Не менее многочисленная пехота старого образца гордилась богатой и славной историей, уходящей корнями еще к знаменитым легионам старой империи. Эти солдаты носили более легкие доспехи, но зато у каждого был большой щит. Оружие их по-прежнему состояло из коротких мечей и дротиков, а вот выполняемая ими роль разительно переменилась. Если раньше они были главной ударной силой, то теперь зачастую просто прикрывали фланги и не давали обойти с тыла. Этому способствовало развитие тяжелой конницы, против которой длинные копья были куда как сподручнее. Но по-прежнему пехота старого образца отличалась выучкой и маневренностью, позволявшими атаковать противника как сплошным фронтом, так и вклиниваться в разрывы строя, окружать с флангов и тыла, что являлось грозным оружием в руках умелых командиров.
Торстен, отдавая должное силе легионов, никогда не имел особого желания сражаться в строю: как и поколения его предков, отчаянных рубак нордов, он предпочитал одиночные схватки, где все зависело от собственной силы и умения, а не от хорошей строевой подготовки и железой дисциплины.
Третьей же составляющей пехотного легиона служили лучники и арбалетчики, в чьих рядах оказаться он не хотел и подавно. Шансов попасть в кавалерию Торстен имел мало, ведь у него отсутствовали навыки конного боя, а служить там считалось куда почетнее, соответственно, и отбор был строже. Поэтому смешанная пехота была едва ли не лучшим из возможных вариантов.
Несмотря на то, что основную силу пехотных частей составляли именно легионы, о воинах, обученных одиночному бою вне строя, в империи также не забывали. Работа для них находилась всегда: от охраны крепостей и патрулирования неспокойных трактов до стремительных ночных атак на вражеские укрепления, разведки и рейдов по вражеским тылам. Смешанной пехотой эти отряды называли за обширный круг задач, умение сражаться вне строя и то, что каждый в их рядах должен был освоить оружие и ближнего, и дальнего боя.
— Давай, топай направо к интенданту, он тебе справит что надо — от исподнего до доспеха, — прервал размышления Торстена сиплый голос однорукого ветерана. — А потом двигай на другой конец лагеря, аккурат там и есть учебная полутысяча мешанины [6].
* * *
Кель в последний раз всадил разбитые костяшки кулаков в набитый песком мешок и с облегчением отошел в сторону, уступая место следующему из их десятка. Солнце жгло нещадно, и пот стекал по его жилистому телу, словно он только что вылез из воды. Но манящая прохладой тень ему не светила. Мастер Игрит чертовски любил, как он сам выражался, "дать рекрутам прочувствовать на собственной шкуре, что жизнь солдата — это самый что ни на есть настоящий мед, вот только его малехо многовато. Поэтому ноздри едва торчат, а в любой момент может пойти волна...". Октат [7] Ливий с ним был полностью согласен, только вот вместо меда ему виделось куда менее приятное, но зато более пахучее вещество. Поэтому он всегда добавлял, что таким беременным каракатицам, по недоразумению Великих Сил пачкающим своим присутствием окружающий мир, утонуть в нем уж точно не грозит, но нахлебаться рекруты просто обязаны.
Однако привычный ритм изматывающей тренировки по кулачному бою неожиданно был нарушен появлением какого-то верзилы, с виду норда. Новичок даже не догадался переодеться в выданную ему привычную одежду легионера (естественно, довольно поношенную), а значит, сейчас его наряд ждет серьезное испытание.
Кель довольно ухмыльнулся. Норд был одет добротно и даже щегольски — он явно был не из бедной семьи и наверняка рос окруженный заботой и любовью. Кель родителей никогда не знал и провел детство в городских трущобах, отстаивая свое право на жизнь в отчаянных схватках с другими оборванцами.
