Участок-3. Зенит

Бяда...

Ждала своего единственного и дождалась. Бизнесмена, который 'возлюбил' библиотекаршу без отрыва от семьи, а узнав про дочь, не успел заставить дуреху сделать аборт. По объективным причинам — помер от возлияний и прочих излишеств.

Библиотекарша осталась с ребенком в пузе и кучей фотографий на память.

Подать на наследство?

Попробовать хоть что-то оторвать... даже не для себя, для своего ребенка?

Нет, что вы! Это неблагородно! Она сама справится!

А дочке будем рассказывать про великую любовь, про безвременно погибшего папу, который даже не успел взять свою кровиночку на руки, но обязательно бы взял.

И растаял, и женился...

Ирина примерно так перевела для себя рассказ романтической маман.

Дочь та растила в своей системе координат, и не нарвалась блондиночка только потому, что все время проводила рядом с мамой, в библиотеке. Да и школа была хорошая, из тех, где директор наплевал на все конвенции и громко объяснял, что косметика, прически и короткие юбки ведут к изгнанию из лицея.

Раз и навсегда.

И — жалуйтесь.

Хоть на сайт президенту!

Раз в год приходилось кого-то выгонять. Но ведь работало!

В школе не слышалось мата, в школе не курили, девочки не выглядели, как работницы панели, а учителя были спокойны. Им никто не рисковал хамить — жить хотелось.

Директор за такое не просто выгнал бы — потом ни в одну приличную школу не возьмут.

Вопрос.

Как в это расписание затесался один сволочной вампир?

Куда вообще ходила девочка?

Так... на танцы. Это понятно — надо. Куда ж Золушке без вальса?

На монастырское шитье. Это — как?

Ах, бисером и золотом по бархату? Рясы так вышивают, покровы, иконы...

Что ж, дело полезное, все кусок хлеба в руках. Не факт, что вышитые иконы будут пользоваться спросом, но вот вышитое бисером платье, или какой палантин...

Куда еще?

Все? В магазины и к маме на работу.

Ирина даже головой покачала. Кошмар какой-то!

Вы учтите, что и танцы, и монастырское шитье — все это было в школе. Директор организовал. Так что удрать, не прийти, прогулять...

Нет, не поймут. И маме настучат. Которая знакома со всеми преподавателями и за дочкой приглядывает. Любовь — любовью, но мало ли что?

Мало ли кто?

Вот эту позицию Ирина одобрила. Действительно, не те у нас времена, чтобы детей без присмотра оставлять. Оставалось понять — откуда взялся вампир?

Даже если не вампир — откуда взялся похититель?

Хотя проверить кто похититель было проще всего. Взять расческу девочки, опустить ее в воду, погрузить туда кончики пальцев... даже усилий особых уже не требуется. Запереться на минуту в ванной — и вперед.

Да, чтобы научиться решать задачи — надо их решать постоянно.

Сейчас Ирина с улыбкой вспоминала свой первый поиск. Как у нее кровь шла, как ей было тяжело...

Было.

В данный момент искалось-то легко. Но — не находилось.

Опять стена, опять преграда на пути к цели. Точно — вампир. Или кто-то такой же продвинутый... но двух таких умников на город многовато.

Что ж.

Принимаем за данность, что Анжелику спер вампирюга, которому она, Ирина, еще крылья оборвет. И зубы рассверлит без наркоза.

Потом зацементирует, а потом опять засверлит. За все хорошее!

Если бы кто другой, если бы девушка просто уехала, Ирина бы ее нащупала. Даже за тысячу километров она бы почуяла соплюшку, поняла бы, что с ней, хоть что-то да увидела бы.

А тут — опять туман.

И тонешь в нем, тонешь, без возврата и надежды. Чувствуешь, что девушка жива,, что с ней все в порядке — но и только. А конкретных указаний нет.

Ладно.

Осталось выяснить, где вампир мог подцепить эту романтичную мадемуазель.

В библиотеке ответа не было. И Ирина рысью метнулась в школу.

* * *

Да, в этой школе взорвать что-то было без вариантов.

