Ворвавшийся через разбитые витражи ветер свободно гулял по трапезной, заставляя пламя свечей трепетать и гаснуть под его напором. По стенам комнаты плясали пугающие тени, а с улицы доносился рев разъяренной толпы. На пару секунд подростки замерли в растерянности, но несколько новых камней, влетевших в окна, вырвали их из оцепенения.
— Быстро вниз, попробуем остановить их на лестнице! А вы сидите здесь и не высовывайтесь, — Торстен одним рывком перевернул еще полный всевозможной снеди стол и укрыл за ним женскую часть компании. По выстланному мягкими коврами полу с жалобным звоном покатились осколки посуды, остатки кушаний, растекались пятна изысканных вин.
Оказавшись у лестницы, Винстон отдал топор Ригу, а сам судорожно стал пытаться вспомнить, что же он сделал полгода назад, лежа на мостовой и понимая, что жить ему осталось несколько минут. В дверь что-то бухнуло. Похоже, нападавших организовывал кто-то умелый: погромщики запаслись бревном, с успехом заменявшим таран.
Винстон понял, что волосок, отделяющий всю их компанию от смерти, как никогда тонок. В шансы остановить разгоряченную толпу при помощи оружия он верил даже меньше, чем в действенность призывов к миру и смирению. С оглушительным треском засов на двери лопнул, и внутрь ринулась пьяная голытьба. Сами Чистые благоразумно держались чуть позади. Наверху в ужасе завизжали девушки.
Первый из ворвавшихся в дом рухнул со стрелой в животе. Рука у Тидша не дрогнула, и он всадил болт прямехонько в здоровенного детину, вооруженного топором. Раненый был мгновенно опрокинут, и толпа ринулась к лестнице. Вслед за кое-как вооруженными оборванцами осторожно протиснулась пара Чистых, сжимая в руках короткие мечи. Под просторными балахонами угадывалась кольчуги, лица скрывали традиционные белые маски.
Еще один из нападавших упал под ноги толпе, удачно встретившись лицом с тем самым булыжником, чье появление в трапезной минуту назад прервало шумную пирушку: Торстен метко вернул "подарочек". Но остальные, словно и не замечая первых потерь, хлынули к лестнице. Замелькали топоры, ранее украшавшие стену, и стулья, которыми вооружились остальные ребята. Еще несколько нападавших рухнули, истекая кровью. Комната наполнилась криками ярости и боли.
Очередной оборванец пригнувшись кинулся к Торстену, но был встречен страшным ударом сапога, сломавшим ему челюсть и отбросившим под ноги разъяренной толпе. Тидш сделал новый выстрел из отцовского охотничьего арбалета, на этот раз не столь удачный — болт, нацеленный в грудь одному из Чистых, попал в плечо только что протиснувшемуся в выбитые двери толстяку, совсем недавно бывшему владельцем потихоньку хиреющей таверны, конфискованной у него за долги на прошлой неделе. Судя по всему, сегодня он пришел в дом своих кредиторов с твердым намерением рассчитаться с "кровопийцами, наживающимися на страданиях честных гирских работяг", а заодно чем-нибудь поживиться в жилище богатых ашиадов.
Один из нападавших ловко взмахнул цепью. Торстен хотел отшатнуться, но на узкой лестнице, подпираемый другими защитниками дома, он не мог увернуться и лишь попытался заблокировать удар. Цепь захлестнула древко, удачливый оборванец резко дернул на себя, стремясь опрокинуть противника, но Торстен успел сделать шаг вперед и вбил декоративный полудрагоценный камень, заменявший противовес секиры, в висок погромщику. Однако тут удача ему изменила — споткнувшись о тело ранее убитого им нападавшего, юноша пропустил сразу несколько сильных ударов и, обливаясь кровью из рассеченной головы, рухнул под ноги толпе, опьяненной безнаказанностью и вседозволенностью.
Завидев, что наиболее опасный из оборонявшихся смят, в бой вступили доселе лишь наблюдавшие Чистые, один из них отработанным движением перехватил неумелый удар кинжала Тидша и вогнал ему лезвие в живот.