Такие, как этот норд, нежились в объятиях матерей, ходили в школу и играли с другими счастливыми бездельниками. А он замерзал, дрался за убитых крыс, в отчаянии прятался и от городской стражи, и от бандитов, которым пригодился бы еще один покалеченный (за этим бы дело не стало) малолетний попрошайка. Кель не слыхал ни одного доброго слова, даже имя ему дал бродяга, к которому он случайно прибился. Этот горький пьяница пытался научить мальчугана воровать, но не преуспел в этом, а вскоре сам был застрелен редким в их районе патрулем, стражники в котором поспорили, кто первый попадет из арбалета в страхе забившуюся в угол и закутанную в тряпки фигуру...
Но он не сломался. Великий круг наделил его звериной жаждой жизни, и Кель упорно прогрызал себе путь во враждебном мире. Он не пошел по проторенной тропе для таких же выходцев из городских трущоб — не попытался прибиться к какой-нибудь из городских банд, не отправился разбойничать на дорогах, не стал щипачом или домушником. Талантов к воровству он в себе не чувствовал, а быть шестеркой или тупым быком на подхвате не собирался из чувства самосохранения: смертность в их рядах была изрядной, да и мало кого Кель ненавидел столь же сильно, насмотревшись и натерпевшись от этих отбросов в трущобах.
Самым счастливым временем в его жизни были месяцы, когда он побирался вместе с бродягой, который когда-то был вполне успешным ученым. О причинах нынешнего своего жалкого существования тот никогда не распространялся, но зато научил Келя правильной речи, чтению и даже азам письма. Неизвестно, как бы повернулась судьба смышленого мальчишки бродяги, не умри этот единственный добрый человек, встреченный им в жизни, от лихорадки. Но теперь он четко понимал: для него была только одна дорога — в императорские легионы. И вот Кель уже две недели находился в учебном лагере.
Октат, между тем, неспешно оглядывал пополнение:
— Как твое имя, мясо?
— Торстен, — с некоторой заминкой ответил рекрут, явно не сразу поняв, что "мясо" — это он. Кель опять ухмыльнулся. Что же, этого домашнего мальчика ждет еще немало сюрпризов и открытий. Стезя имперского солдата не для слабаков и маменькиных сыночков.
— Ну что же, мясо. Теперь ты рекрут четвертого тавта третьей учебной сотни смешанной пехоты лагеря Термот. Я октат Ливий. На ближайший год ты мой, и я сделаю из тебя приличного бойца. Если выживешь после первого боя, будешь вспоминать меня с благодарностью. Кидай вещи, посмотрим, что ты из себя представляешь. Мастер Игрит тут как раз работе без оружия учит, вот и покажешь, на что способен. Кель, поработай с ним.
Торстен аккуратно сложил выданное ему снаряжение и вышел в центр образованного тавтом круга. Кель, также не спеша, вразвалочку, приблизился к нему. На его лице застыла широкая улыбка, которая, впрочем, все больше начинала напоминать оскал.
Ну, давай, маменькин сынок, покажи, чему ты научился в своей сытой и спокойной жизни за спинами родителей. Сапожки на тебе расшитые, волосы пострижены красиво, а вот приходилось ли тебе драться не за соседскую девушку, а за собственную жизнь?
Не став дожидаться действий норда, Кель стремительно атаковал. Ложный удар справа, сильнейший в челюсть с левой руки, и тут же пинок сапогом в колено. Торстен, однако, не сплоховал — ловко заблокировал кулак жилистого рекрута, успел убрать ногу и нанес ответную серию ударов такой силы, что, пройди хоть один из них чисто, схватка тут же закончилась бы. Остальные бойцы тавта разразились азартными воплями.
Два рекрута кружились, осыпая друг друга ударами. Несмотря на внушительные габариты, Торстен ненамного уступал в скорости жилистому противнику и вскоре сумел зацепить его всерьез. Кель отлетел и растянулся на утрамбованном сотнями ног песке, лицо его начинала заливать кровь из разбитого носа. Даже не пытаясь утереть ее, он приподнял голову, ловя взгляд норда.