И подкинуть.

И подшутить над учителями.

Начать с того, что Ирину затормозили на входе. И вежливо поинтересовались — куда, к кому и зачем? Вахтер получил такой же вежливый ответ — не ваше дело, и решительно преградил Ирине путь.

— Сначала — к директору, барышня.

Ирина спорить не стала. Она и туда собиралась.

Директор оказался могучим мужчиной лет пятидесяти. Этаким квадратом на ножках. Осанистый, волосато-бородатый, с первыми ниточками седины в угольно-черной гриве, слегка краснолицый...

И с явным мужским интересом оглядевший фигурку ведьмы.

Ирина сделала вид, что ничего не заметила, и махнула удостоверением.

— Участковый уполномоченный...

— Алехин, Владимир Алексеевич, — представился директор. — И что вас привело к нам в школу, Ирина Петровна?

— Ученица Сидорова, — не стала скрывать Ирина. — Одиннадцатый класс, они у вас как раз ЕГЭ сдают.

— Да?

— Да.

— Плохо... пересдавать придется.

Ирина фыркнула.

— Это все, что вас волнует?

— Я отвечаю за учебный процесс, о нем и думаю. Вы уверены насчет похищения?

— Очень похоже, — кивнула Ирина. — Между нами — не она первая.

— Вот даже как? Я ничего не знаю о маньяке...

Ирина покачала головой.

— И не надо. Я бы тоже предпочла о нем не знать.

— Вам по долгу службы положено.

Ирина вздохнула.

— Да вот... занесли его черти. Так что вы можете сказать про данную ученицу?

— Немного. Я у них ничего не вел. Могу пригласить классного руководителя.

— Будьте так добры.

— Вы не возражаете побеседовать в моем присутствии?

Ирин подумала, но недолго.

— Нет, не возражаю.

Директор довольно кивнул, еще раз прошелся масляным взглядом по Ирининым коленкам — и нажал кнопку селектора.

— Наташа, вызови ко мне Королькову. И — мне кофе, а Ирине Петровне...

— Мне тоже кофе.

— Кофе. И конфеты там, что есть...

— Не стоит беспокоиться...

— Поверьте, это не беспокойство. Кофе, конфеты и спиртное — то, что дарят всем педагогам. Я не исключение. На моей памяти только один раз дети оказались оригинальны.

— Они подарили вам пиццу?

— Нет. Здоровущую копченую рыбину. Кажется — чавычу.

Ирина от души улыбнулась.

— Думаю, это было лучше конфет?

— Намного!

* * *

Кофе оказался выше всяких похвал.

Настоящий, вареный, не растворяшка и не кофе-машина. А сваренный вживую, это чувствовалось. Конфеты тоже были вкусными, и Ирина не стала скромничать.

Директор наблюдал за ней с улыбкой.

— Приятно, когда женщина не жеманится. — пояснил он. — А то каннибалом себя чувствуешь, когда воздушное существо рядом с тобой весь вечер терзает один салатный лист.

Ирина фыркнула. И демонстративно слопала ее одну конфету.

Классного руководителя, Марину Ивановну Королькову, долго ждать не пришлось. Явилась сразу же после кофе.

— Вызывали, Владимир Алексеевич?

— Да. Вот, участковый Ирина Петровна, хочет с вами поговорить про Анжелику Сидорову.

Женщина явно посмурнела.

— Да? Что-то случилось?

— Почему вы считаете, что что-то случилось? — Ирина ощутила себя великим Инквизитором, но знать-то надо! Марина Ивановна еще больше нахмурилась.

— Анжелика Сидорова — достаточно замкнутый ребенок, но моя дочь в том же классе учится... и выводы я сделала...

— Слушаем, — вежливо попросила о продолжении Ирина.

И — услышала.

Анжелика, да еще Сидорова...

Ага сочетается. Дети — они добрые, участливые, тонко чувствующие... хуже приходилось только мальчику с говорящей фамилией — Гнида. Мальчик фамилии соответствовал, а вот Анжелика...

