— Солдаты! Вашему тавту поставлена важная задача. Несколько дней назад нами был захвачен один из горцев, который, прежде чем сдохнуть, под пытками выдал нам примерное расположение своей деревни, — довольно пафосно начал свою речь септим. Ни один из бойцов тавта даже не пошевелился, но все они внутри недоумевали. В горах существовали десятки и даже сотни деревень, и никакого смысла пытками выяснять расположение еще одной не было. Видимо, все же заметив в глазах солдат растерянность, септим поджал губы и продолжил:
— Неделю назад горцы разграбили один из караванов и захватили несколько путешествовавших с ним человек. Пойманный нами горец участвовал в налете и клянется, что их содержат в его деревне. Вам ясна задача?
Дождавшись положенного по уставу ответа, септим с чувством выполненного долга удалился, а октат со вздохом повернулся к подчиненным. Он ни на секунду не поверил, что они действительно поняли приказ, и начал объяснять сам:
— Мы должны максимально скрытно выдвинуться к одной из деревень горцев, где предположительно держат пленников, и освободить их. Самое главное в этом походе — остаться незамеченными до того, как мы нападем на деревню. В противном случае пленников увезут в неизвестном направлении, а нас быстро перебьют. Для того, чтобы обеспечить скрытность, идет только наш тавт, — когда командир произнес последние слова, в его голосе послышались явные нотки раздражения. По-видимому, он не был в восторге от идеи выполнять это опасное задание такими малыми силами. Но приказы в императорской армии не обсуждались, и ему ничего не оставалось, как постараться добиться поставленной цели, не погубив при этом весь свой отряд.
Торстен в очередной раз, стараясь не слишком шуметь, попытался устроиться поудобнее на жестких камнях. Место для привала, по его мнению, было выбрано очень неудачно. Да, от узкой тропы их отделял полноценный скальный уступ, да и деревьев хватало. Но уж очень каменистой оказалась почва. Казалось, куда ни повернись — в ребра вопьется жесткая грань.
Тавт уже четвертые сутки пробирался по Эльтрусским горам туда, где предположительно держали пленников, оказавшихся настолько ценными, чтобы ради их спасения рискнули целым отрядом. Шли только ночью, а днем пережидали в укромных местах, опасаясь быть замеченными. Октат лютовал и требовал от своих подчиненных, чтобы они даже малую и большую нужду справляли в ямку, которую потом тщательно закапывали и маскировали. Сверху ее еще вдобавок посыпали смесью перца и табака, опасаясь собак.
Постоянная необходимость соблюдать осторожность и передвигаться скрытно утомляла. Шлемы несли в заплечных мешках, но постоянно какая-нибудь деталь доспехов так и норовила громко лязгнуть в ночной тишине. Сейчас был полдень, и большая часть тавта мирно спала, надежно укрывшись от солнца и чужих взглядов под тенью уже пожелтевших деревьев. Торстен же вместе с еще двумя солдатами стоял на страже, а вернее, лежал. От долгой неподвижности тело затекало, вдобавок очень сильно надоедала мошкара, которая словно и не заметила приход осени, продолжая настырно атаковать норда.
— Слышь, Тор, — прошептал лежащий рядом пехотинец.
— Ну, — зевнул норд.
— Слыхал, что в империи творится?
— Неа. Откуда здесь в горах вообще что-то можно узнать? — Торстен дернул головой, прогоняя назойливую мошкару.
— Мне Ритал рассказал, а он еще до рейда где-то новостями разжился.
— Ну выкладывай, — норду не то чтобы было интересно, но ему уже порядком надоело молча пялиться на горный пейзаж.
— Бают — одного из герцогов убили! А еще одного пытались, но его повар спас! А за это убийцы ему в отместку всю семью вырезали, и он с горя повесился!
— Герцог что-ли? — заинтересовался Торстен.
— Да нет, повар! У герцога сыновей тож порешить пытались, но их благословление Великих Сил спасло!
— Прямо и благословление? — усомнился норд.