С яростным криком Риг обрушил секиру на голову Чистого, занесшего свой меч над упавшим Тором, но выдернуть оружие уже не успел. Клинок второго фанатика перерубил обе кисти, сжимавшие неудобную декоративную рукоять. Риг еще успел в ужасе раскрыть рот, уставившись на хлещущую из обрубков рук кровь, когда кузнечный молот впечатался ему в лицо. Троих подростков, оборонявших лестницу со стульями в руках, забрызгало ошметками мозгов всегда жизнерадостного и острого на язык приятеля. Они в панике побросали свое импровизированное оружие и опрометью кинулись на второй этаж в тщетной надежде сбежать от неминуемой смерти.
Забыв о попытках воззвать к силе великой Стихии, Винстон схватил высоченный бронзовый канделябр и со звериным воплем ринулся вниз. От страшного удара череп уже немолодого кузнеца, жившего на соседней улице и с которым не раз вели торговые дела родители Тидша, лопнул, словно перезревшая тыква. Вновь поднять импровизированную дубину времени уже не хватало — Чистый резко шагнул вперед и нанес колющий удар, но поскользнулся на заливавшей ступени смеси крови, внутренностей и фекалий и лишь прочертил кончиком клинка кровавую полосу на груди у юноши.
Винстон с наслаждением обрушил на голову нападавшего канделябр, вкладывая в этот удар всю ненависть к убийце друга, все понимание того, что уже ничего нельзя изменить — ни спасти ребят, ни выжить самому. Чистого с раздробленным черепом перекинуло через ограждение лестницы, но сделать еще что-нибудь юноша не успел. На его бедро обрушился страшный удар мотыги, а в плечо впечатался железный прут.
Даже не вскрикнув, Винстон рухнул на тело убитого им кузнеца. Чья-то нога в испачканном конскими яблоками сапоге наступила на лицо, разрывая щеку. Прежде чем погрузиться в спасительную тьму, он еще успел услышать яростные крики на улице и увидеть, как в проем выбитой двери метнулась громадная и стремительная фигура.
* * *
Очнулся Винстон спустя две недели. Лишь вмешательство опытных целителей из числа адептов Воды [3] спасло ему жизнь. Но даже их искусство не способно было справиться со всеми последствиями многочисленных травм. Срывающимся от горя голосом мать призналась, что он навсегда останется хромым, и зарыдала у него на груди.
В тот проклятый день раненых было столько, что целители не справлялись. На скорую руку подлатав Винстона и ускорив заживление его ран, они передали юношу обычным лекарям и занялись другими пострадавшими. Прошло больше недели, прежде чем целители вновь его осмотрели, но к тому времени раздробленные кости уже начали не правильно срастаться. Опять ломать истощенному юноше бедро и накладывать новые чары поверх запутанного клубка старых плетений, ни один из адептов Воды не решился, а потом уже было поздно.
Сам Винстон лежал в оцепенении и ни на что не обращал внимания. Через всю его щеку тянулся уродливый шрам, но куда более глубокие раны таились в душе. Раз за разом в кошмарах он оказывался на залитой кровью лестнице и видел гибель друзей. Раз за разом он пытался спасти их и раз за разом чувствовал свое бессилие. Иногда в этих видениях его убивали, что в бреду казалось спасеньем...
Часто заходил Торстен. Ему повезло больше, и уже на второй день после погрома, который быстро окрестили Ортсмутской бойней, он встал на ноги. Кроме них с Винстоном выжил еще один паренек, который первым бросился бежать и успел забиться в угол. Девушки также не пострадали, лишь одной из них пьяные погромщики успели задрать юбку за голову.