Девочка добрая, но фантазерка и в чем-то слишком ранимая, оторванная от реальности...

Истеричка?

Пожалуй, что нет. Но мишенью для острот она становилась часто, и одноклассников не любила. Не за что.

— Ее травили? — уточнил директор.

— Нет! Такого я не допустила бы!

Нет? Но ведь и обратного не было. Интеграции в класс не происходило, а в школе Анжелика чувствовала себя чужой среди своих.

Подруг не завела, парня не нашла, личной жизнью не озаботилась...

И поэтому не так давно...

Сама Мария Ивановна об этом узнала от дочери. И сейчас пыталась донести, что будь это чуть раньше, до выпускных, она бы конечно! И сразу же! И никак!

Но... ДО выпускных!

А когда начались ЕГЭ...

До того ли ей было?

У Анжелики заметили дорогой телефон. Айфон, последней модели. Цена?

Заоблачная. Дешевле купить эшелон яблок, чем игрушку с изображением яблочка.

У Анжелики заметили платок от какого-то модного дома. Преподавательница не помнила название, но клялась и божилась, что стоит платочек — в районе пары сотен тысяч рублей.

Какая-то греческая фирма...*

*— Гермес. Есть у них такие.... Шелк, кашемир — и два лишних нолика к цене за бренд, прим. авт.

И заметили кольцо с топазом.

Золотое, дорогое, не ширпотреб.

Анжелика отмалчивалась, и это еще подогревало любопытство. Нет бы похвастать, а она — молчит! С мужчиной ее никто не видел...

— Почему я об этом не знаю? — мягко поинтересовался директор.

— Так выпускные же...

Классная руководительница себя сильно виноватой не чувствовала. Оно и понятно — с глаз долой, из сердца вон. Что там дети после выпускных делать будут, ее не волнует, пусть хоть в борделе работают.

— А кто может знать? — подумала вслух Ирина. — Неужели у девочки во всей школе нет подруг? Вообще во всей школе?

— Такого не бывает, — покачала головой Марина Ивановна. — Есть, наверняка. Но...

— Но кто — вы не знаете. Понятно...

— А кто может знать? — прищурился директор.

— Я могу спросить у детей...

— Звоните, Марина Ивановна, звоните, — Владимир Алексеевич усмехнулся и сделал еще глоток кофе.

* * *

С Полиной Валиной в школе побеседовать не удалось.

Пришлось отправляться к ней домой.

По утверждению детей, Полина была... не то, чтобы подругой, но хотя бы ближе всех к Анжелике. И Ирина решила не звонить.

Телефон здорово облегчает работу, но явиться самой, посмотреть в глаза человеку, понять, врет или нет...

Да и не работает ведьминское чутье по телефону. Надо лично явиться, в глаза посмотреть, рядом постоять. А Ирине нужно было сейчас именно это.

Слишком дорого встанет ошибка. И ей, и девочкам.

Полина оказалась дома.

Симпатичная брюнетка семнадцати лет от роду готовилась к ЕГЭ. Сидела с учебниками, и Ирину встретила без особого восторга.

— Добрый день. Проходите.

Ирина поздоровалась, нацепила бахилы — разуваться было лень, и прошла в комнату девочки. Огляделась.

Барби-дом.

Все розовое, белое, в рюшечках... брюнетке — совсем не в тему. А вот блондинка здесь смотрелась бы очень органично.

Полина проследила за ее взглядом.

— Да. Мать обставляла.

— И?

— Обещала поменять обстановку, как мне восемнадцать будет. Летом в магазин пойдем, если ЕГЭ сдам не ниже восьмидесяти баллов.

— Стиль модерн?

— Именно! — кивнула девушка. — Минимализм и простор.

— Вам пойдет.

Полина посмотрела с чуточкой симпатии. Приятно, когда тебя понимают, так?

— Мать просто не понимает, что мне вся эта мишура не нравится. Только и слышно: Поленька, ты же девочка! Ты должна быть нежной и женственной!

— У родителей это бывает, — согласилась Ирина. — Они просто не слышат детей.

