По цене одной души

Глава 1. В которой мне не спится

Не придавай важности сегодняшним огорчениям. Завтра у тебя будут новые.

Арнольд Шенберг

Раздевшись и наспех побросав одежду на стул, я с тихим блаженным стоном юркнула под одеяло и прижалась к теплому боку спящего Артура. Любимый что-то довольно проворчал и, по-хозяйски притянув меня к себе, снова заснул. Я счастливо улыбнулась окружающей темноте.

Наконец-то я дома. Денек у меня, новоиспеченного лейтенанта СПНИМ, Службы Противодействия Непрофессиональному Использованию Магии, выдался не из легких. Ну почему, почему львиная доля болванов, возомнивших себя великими магами, воображает себя именно некромантами?! И мне, дипломированному магу огненного хаоса, всего неделю назад получившему звание магистра, приходится разгребать совершенно непрофильные проблемы.

Припомнив последние события, я невольно поморщилась. Завтрашние газетные заголовки представить совсем нетрудно: неслыханный вандализм, гнусное надругательство над покоем мертвых... Словом, сплошная суета и глупая болтология.

Начальство, конечно, будет в ярости. Полковник Смолин так намылит мне шею, что баня полгода не понадобится. А чего он, интересно, хотел? Упокоить без шума и пыли я, не будучи профессиональным некромантом, могу одного зомби. Ну, двух. Если сильно повезет, то даже четырех. Но никак, никак не пять сотен! Такое количество мне под силу только спалить. А у "огненного вихря" много побочных эффектов. Вроде густого слоя копоти на памятниках. И выжженной подчистую и на пару лет вперед растительности.

Полковник, конечно, тоже не виноват в том, что настоящих некромантов на всю московскую СПНИМ раз, два и обчелся. Собственно, всего два и есть. Причем один на прошлой неделе отбыл в отпуск любоваться Байкалом и лечить нервы, а у второго вчера поутру родился сын. За такое, конечно, никак нельзя было не выпить. Выпускать на беспокойное кладбище пьяного в дым некроманта Смолин, само собой, поостерегся.

И совершенно правильно сделал. Потому как в прошлый раз пьяные некроманты учинили такое, что мой недавний подвиг на фоне их свершения иначе как детским лепетом назвать язык не повернется. Зомби тогда плясали "Лебединое озеро" чуть ли не в центре города. Чудо, что последствия ограничились полусотней сердечных приступов и тремя десятками новых пожизненных клиентов психиатров.

Вот поэтому огненным магам вроде меня и приходится быть затычкой в каждой бочке. Со всеми вытекающими из этого последствиями. В том числе, в виде скандальных газетных заголовков и головомоек от любимого начальства.

С тоской и раздражением убедившись, что сна нет категорически, я осторожно высвободилась из объятий любимого, растянулась на своей половине кровати и, тупо уставившись в потолок, задумалась о вечном. О том, в частности, какая нелегкая занесла меня на работу в СПНИМ.

И чего мне, собственно, не сиделось на условно почетной и низкооплачиваемой должности преподавателя в университете? Ведь спокойная была работа, интересная даже местами. Студенты-химики народ тот еще. Веселый. Так ведь нет, приспичило стряхнуть пыль с диплома мага-практика.

На самом деле все было просто. Меня невзлюбил господин ректор. И за что, интересно? Неужели за ожог второй степени на нахальной ручонке, любившей пощипать за филейные части молодых хорошеньких преподавательниц, а то и студенток? И не говорите мне, что я погорячилась. Хотя, конечно, не без этого.

Так или иначе, меня, молодую, красивую и, возможно, даже подающую надежды кандидатку химических наук, в рекордные сроки вытурили с работы. Да еще и штраф впаяли, за неправомерное использование магии. Помнится, полковник Смолин, отчитывая меня тогда, вещал что-то про нормальных женщин, которые в таких случаях ограничиваются пощечинами.

