начальника охраны.
Как сказала бы Алиса, все страньше и страньше.
Мурье, явно думая о чем-то своем, аккуратно отвязал один из мешочков и брякнул его на край стола, чуть-чуть не попав в лоскут отвернутой с торса кожи. Елена приподняла бровь и уважительно качнула головой. Принимать денежки за представление было не впервой, однако впервые благодарность зрителя выразилась столь значимо. Пожалуй, это стоило сожженных нервов, а роскошная дама оказалась вполне симпатичной и душевной. Всегда бы так.
Даме? А может, и нет? Да ладно, подумала медичка, вот уж на кого темноволосая кошка точно не походила, так это на девственницу.
— К середине полуночной стражи придешь, — веско, очень убедительно сообщил Мурье. — Он скажет куда, — телохранитель кивнул в сторону Гу, который все еще журчал с блаженной улыбкой. Заметив жест телохранителя тюремщик улыбнулся еще счастливее и маслянее.
— Это ... — на лице Грызуна отразилась мощная работа интеллекта, как у человека неглупого, но вынужденного быстро решать непривычную задачу. — Времени хватит, так что волосы вымой, в баню сходи и все такое, что у вас положено. Духов не надо, там набрызгают где следует.
Елена тяжело вздохнула. Стало грустно, тоскливо, мечты о новой куртке (или даже пальто) на зиму рассыпались, как черепки старой вазы.
— Любезный, — ответила она, стараясь говорить как можно вежливее и понятнее, выбрав намеренно нейтральное обращение. — Ты что-то напутал. Девицы для развлечений — это в другую сторону.
Хотя Елена уже научилась довольно неплохо браниться, слово 'шлюхи' она вымолвить не смогла, было в нем что-то унизительное в первую очередь для говорившего.
Гу издал тонкий протяжный звук, словно пупс, которого сжали в кулаке, выдавливая через дырочку воздух. Журчание прекратилось, то ли жидкость закончилась, то ли спазм пережал. Судя по физиономии, скорее второе. Ну да, чтобы девка в годах, без мужа и жениха отказала пусть мелкородному, но дворянчику, да еще когда серебро вот, под рукой — дело не то, чтобы немыслимое, но прямо скажем, нерядовое.