— Не хотят слышать.

— Как и у Анжелики?

Полина тряхнула головой так, что метнулась толстая коса.

— Да. Там только еще хуже было. Мы, правда, не дружили, Алка вообще дружить не умела, хоть и пыталась.

— Алка?

— Анжелика свое имя вообще ненавидела. Просила называть ее Аллой. Ребята, понятное ело, плевать на это хотели, а я называла. Пусть, если ей приятно.

— Я думала, ее все устраивало?

Полина скривилась.

— Устраивало? С такой мамашей? Шутить изволите?!

Ирина подняла брови.

— А что не так? Бить — не били, травить не травили, каторжно пахать за кусок хлеба тоже...

— Когда вы так говорите, выходит, что мы и правда сволочи неблагодарные.

— А вы — благодарные? Или не сволочи? Вы объясните, чтобы я поняла? — поддела Ирина.

Полина посопела немного, здорово напоминая при этом сердитого ежика, а потом заговорила.

Любовь. Зачем ты мучаешь меня?*

*_ собака на сене, серенада Дианы,, прим. авт.

Автор имел в виду немного другие мучения, а детям его фраза тоже подошла. На отлично!

Родители любят своих детей, да. И дети любят родителей. А достигнуть взаимопонимания не могут.

Никак.

Полину ломали под барби-долл, наплевав на то, что ей хочется заниматься единоборствами, научиться стрелять из пистолета и поступить в юридический. А лучше — сразу в школу полиции.

Впрочем, она собиралась все равно поступить по своему. Тут же что главное?

Подать документы, поступить на бесплатное, и чтобы общагу дали.

На первое время у нее деньги есть, шмотки есть — справится. А там и подработает.

Анжелике было еще хуже.

Мама научила дочку читать. Но делать выводы не научила. А дочка смотрела вокруг, и видела — она живет в нищете. Ладно, не то, чтобы в гольной нищете, но в бедности.

А рядом ходят люди, которые на обед могут просадить больше, чем у нее карманных денег за месяц.

И ей хотелось!

Денег!

Много!!!

ОЧЕНЬ много!!!

Любви тоже хотелось, но меньше, чем денег. А вот их...

Очень хотелось. И Анжелика допустила распространенную ошибку.

Вместо того, чтобы как Полина, сказать — я выучусь, вырасту, и заработаю миллионы — и это реально! Просто пахать придется каторжно, и не день, не год, а лет десять, минимум...

Анжелика, начитавшись романов, поняла, что в мире есть богатые мужчины. А она — красивая девушка. И тут главное — не продешевить.

А то, что купленное — только вещь. То, что называя себе цену, ты перестаешь быть личностью.

То, что купленную вещь можно заменить на другую такую же....

Об этом в романах не пишут.

Там пишут о великой любви... да к чему?

К тапочкам?

Даже если вы будете прижимать их к сердцу, так ведь все равно выкинете в свое время! Или еще одной парой обзаведетесь...

Но и об этом сейчас не пишут. А уж после пропаганды БДСМ и стокгольмского синдрома...

Ирина бы таких в морг водила.

Ага, недавно было, жаль в газеты не попало. Поигрались детки в 'Оттенки серого'.

Девочка в морге, мальчик в тюрьме. Размазывает сопли и уверяет, что все было по добровольному согласию. Просто девочка какая-то хрупкая попалась...

Анжелику в морг никто не водил. И она мечтала о принце. Обязательно — на белом лимузине. Ладно, мерседес тоже допустим.

И недавно...

— Она не говорила, где познакомилась?

— На улице. Бежала в магазин, а машина ее водой из лужи окатила.

— Действительно, зачем изобретать велосипед? — хмыкнула Ирина. Способу этому лет уж сто как будет. — А что потом? Ей предложили купить новые шмотки?

— А вы откуда знаете?

Ирина закатила глаза.

Да, да, кто бы спорил, читать романы — полезно. Но хоть что-то могла бы на себя примерить юная дуреха? А не только свадьбу с принцем?

— А мать об этом почему не узнала?