Участок-3. Зенит

— Понятно. Оборотни закончились — решили по ведьмам поискать.

— Поищешь тут... тоже, те еще подруги боевые. Ирина, подумай. Может, и правда стоит попробовать?

— А ты брачное агентство открывать не пробовал?

— Думаешь, получится?

— Не знаю. Но попробовать же надо?

— Понял. А ты не бойся. Кирюха тоже боится, нарывался уже...

— Он мне рассказывал.

— Наверняка не про всех.

Ирина пожала плечами. Кто бы спорил.

— Бабы такими стервами бывают, когда хотят в жизни поуютнее устроиться.

— Мужчины тоже не подарок, — вспомнила Ирина Женечку. И сама себе удивилась.

Она — переживала?

Дура была! Точно!

— Вот, ты и сама все понимаешь.

— Понимаю, — кивнула Ирина. — Но сейчас некогда.

— Наоборот, сейчас и надо. Ты подумай, проблемы и беды никогда не закончатся. А вот люди, увы, конечны. И упущенное время себе никогда не простят.

Ирина пожала плечами.

— Ладно, я подумаю.

Разговор начинал ее тяготить. Что это за сводничество такое? Злит и раздражает, вот! Не до того сейчас!

— А мы уже и приехали.

И, поди, поспорь с таким. А может, она и правда Кириллу нравится?

Ирина поймала себя на мысли, что и оборотень...

С ним спокойно. Вот смотришь — и знаешь, что с таким и логово уютное будет, и волчата хорошие, и любому врагу он горло за свою семью порвет...

Вот ведь!

Ирина встряхнулась и полезла из машины, не замечая ехидной улыбки на губах Михаила.

Так их!

А то будут сопли жевать, тихушники! Женить! И еще раз — женить!

Все по старому закону! Влип сам — влепи туда же и товарища, чтобы было кому на жену-стерву жаловаться и детей ругать!

* * *

Петя и уезжать пока не собирался.

Прошелся по дому, все обследовал, и сейчас выдал Михаилу свой вердикт.

— Дом голоден. Нуждается в подпитке. Если сейчас не подкормить, в силу он войдет лет через двадцать, а то и больше, из него хорошо соки высосали...

— Кто?

— Время. Оно никого не щадит. Ни время, ни чужаки, вот дому и плохо стало. На вашей семье он, конечно, чуток поправится...

— Неприятно как-то звучит.

— Разве? Вы же бывали в домах, где счастливые семьи живут. Неужели, ничего не чувствуется?

— Чувствовалось, было. Тепло там, уютно так, солнечно... даже если все кверх тормашками.

— Вот. Дом — отражение своих хозяев. А хозяева могут стать отражением своего дома. С вами тоже так может получиться. Он старый, усталый...

— А что нужно для подпитки? — подошла более практически к делу Ирина.

— Хорошо бы человеческую жертву. Парочку...

— Петя!

— Неужели тебе будет жалко директрису?

— Жалко. Ее надо по приговору суда, а не самосуда.

— Как закон портит хороших ведьм. Жуть просто... ладно! Можно обойтись без людей, к примеру, коровами. Или баранами.

— Уже интереснее... а что с ними надо будет делать? — Михаил навострил уши. Он бы и людей, конечно... есть ведь твари! Что, того же врача надо пожалеть? Который детьми торгует? И списывает их, словно это мешки с консервами по актировке... тварь! Да таких в землю зарывать мало!

Или, правда, ту же Юлию Ивановну?

Вот еще не хватало! Пожалеешь таких, потом наплачешься. Но если есть возможность не нарушать закон...

— Штук десять овец. Придется зарезать, кровью окропить фундамент, ну и вам немного своей крови пожертвовать, добавить к той... вам, вашим родным, которые здесь жить будут.

— Это можно. А мясо куда?

— Зависит от возраста животного, но вообще, шашлык из баранины — вкуснейшая вещь. Я точно знаю.

— Шашлык хорош, когда гости есть. Вы к нам не хотите в гости приехать? С семьей, пожить недельку или две?

Ирина фыркнула и отправилась в гостиную. А чего мешать?