— Одного в военном лагере убить хотели! Так люди говорят — прямо молния с неба ударила и точнехенько в убийцу! — пехотинец произнес это с таким гордым видом, будто сам лично спас жизнь сыновьям герцога.
— А второго?
— О, про него вообще слухи ходят всякие. Говорят, что младшенького даже в империи нет. Отец его толи в Фирское княжество, толи в Айрит отослал. Но и там убийцы мальца достали и тяжело ранили. Но Великие Силы не оставили свое дитя в беде — их посланник донес бездыханное тело до лекарей!
— Прямо и посланник? — скептически хмыкнул Торстен.
— Люди зря говорить не будут, — пехотинец внушительно потряс пальцем.
— Сказки, — отмахнулся норд. — Ты лучше объясни мне, с чего это виднейших аристократов империи кто-то резать взялся?
— Да кто же его знает. Но люди бают, что враги императора верных ему дворян извести хотят.
Торстен в очередной раз заворочался и замер, расслышав какой-то посторонний шум. Он уставился на напарника и встретил такой же настороженный взгляд — второй пехотинец тоже что-то уловил.
Через несколько секунд стали слышны человеческие голоса. Торстен опять переглянулся со своим напарником, и тот, поняв его без слов, ужом пополз к месту привала. Норд же остался тревожно вслушиваться в приближающиеся голоса. Вскоре сзади послышался шорох, он обернулся и увидел, что сюда ползет октат. Приблизившись, командир замер. Еще на четверть минуты все застыли в напряженном ожидании, надеясь, что неизвестные пройдут мимо. Но сегодня Великие Силы были не на их стороне. Голоса звучали все ближе. Уже можно было разобрать, что к ним приближаются двое, скорей всего, молодой парень и девушка, если судить по звонкому смеху.
Торстен почувствовал, как его тронули за плечо, и, обернувшись, увидел, что октат показывает ему отползать к остальным. Стараясь производить как можно меньше шума, они двинулись к месту стоянки. Норд прижимался пузом к земле, но внутри недоумевал, зачем они ползут, если неизвестные еще не должны их видеть. Но приказы всем солдатам даны были четкие — приходилось подчиняться.
Остальные пехотинцы уже давно проснулись и теперь тоже распластались за укрытиями. Торстен подполз к Келю, сжимающему арбалет, и замер. У него еще теплилась надежда, что местные жители минуют уютную прогалину, где расположился тавт. Но судьба распорядилась иначе. Вскоре солдаты разглядели взявшуюся за руки парочку, с веселым смехом идущую прямо на них. Торстен подумал, что им стоило сразу сниматься и пытаться уйти дальше в горы, но он быстро отбросил эту глупую мысль. Сделать это достаточно быстро и незаметно у них вряд ли бы получилось. Особенно если учесть, что горы дальше довольно круто забирали вверх.
Торстен растерянно смотрел на приближающихся горцев и не знал, что предпринять. По понятным причинам отдать команду октат не мог, но большинство опытных бойцов и так знали, что делать. До первых солдат оставалось каких-то метров двадцать, когда горец что-то почувствовал. Неизвестно, что выдало тавт. Возможно, порыв ветра донес чуждый лесу и горам запах, или не углядели, и на видном месте осталось что-то из вещей. Как бы то ни было, юношу что-то насторожило.
Звериное чутье на опасность не подвело горца: он резко замер, а потом, не задумываясь, бросился бежать назад, волоча за руку растерявшуюся девушку. Сухо щелкнули арбалеты, и сразу три болта впились ему в спину. Но его спутница уже успела осознать происходящее и ни на секунду не замешкалась, метнувшись за очередное дерево и не давая стрелкам взять верный прицел.
Резко вскочив, Торстен бросился в погоню. Отправляясь на дежурство в дальний секрет, пехотинцы снимали свои кольчуги, и сейчас ничто не мешало ему бежать в полную силу. Беглянка выросла в этих местах и с детства привыкла носиться по заросшим лесом горам. Но Торстен, несмотря на это, постепенно сокращал дистанцию. Девушка мчалась испуганной ланью, но норд неумолимо ее настигал.