Немного запыхавшийся Торстен с улыбкой взирал на поверженного противника. От этой снисходительной ухмылки Кель буквально взбесился. Его разом бросило в жар, а весь мир потускнел и утратил реальность — перед глазами возвышалась лишь излучающая самодовольство фигура. Сколько Кель в своей жизни ловил презрительных взглядов! Сколько раз на него смотрели с брезгливой жалостью или насмешливым снисхождением! Это было хуже, чем страх, хуже, чем ненависть. Кель оскалил зубы, глаза его застилало бешенство, он словно снова оказался в вонючих трущобах в отчаянной схватке за собственную жизнь.
Насладиться победой Торстен не успел. Словно подброшенный невидимой силой, Кель резко взвился на ноги, кидая в лицо норду горсть песка, и тут же, подскочив, нанес сильнейший удар в пах. Тот согнулся, и он, ухватив его за белокурые волосы, со всей силы несколько раз впечатал колено в самодовольное лицо. Не давая опомниться противнику, Кель нащупал пальцами кадык, готовясь вырвать его, нисколько не задумываясь о последствиях, лишь бы навсегда стереть презрительную ухмылку с лица норда.
— Что творите, сукины дети?! Прекратить! Я кому сказал, прекратить! — Октат Ливий отшвырнул Келя, не дав привычно добить поверженного противника. — Это тебе не твои любимые вонючие трущобы, ты, мразь, теперь императорский рекрут, а не скаренная [8] крыса! Я тебя сам сейчас придушу! Еще раз попробуешь кого-нибудь из рекрутов покалечить, а уж тем паче добить — можешь рыть себе могилу, до трибунала ты не доживешь! Пятнадцать плетей, и благодари Великие Силы, что так легко отделался!
* * *
Торстен осматривал свое жилище на ближайшие девять месяцев. Честно говоря, впечатления оно не производило. Тесный и темный барак на полсотни человек, внутри которого витали запахи затхлости и пота. В нем имелось несколько грубо сколоченных табуретов, а каждому рекруту полагался жесткий топчан. Одежда и доспехи вешалась на вбитые в стены деревянные клинья, остальные вещи хранили в выданных стандартных легионерских походных торбах.
Настроение было хуже некуда. В паху еще побаливало (хорошо, успел чуть дернуть корпусом, а то и вовсе пришлось бы в евнухи податься), а под глазом наливался внушительный синяк. Но сильнее боли жег стыд от поражения. Это же надо так опозориться на глазах у всех! А еще считал себе хорошим бойцом! Процесс мысленного самобичевания был внезапно прерван самым что ни на есть грубым образом — кто-то сильно пнул топчан.
— Что это за новое скаренное чучело появилось в нашем бараке? Да еще и валяется, не спросив у нас разрешения! Что-то галька [9] наглая пошла! — над Торстеном возвышались несколько типов в рекрутской форме. К нему обращался не то чтобы сильно здоровый, но крепкий мужик лет двадцати пяти с добродушным лицом. Но злые глаза явно не соответствовали радушной улыбке, да и речь его не оставляла сомнений, что назревает новая драка.
Торстен сразу смекнул, что вновь прибывшие из числа другого тавта, живущего в этом бараке, и, судя по тому, как испуганно рассосались по углам остальные его сослуживцы, эти рекруты в лагере уже давно и успели навести свои порядки. Торстен неспешно поднялся, оглядываясь и надеясь найти хоть какую-то поддержку. Но надежды его были напрасны. Рекруты из его тавта усиленно делали вид, что их тут нет, и прятали глаза. Лишь Кель метнул на стоящих ненавидящий взгляд, но помогать норду, из-за которого вся его спина была покрыта кровавыми рубцами, явно не собирался.