Сейчас Михаил договорится с Петей, поторгуется о цене, но в результате...

Сойдутся!

И старый дом обновится, и будет жить. Будет беречь своих людей, свою семью, будет баюкать их в колыбели каменных рук, шептать сказки по ночам, будет встречать врага подломившимися ступеньками или упавшими на голову балками...

Да, Ирина не решилась бы задумать что-то плохое против Михаила, находясь в этом доме. А если кто рискнет...

Она даже не сомневалась — дом сожрет таких умников весело и с фантазией. Куда там хилым американским ужастикам! Самый страшный кошмар человека всегда внутри самого человека. А всякие монстры, маньяки и извращенцы — это вторично. Чаще всего человек убивает себя — сам.

* * *

Кирилл появился через четыре часа, когда был съеден торт, горячие бутерброды, выпит кофе, и сварен по четвертому разу... и то Ирина откровенно зевала.

Михаил предлагал ей поспать, но хотелось дождаться! Любопытно ведь!

Кирилл утащил горячий бутерброд, уже остывший, впился зубами в сыр, прожевал, и улыбнулся.

— Ну, все! Счастье есть!

— Оно не может не есть! Рассказывай, давай! — рыкнула Ирина.

Оборотень покосился хитрым глазом.

— А что мне за это будет?

— Еще один бутерброд?

— Тоже неплохо. Только с мясом, можно?

Ирина вздохнула и пошла на кухню.

Война войной, а мужчин кормить надо. По расписанию.

* * *

— Алексеева, ты... уху ела?! — орал, не сдерживаясь, Иван Петрович.

Ирина тянулась по стойке 'смирно' и предано ела начальство глазами. А то ж!

Когда оно орет — молчать надо. И не фырчать. Потом оправдаешься, как проорется. А пока стой, смотри в окно и думай о хорошем. Например о том, что свежий маникюр сделала.

И верно, минут через десять начальник выдохся, упал в кресло и прищурился на Ирину.

— Ну!?

— Не понимаю сути ваших претензий, Иван Петрович, — ведьма была невинна, аки овца тонкорунная.

— Ах, не понимает она! А почему некую Юлию Ивановну Шурыгину нашли вчера в разбитой машине?

— Не знаю...

— И как она там оказалась — тоже не знаешь?

— Ехала, наверное, куда-нибудь.

— Например, куда?

— На север. Или на юг.

— Алексеева, ты смерти моей хочешь?

— Иван Петрович, вы из меня вовсе уж изверга делаете.

— А ты что с этой заразой сделала?

— Ничего.

И верно.

Похищала ее не Ирина, допрашивала не она, в аварию — и то Кирилл пристраивал! Она так — присутствовала. Морально поддерживала. Это, конечно, и подстрекательство, и соучастие, но поди еще, докажи!

— Уверена?

— На все сто процентов. А что не так?

— Ты меня точно доведешь. Сводки я посмотрел, сводки...

— Может, и доведу, — кивнула Ирина. — Давайте я вам кое-что расскажу?

Иван Петрович полоснул ее бешеным взглядом, но смирился.

— Рассказывай.

И услышанное затем не добавило ему ни здоровья, ни хорошего настроения.

* * *

— Алексеева, мне надо подумать.

— А что мы можем сделать?

— Не знаю. Но подумать мне надо.

Ирина кивнула.

Начальник и старше, и опытнее, авось, что хорошее и придумает. У нее пока хороших идей не было, факт.

— УБЕРИТЕ ЭТУ ТВАРЬ!!!

Визг был такой силы, что даже дверь задрожала.

Ирина переглянулась с начальством — и они быстрее молнии выскочили из кабинета.

И замерли в восхищении.

В кабинете шел снег.

Белый, он падал с люстры, устилал ковер, кружился, словно яблоневый цвет...

Здоровущий попугай ара, зажав в лапах несколько листов отличной белой бумаги, откусывал от них по кусочку — и сплевывал вниз.

И собирался продолжать этот процесс и дальше.

А под люстрой бесновалась Мария Бусина, мать безвременно убитого наркоторговца.