Спас их всех лишь счастливый случай, который распорядился, чтобы одним из соседей родителей Тидша был представитель расы грау. В недавнем прошлом он служил в какой-то из гвардейских частей Гирской армии, а ныне осел в Ортсмуте, что не было такой уж редкостью. Во всех людских странах грау за глаза иначе, чем котами, не называли. Но в лицо поименовать их так не решился бы и самый отчаянный смельчак. Будучи потомками кошачьих (о чем явно свидетельствовал их внешний вид), грау ненавидели такое обращение, и это, помноженное на их крайнюю вспыльчивость и славу лучших в мире воинов, заставляло держать язык за зубами даже записных остряков.
Каждый грау представлял собой страшную боевую машину. Рост около двух метров, более ста пятидесяти килограммов мускулов, потрясающая скорость и реакция... Вполне естественно, что они являлись желанными гостями в любой армии мира. На материке грау война, по сути, никогда не прекращалась. Постоянные междоусобные схватки союзов и отдельных кланов, жесткое и подчас кровавое противостояние внутри самих племен... Нередко остатки поверженной стороны, спасаясь от полного уничтожения, были вынуждены бежать в людские земли и становились там наемниками. Такова была и судьба ур-Ррала — одного из соседей семьи Тидша.
Погромщикам было прекрасно известно, кто является хозяином ничем не примечательного двухэтажного дома. Смерть "проклятого нелюдя" должна была стать апогеем погромов и принести Чистым дополнительную популярность среди простонародья, люто ненавидевшего всех, кто хоть чем-то от них отличался. Но фанатики сильно переоценили свои возможности.
Застать ур-Ррала врасплох не удалось, чувство опасности у него было развито десятилетиями постоянных схваток, и Чистым пришлось столкнуться с полностью одоспешенным и вооруженным ветераном грау. Он расправлялся с противниками с пугающей легкостью, и толпа вскоре отхлынула, оставив в доме и на мостовой десятки тел. Бывший гвардеец же, не довольствуясь этим, ворвался и в жилище Тидша, разметав проникших туда погромщиков. На другие улицы он соваться не стал, зато рядом с его домом больше не рискнул показаться ни один фанатик.
Пока в Ортсмуте лилась кровь, городская стража заперлась в казармах и бездействовала несколько часов. Лишь глубокой ночью в озаряемый пожарами город были введены войска, разогнавшие погромщиков. А через неделю к восторгу толпы возглавлявшего городскую стражу пожилого септима прилюдно казнили. Прежде чем палач заткнул ему рот, ветеран в страхе выкрикивал какие-то бредни о том, что у него был приказ не вмешиваться...
Лежа в кровати, Винстон постоянно вспоминал погибших друзей. Он жалел, что был в беспамятстве и не смог почтить их память на похоронах. Торстен, услышав от него об этом, лишь зло рассмеялся:
— Жалеешь?! Да я бы многое отдал, чтобы не видеть глаза их матерей, не слышать их рыдания! Они ни слова не сказали, ничем меня не попрекнули. Но клянусь тебе, в дрожании их губ, в немом укоре их сгорбленных фигур, в исполненных боли глазах я отчетливо видел, что это я должен лежать в земле, а их сыновья жить!
Винстон потрясенно смотрел на друга. Никогда еще Торстен не говорил так красиво, никогда его слова не были так страшны, ведь они отзывались в его душе той же болью, что терзала норда. Юноша и сам не раз думал, что виноват в произошедшем. Сумей он воззвать к Воздуху — и его друзья были бы живы. Именно в такие моменты, сжимая кулаки от беспомощности что-то изменить и спасти ребят, Винстон исступленно, раз за разом клялся себе, что никогда не даст повториться подобному. Он освоит искусство обращения к великой Стихии и больше никогда не будет беспомощен.
— Почему их похоронили в разных местах? Я уверен, что и Риг, и Тидш хотели бы покоиться рядом с другом, сражаясь плечом к плечу с которым они встретили смерть.
— Почему? — Торстен вновь зло улыбнулся. — Да потому, что даже смерть детей не выбила из их родителей проклятых предрассудков. Разные похороны, разные поминки, разные могилы. Смерть только вот одна...
— Когда ты уезжаешь? — тихо спросил Винстон.