И вот до беглянки осталось каких-то пара метров. На пути попалось упавшее дерево, и та его обогнула, а солдат, одним прыжком преодолев препятствие, успел схватить ее за плечо. От сильного рывка девушку развернуло, и она покатилась по пожухшей траве. Даже не пытаясь приподняться, беглянка осталась лежать, где упала, сотрясаясь в рыданиях. Торстен же так и застыл на месте, не зная, что предпринять.
Через какое-то время сзади появились запыхавшиеся октат и тот самый боец, что был в карауле вместе с нордом. Увидев лежащую девушку и стоящего рядом норда, они уже шагом подошли к ним.
— Ну, что стоишь? Давай, доделывай. Тьфу, шуму-то подняли...— сухо сказал октат, отдышавшись.
— Что? — растерялся Торстен.
— Горло ей перережь! Или ты думал, что мы ее отпустим? — саркастически усмехнулся октат.
— Командир, а может, мы ее того, немного попользуем? — облизнул губы боец, прибежавший вместе с октатом. И тут же согнулся от сильного удара в живот, которым наградил его октат.
— Ты что, сдурел?! Мы армия, а не отребье! Ты, скаренный ублюдок, что о себе возомнил? Мы выполняем приказ, а не мародерствуем на захваченной территории! Еще раз такое от тебя услышу — сам прирежу! — голос октата буквально звенел от гнева.
— А может, ее просто привязать к дереву и рот заткнуть? Или с собой взять? — с необычной робостью в голосе спросил очнувшийся Торстен.
— Ты, пока бежал, все мозги растерял? Ну, привяжем мы ее. И что? Будет два варианта. Первый — ее никто не найдет. В этом случае она так и сдохнет тут от голода. Второй куда вероятнее. Этих двоих влюбленных начнут искать, ее обнаружат. Тогда она с превеликим удовольствием выложит, что здесь были не горцы из другого клана, а императорские солдаты. Надеюсь, в твоей тупой башке хватает мозгов, чтобы понять последствия? — Октат скривил губы в злой усмешке.
— Взять эту дикарку с собой еще глупее. Она замедлит наше передвижение, может оставить какие-то следы или выдать. Ее род пропажу наверняка заметит и устроит полноценную облаву. Даже если нас не обнаружат сразу, то перехватят на обратном пути. Куда проще изобразить, что этих двоих убили горцы из другого племени. Пускай они между собой дерутся, а мы в это время успеем выполнить задуманное. Нам приказано любой ценой не допустить, чтобы о нас узнали заранее! Любой ценой! Если не удастся укрыться от местного населения, мы не имеем права оставлять их в живых. Это война, понимаешь, война, а не детские сказки! — тихий, но наполненный сталью голос октата внезапно дал петуха. — Боец, я отдал тебе приказ. Выполнять!
Торстен судорожно сглотнул и медленно двинулся к лежащей девушке, доставая кинжал. Ему уже не раз приходилось убивать. Один раз добивал он и беспомощного врага. Но хладнокровно зарезать беззащитную женщину? Это не умещалось у него в голове. Он легко мог убить в азарте схватки. Хоть и с внутренним содроганием, но мог и расправиться с беспомощным врагом. Но женщина? Не воевавшая против них мегера, а просто обычная хрупкая девушка, которой не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Разве это враг, которого необходимо убить? Торстен вновь в растерянности остановился и посмотрел на командира.