— Что происходит? — тихо поинтересовался начальник. Не орать же сразу?

— Гражданочка пришла заявление подавать, — объяснил Сеня. — А я его взять и не успел... может, еще раз напишете?

— Я! Да я!!! Да вашу птицу на суп пустить надо!!!

— ...!!! И ...!!! Дура непролазная! — отозвался с люстры попугай.

— ВОТ!!

— А о чем, хоть, заявление?

Женщина уперла руки в бока.

— О том!!! Жалобу на вас подавать буду!

— За что?

— А за то, что вы моего сына оклеветали! Не торговал он наркотиками! Не было этого!

— Это не к нам...

— Ах, не к вам!? Да мне по двору теперь не пройти! Мне едва вслед не плюются! Мне...

С точки зрения Ирины — а что она хотела? Никому не нравятся наркоторговцы. Это ж так! Рядом с тобой живет гнусная гадина, которая травит твоих детей!

Это — страшно!

Гадюку можно отпустить, а вот такое существо... только лопатой! По хребтине, чтоб всю оставшуюся жизнь только ползал!

Но как сказать такое — матери?

Пока Ирина пребывала в размышлениях, попугай не дремал. И разразился бранью с люстры, дорывая последний лист.

— Суп из тебя сварить мало! — рявкнула гражданка Бусина. Зря, конечно, таких угроз ни один попугай не потерпит! Суп!

— На абордаж!!!

Вопль был такой силы, что дрогнули стекла в казенных шкафах.

Попугая расправил крылья и спикировал с люстры, целясь немаленькими когтями в лицо женщины.

Попугаи не плотоядные?

В общем, они не слишком опасны?

Когда на вас летит птица, размером... большие у нее размеры, это факт. И о зоологии в этот момент не думается.

Гражданка Бусина завизжала и выскочила на улицу.

— Как вы думаете — вернется?

— Не-а, — мотнул головой Сеня.

— Почему?

— А я ей предложил орешками угощаться, — гнусный злоумышленник в правоохранительной шкуре кивнул головой в сторону вазочки, из которой их и грыз попугай. — Так что не вернется. А если рискнет... Эммануил ей никогда не простит целую горсть орехов.

— Кто?

— Эммануил Кант. Так его зовут.

— А...

— Он сам сказал.

Ирина подумала, что попугай с таким именем, несомненно, подходит для полицейского участка. Ибо здесь люди относятся к жизни, как истинные философы.

Иван Петрович вдохнул. Выдохнул.

А потом махнул рукой и хлопнул дверью.

Судя по всему, он был солидарен с попугаем.

* * *

К запримеченному месту Ирина решила поехать одна.

Нет машины? Да и плевать!

Джинсы, кроссовки и велосипед.

Велосипеды Ирина не слишком любила. Каталась, умела — в деревне без велика жить грустно, но не любила. В основном, из-за собак.

Замечательные это существа, умные, добрые, преданные, но в каждой стае всегда найдется одна психически нестабильная псина, которая испытывает экстаз, гоняясь за велосипедистом. А если удастся его еще облаять, схватить за ногу и не получить по зубам....

О!

Это просто истерический оргазм! Шавка просто в кому впадает от счастья.

Так с Ириной в детстве и произошло. Ей тогда лет двенадцать было, приехал в село придурок с невероятно модным барбосом породы французский бульдог. Это такие, мордастые, криволапые и в чем-то похожие на Бельмондо.

Данная особь оказалась еще и выродком в своем племени — ума у нее не было вообще. Никакого.

На второй же день барбос наткнулся на Ирину, которая мирно ехала на велосипеде. Облаял, ясное дело, схватил за ногу, не укусил, но девочка с воплем улетела в куст смородины. Знаете, какая она колючая? Если в нее падать?

Вылезла она оттуда не покалеченная, но злая, как черт. И тут уж француз огреб от нее, как Наполеон в 1812. Ирина гнала его рулем от велосипеда, пока шавка не влетела под крылышко к хозяину, потом поругалась еще и с хозяином, но ездить, вот, с тех пор не любила. Подсознательно, наверное.