Силы были неравны: против Торстена оказалось сразу пятеро рекрутов, которые к тому же явно пробыли тут не один месяц и были поднатасканы кулачному бою. Но гордость не позволяла норду лебезить перед всякой мразью. Будь что будет, решил он и словно прыгнул головой в омут:
— С чего тебя так напрягает, что я здесь отдыхаю? Ты что, тут служанкой подрабатываешь, постели заправляешь? Или, может, это и вовсе твое рабочее место, а рекрутская форма лишь заводит твоих богатых клиенток?
— Ах, ты, скаренная сука! — словарный запас у заводилы явно бал маловат. — Лупите этого...
Закончить он не успел. Торстен не собирался ждать избиения и начал первым, сразу заткнув рот горлопану ударом в челюсть. Но в тесном пространстве казармы шансов у него не было никаких. Рекруты дружно насели на него со всех сторон и повалили. Перед тем как потерять сознание, уже лежа, избиваемый норд успел еще одного противника отправить в отключку страшным ударом обеих ног.
Очнулся Торстен от того, что кто-то плеснул ему в лицо воды. С трудом поднявшись, он обнаружил, что рядом уже никого нет и все рекруты занимаются своими делами. В углу расположилась компания, недавно его избивавшая. Судя по возгласам, они азартно резались в кости. Торстен с удивлением пришел к выводу, что у него ничего не сломано. Судя по всему, правило не калечить других рекрутов соблюдалось даже такими отморозками.
Ну, твари. Я вас по одному отлавливать буду. Посмотрим, насколько вы сильны поодиночке, а не толпой, - в душе норда клокотала ярость, но быть битым третий раз за день он не хотел и решил повременить с возвратом долгов. — Ну, ничего, я вам каждый удар верну, да еще с процентами.
Сладкие мысли об отмщении были прерваны звуком горна. Судя по тому, как все резво начали залезать на свои койки, это был сигнал отбоя. Торстен, охнув от боли, также завалился на свое место. Первый день в роли рекрута императорской армии оказался совсем не таким, как он себе представлял.
* * *
— Так, сегодня первая тренировка со щитами. Позже будете учиться бою группами и строем, а пока вам надо освоить хотя бы азы. Да вообще, вы мешанина, а значит, одиночные схватки для вас это все! — октат Ливий потряс щитом, стараясь придать своим словам большую внушительность.
Бойцы тавта, выстроившись в две шеренги, усердно внимали. Каждый рекрут был вооружен тренировочным деревянным мечом. Оружие как по длине, так и по весу совпадало с привычным для любого воина смешанной пехоты. Мечи с длиной клинка сантиметров семидесяти пяти были изготовлены из прочного и тяжелого гранитного дерева, а внутри еще и залиты свинцом. Рекруты были одеты в воняющие потом грязные и засаленные тренировочные набивные доспехи и насквозь ржавые, украшенные многочисленными вмятинами шлемы. Кисти защищали толстые стеганые рукавицы. Также каждый рекрут получил грубо сколоченный щит треугольной формы высотой сантиметров девяноста. Обтягивать кожей их, естественно, никто не стал.
— Так, а ты, деревенщина? Забыл где право, где лево? Как, еще помнишь? Что же ты тогда, осел, так стал?! Дурья башка, когда у тебя в руках щит, то стойка обратная, это без него меч впереди! Эй, ты, бывшая крыса, как там тебя... а, точно, Кель, выйди из строя. Ну-ка, попробуй отбить мой удар, — октат скользящим боевым шагом подошел к напрягшемуся рекруту. Но вместо ожидаемого удара мечом Ливий пнул ногой в щит, и его край с силой впечатался в колено юноше.
Кель зашипел от боли, а октат обвел рекрутов тяжелым взглядом:
— Поняли ошибку? Держать переднюю ступню можно чутки повернутой в сторону, но не слишком сильно и вовнутрь, а не от себя! Тогда при ударе ваша скаренная нога лишь подогнется, а не сломается, и не хрустнет колено. И сильно левую вперед не выставляйте, а то лишитесь ее быстро, правую немного отставьте назад для устойчивости и большого вложения корпуса и хватит. Живо все стали как полагается!