— Понимаю, что тебе тяжело. Но такую уж судьбу ты выбрал сам. Смешанная пехота куда сильнее обычных легионов на своей шкуре чувствует обратную сторону красивых парадов. Наш удел не масштабные сражения, а каждодневная тяжелая и грязная работа. А иногда нас кидают и в рейд по вражеским тылам. Ремесло солдата — это не подвиги из красивых баллад. Это кровь, пот, боль, гибель друзей, необходимость творить такое, что потом будешь вскакивать в холодном поту от ночных кошмаров. Мы не рыцари в сияющих доспехах. Мы убийцы. Профессиональные убийцы на службе государства. Так было и так будет всегда. Ты сам это выбрал. Мы сейчас в боевых условиях. Действуй. Иначе нам придется закапывать не два, а три тела, — в голосе октата звучала горечь и... скука?! Торстен не мог поверить, что для кого-то хладнокровное убийство превращается в рутину. Он отогнал от себя эту мысль, решив, что ему послышалось, тем более, судя по лицу командира, тот и сам с большим удовольствием обошелся бы без крайних мер, но другого выхода просто не видел.
Торстен опять перевел взгляд на девушку. Та уже даже не всхлипывала, а просто свернулась калачиком и замерла, как перепуганный зверек. Красивые темные волосы разметались во все стороны. В них запутались опавшие листья, хвойные иголки, грязь. Но Торстену все равно казалось, что он не видел раньше ничего более прекрасного. Норд смотрел на хрупкое тело молоденькой девушки, а в голове было пусто. Сердце тяжело бухало в груди, и на секунду юноша даже подумал, что было бы неплохо, если бы оно сейчас разорвалось и избавило его от выбора.
Торстен до крови прокусил губу, но даже не замечал стекающих по подбородку солоноватых струек. Ладонь, сжимающая рукоять кинжала, вспотела. Он резко шагнул вперед и, ухватив девушку за волосы, дернул ее голову вверх, а затем с силой резанул блестящим лезвием по смуглой коже шеи с противоположной от себя стороны. Жертва в ужасе дернулась, и на мгновение на норда глянули широко распахнутые карие глаза.
Когда-то Торстен прочитал в одном из небрежно забытых матерью дамских романов, как убивали молодую девушку. Ему запомнилось описание ее глаз: в них не было страха, одно лишь удивление и детская обида. Эти слова тогда запали юноше в душу, и сейчас ему показалось, что он увидит то же самое во взоре дикарки. Но реальность имеет обыкновение сильно отличаться от таких книжек.
Лицо умирающей девушки было искажено предсмертной мукой, а в глазах плескался дикий ужас. Торстена словно ударили в лоб кувалдой. Он попытался отвести взгляд, но не мог. Стоял и смотрел на последнюю агонию прекрасного девичьего тела. Смотрел, как струится алый поток по ее черным как смоль волосам. Смотрел, как в последнем усилии скребут землю ее изящные пальчики.
Девушка уже затихла, и только тогда Торстен разжал судорожно стиснутую ладонь, из которой выпал испачканный в крови кинжал. Октат что-то ему говорил, но норд не слышал. В груди поднималась волна дикой и нерассуждающей ярости. Он ненавидел. Ненавидел самого себя. Глухо застонав, Торстен шагнул к ближайшему дереву и ударил по нему кулаком. А потом еще и еще. Костяшки мгновенно оказались содраны в кровь, но он не замечал этого, стараясь загасить внутреннюю боль, и находил извращенное удовольствие в боли физической. Октат вместе со вторым солдатом с трудом оттащили Торстена от дерева и плеснули ему в лицо воды. Норд как-то сразу, словно из него вытащили стержень, обмяк.
— Все, я успокоился, — голос норда был сухим и безжизненным. Торстен поднялся, взял свой кинжал и тщательно вытер его об одежду убитой девушки.
— Живо к остальным, пускай несколько человек с лопатками сюда придут. Нужно закопать тело. И пусть захватят с собой один горский кинжал из моей котомки, положим в могилу по их обычаям. Пусть думают, что их убил кто-то из другого клана. Да, и напомни, чтобы из юноши вырезали болты. Вместо них лучше пусть одну из горских стрел воткнут, — октат уже вновь превратился в энергичного и уверенного в себя командира, лишь иногда с тревогой посматривая на норда. Но тот уже не буйствовал, а просто с безразличием ко всему сидел.