В этот раз пришлось любовями пренебречь. Доехать на автобусе куда хотелось не получилось бы, идти далеко и долго, а Кирилл...

Ирина решила взять тайм-аут. Хотя бы на пару дней.

Вот сложно ей было, откровенно сложно и тяжело. Как тут быть? Что тут делать?

Оборотень ей нравится, но не стоит забывать, с чьей руки он кормится. Кончится тем, что и Ирина там окажется — муж да жена одна сатана. А ей в церковь не хочется.

Ее дедушка-бабушка были коммунистами, и ее так же растили.

Да пусть его, тот коммунизм, но Ирина подозревала неладное, а зачем делиться информацией с церковниками? Сначала сама посмотрит, разберется, обдумает, а уж потом решит, что им рассказать и рассказывать ли вообще.

Оделась и отправилась якобы по магазинам.

Тетя Света, конечно, замечательный человек, и она за Ириной не шпионит, но — вдруг? Тут и шпионства никакого не надо — позвонил Кирилл, ему и ответили. Без всякой задней мысли.

Обойдемся.

Итак — Ирина отправилась по магазинам, а на самом деле — неподалеку, взяла напрокат велосипед, и нажала на педали, вспоминая старые навыки.

Барбосов с истерией п городу было на порядок больше, чем в деревне. Но Ирине было уже не двенадцать лет, стоило чуток прибавить скорость, как собаки отставали и успокаивались. Вот и окраина города.

Интернат.

Ручей.

Сначала Ирина ехала на велосипеде. Потом спешилась и велосипед взял реванш. Ведьма ругалась, шипела, но тащила его упорно.

Приковать к дереву и пойти просто так? Ага, как же!

Сопрут! Не глядя!

Если не трос перекусят, так дерево сломают, или сам велосипед, но что сопрут — точно. А Ирине совершенно не хотелось сейчас этим заниматься.

Обойдемся без расследований.

Ключи попадались все чаще. Ручей становился чище и сильнее...

Вперед?

Вперед...

Ирина топала уже на одном упрямстве, и даже не поверила, когда почувствовала ЭТО.

Нечто, словно паутинка.... Оно — отводило. Рассеивало внимание, сбивало концентрацию, ненавязчиво удлиняло и путало шаги...

Оно!?

Ирина сосредоточилась. Получалось плохо, словно это нечто еще и мысли... хотя — если?

Так отвод глаз и действует! Но какой же он должен быть силы? Чтобы ведьму, которая такие вещи должна одной левой пяткой разгонять — и то переламывать?

Ирина сделала шаг вперед. Еще один...

Получается?

Нет.

И это совсем другое. Не как с лешим — сила леса, упругая, яркая, зеленая, неподатливая.

Не как с мавкой — пелена тумана.

Не как с поместьем — голодный и злобный холод.

Это нечто иное. Ветерок такой... отводит, убирает, мягко и ненавязчиво...

Нет, это ей точно будет не по силам. Даже проломиться через эту стену у нее не выйдет. Она будет ломиться, а над ней будут даже не смеяться — это как с двухлетним малышом в догонялки играть. Никогда он не догонит взрослого человека.

И она не пройдет через это заклинание.

Хочется?

Очень хочется.

Ирина попробовала коснуться этой стены своим даром, даже вслух зашептала: 'я не враг, я с добром пришла...'

Молчание.

Насмешливое даже такое, надменное.

Не враг? И что?

Это — не повод тебя пропускать за черту. Не повод показывать скрытое. Вообще — не повод! Много тут вас ходит, не врагов, но и не друзей. Не своих.

Перебьешься.

Ирина топнула ногой.

Легко сказать — перебьешься! Легко ее прогнать!

А как насчет того, кто придет ЗА ней?

Кто наверняка приходил и раньше, кто пытался проломить эту защиту?

Ирина чутьем ведьмы понимала — раньше она бы просто ничего не почуяла. Завернуло бы ее в сторону, как и многих других. И 'мяу' сказать не успеешь.

Не завернуло?

Значит, что-то с защитой не так, значит, она истончилась достаточно, чтобы себя проявить... или ее на какое-то число лет поставили?