Но я-то, Елена Александрова, ни разу не нормальная женщина! Я маг-практик, с пяти лет умеющий зажигать свечку пальцем. И рефлексы у меня совсем другие! Попытка возразить в этом духе закончилась неоднозначно. Смолин заявил, что, коли у меня такие рефлексы, то мне прямая дорога в его ведомство. А я была так зла, что согласилась.

Теперь вот разгребаю последствия собственной несдержанности. И завтра за это самое разгребание огребу. По полной. А ведь еще и деньги будут собирать, на всякую голубенькую ерунду для младшего отпрыска славного рода Повелителей Смерти Ветринских. Вот радость-то...

Денег у меня было в обрез до зарплаты. То есть, совсем в обрез. Ровно, чтобы не умереть за оставшуюся неделю с голода. Все потому, что некоторым личностям (тут я сердито покосилась на мирно спящего Артура) срочно понадобилась машина.

Нет, я не спорю, вторая машина была нам нужна, потому как вместе мы работаем далеко не всегда, а таскаться по всяким отдаленным кладбищам ночами на такси не самый удобный вариант. От начальства же ничего не допросишься, машин у службы мало, и разъезжает на них по большей части это же самое начальство.

А ведь поначалу, после преподавательской-то зарплаты, мне казалось, что в СПНИМ платят хорошо. Впрочем, положа руку на сердце, так оно и было. Если не лишали премии. Мне же, сдается, в ближайшее время никаких премий не светит.

Значит, придется просить не лишать. И ныть про кредит. Неприятно, но ничего не попишешь. Хорошо хоть контора у нас не государственная. Хотя, была б она государственная... Я содрогнулась, представив последствия подобного. Всех нас точно загребло бы себе военное ведомство. Кроме, разве что, оракулов, за них защитникам отечества пришлось бы драться со всем остальным правительством.

Но нас, хвала богам, содержала Лига Вольных Магов, международное объединение, в которое входили все без исключения люди, имеющие магический диплом. Членство в этой организации было обязательным и платным. Исключение составляли только сотрудники Лиги — оперативники СПНИМ и преподаватели Академии. Что логично. Какой смысл драть с нас членские взносы, если платят нам все равно из этих же денег?

Еще разок оценив свое финансовое положение, я вздохнула. Ну почему, почему я со своей тягой химичить не подалась в алхимики? Уж эти-то товарищи неизменно при деньгах. Ибо облысение, ожирение и импотенция будут мучить людей всегда. И всегда будут желающие щедро заплатить за избавление от этих напастей.

В который уже раз без толку пожалев о необдуманном выборе магической специальности, я сползла с кровати, прогулялась до кухни и выхлебала стакан холодной воды. Немного полегчало, но спать не хотелось все равно. А до подъема, между тем, оставалось всего-то три часа.

С другой стороны, оно, может, и к лучшему. Вдруг, увидав завтра мою измученную, помятую физиономию, Смолин проникнется сочувствием и не станет слишком сильно ругать за бардак, учиненный на кладбище? Хотя это вряд ли. Поглядев на часы и тоскливо вздохнув, я пристроилась обратно на кровать и закрыла глаза.

* * *

— Ну а что мне было делать?! Что делать, хозяин? Они прислали не некроманта, а какую-то девку, огневичку. Которая, вместо того, чтобы возиться с упокоением, тупо обрушила на все кладбище огненный вихрь. Я еле ноги унес!

— Идиот, — равнодушно обронила фигура в плаще с глубоким капюшоном, перед которой ползал на коленях маленький человечек в грязной и местами подпаленной одежде.

— Но что мне делать?!

— Поднимай еще одно кладбище. Я сказал, что мне нужен Ветринский. А не твои нелепые оправдания.

— Как будет угодно Вашему Могуществу.

Человечек поспешно отлепился от земли и скрылся в темноте подворотни. Фигура в капюшоне еще немного постояла на ветру, а потом неторопливо, с достоинством, растворилась в едва успевшем остыть после жаркого летнего дня воздухе.