— Завтра поутру. Недалеко от Термонта находится тренировочный лагерь императорской армии. Думаю туда и податься. Уверен, возьмут меня безо всяких проблем. Родители вот только пытались отговорить, мать даже истерики устраивала. Но я решил. А уж если мы, Алфхилды, что-то решаем, то переубеждать нас пустая затея. Отец это понимает, да и сам он в юности повоевал, — с плохо скрываемой гордостью улыбнулся Торстен.
— Ты это, давай выздоравливай, тебе еще ехать становиться великим адептом Воздуха. До вступительных испытаний осталось не так уж и долго. Я узнавал. Они в начале месяца песка [4], а уже подходит к концу месяц земли. Я, собственно, чего зашел-то: завтра меня к тебе спозаранку твоя мать не пустит, так что я сегодня попрощаться решил, — тут Торстен запнулся.
Неловкую тишину нарушил Винстон:
— Да, надо прощаться. Но я уверен, мы еще с тобой свидимся. Куда бы тебя ни привела судьба, помни, что у тебя всегда есть друг, на которого ты можешь положиться, — поняв, что его слова становятся все более высокопарными и пафосными, он тоже замолчал и просто протянул ладонь. Крепкое рукопожатие сказало двум друзьям больше, чем любые сбивчивые объяснения.
Глава 2.
— Откель будешь? Из нордов?
— Ну да, но мой отец почти всю свою жизнь провел в империи — в Ортсмуте. Я островов даже и не видел, — Торстен, вытянувшись в струнку, пожирал глазами однорукого ветерана, медленно выводившего пожелтевшим пером на внушительном свитке имя нового рекрута. Он понимал, что принять-то его примут, но вот в каких частях он окажется — во многом зависело от этого битого жизнью старика, сумевшего уцелеть а бесконечных войнах и теперь доживавшего свой век на спокойной должности.
— Хм, парень ты вроде крепкий. Владению оружием обучен?
— Мечом и топором неплохо могу. Еще из лука и арбалета немного.
— Ну-ну. Эй, Вил, пойди-ка сюда. Проверь сего отрока. Не отправит ли он себя на погост, коли ему меч в руки дать.
От частокола рядом с распахнутыми воротами, где отлеживался в тени, нехотя отделился угрюмый мужик в одних портках [5] на голое тело. Волосатую грудь заливал пот, и жара его явно пугала куда больше, чем наказание за неположенную форму одежды. Он молча протянул Торстену толстую стеганую рукавицу и тяжелый деревянный меч. Второй точно такой же солдат поднял перед грудью, становясь в стойку.
Юноша глубоко вздохнул и призвал на помощь все вколоченные в него отцом навыки. Перспектива оказаться в какой-нибудь тыловой части его не прельщала ни в малейшей мере.
Вил, дождавшись, пока рекрут примет стойку, атаковал. Он не собирался щадить новичка, и Торстену пришлось туго. Юный норд не смотрелся уж совсем мальчиком для битья, но отражать все удары у него не получалось, и скоро его тело украсило несколько красных рубцов, обещавших вылиться в солидные синяки.
— Будет, — ветеран взмахом уцелевшей и еще по-прежнему мускулистой руки остановил бой. — С мечом ты знаком, отрок, вот только с соображалкой у тебя покамест проблемы. Ты выше и тяжелее Вила. Определенно Вечный Круг тебя и силушкой не обделил. Тебе бы аккурат атаковать, давить своей мощью. А ты безропотно стоял и отбивался. Ну да ладно. Так ты вроде парень не промах, хороший боец одиночный может из тебя вырасти, а они ныне в цене. Посему, разумею я, в строй тебя загонять не будем. Пойдешь в смешанную пехоту.
Торстен радостно улыбнулся. Такое назначение пришлось ему по душе. Нынешний императорский легион включал три основных типа отрядов. Ядро составляла тяжелая пехота, имевшая совсем небольшие щиты, притороченные на руке, но зато изрядно одоспешенная и вооруженная длинными копьями.