* * *

— Не ори, — громко взмолился возлежащий физиономией на столе Сашка. — Без того голова раскалывается.

— А нечего было вчера напиваться, — мстительно буркнула я.

Вопли наалхимичившего что-то не то Егорова, доносившиеся из расположенной по соседству лаборатории, до ужаса раздражали и мои больные с недосыпа уши. Но сознание того, что Ветринскому от этого шума делалось еще хуже, чем мне, несколько примиряло с суровой действительностью.

— Полковник уже пришел?

— Нет, — вздохнула я. — На ковре у начальства. Получает за последствия твоей вчерашней гулянки.

— То есть? — не понял Ветринский.

— Какой-то светлый гений темной магии, хотя, скорее это был некто, вообразивший себя таковым, поднял вчера одно подмосковное кладбище. Чуть ли не все разом. А коль скоро ты пребывал в непотребном виде, разбираться послали меня.

На Сашкином лице изобразилась усиленная работа мысли. Умные люди, посидев с таким выражением, новые законы физики открывают. А вот Ветринский родил всего один, и, притом, довольно жалкий вопрос:

— И?

— И, поскольку техникой массового упокоения зомби я не владею, я их спалила. А заодно и все вокруг.

— Э... — озадаченно протянул Сашка, с видимым трудом отдирая голову от стола и пытаясь сфокусировать мутноватый взгляд на моей постной физиономии. — А в чем, собственно, проблема?

Я возвела усталый взгляд к потолку, призывая то ли вышестоящие инстанции, то ли сразу самого Всевышнего, в свидетели непроходимого идиотизма дорогого коллеги.

— Ты что, последние мозги на радостях растерял? Или газет никогда не читаешь? Новости не смотришь? Ты хоть представляешь, какой визг поднимается, когда обычные кладбищенские заросли в одночасье превращаются в присыпанную пеплом выжженную пустыню?

— А... — выдавил Ветринский через пару минут, когда закончил, наконец, переваривать мою прочувствованную тираду. — Так может, тебя научить?

— Пошел ты! — взвыла я, обалдев от столь оригинальной реакции на мой праведный гнев. — Лучше бы пить бросил, балда! У меня по некромантии всю жизнь была твердая тройка, и та за красивые глаза. Делать мне больше нечего, кроме как по твоему профилю работать!

Сашка неопределенно пожал плечами. Еще бы, ему-то, некроманту в сто двадцать каком-то поколении, все эти штучки с мертвецами казались, наверное, очень простыми. Но лично я рисковать не собиралась. История магии, которую я, кстати, всегда любила и знала на отлично, была полным полна печальных примеров таких вот попыток заняться не своим делом. Как правило, после их осуществления о смелых экспериментаторах писали уже только в прошедшем времени.

— Болван, — безнадежно постановила я, глядя на его задумчивое, замученное лицо.

— Он и есть, — подтвердил Егоров, вваливаясь в кабинет.

Первым алхимика увидел Сашка, сидевший лицом к двери. И физиономия его от этого зрелища так перекосилась, что я с перепугу вспомнила про заныканный в стенном шкафу тазик, сходу предположив, что в самое ближайшее время тот может пригодиться. Но, как оказалось, с данным выводом поспешила. Потому что, обернувшись и тоже увидев Женьку, скривилась ничуть не хуже.

А потом мы оба не выдержали и поползли на пол от дикого, неудержимого хохота. В принципе, к рискованным и зачастую идиотским экспериментам Егорова все давно привыкли, но в столь экзотическом виде алхимик предстал перед публикой впервые.

Расцветке почтенного магистра позавидовал бы даже Халк. Потому что стать более салатовым было едва ли вообще возможно. Хорошо хоть габариты Егорова остались прежними. Впрочем, не везде. Ярко-красные глаза явно подросли и выпучились, как у жабы. А уж волосы, появившиеся на месте обычной Женькиной лысины... Да любой производитель шампуней отвалил бы какие угодно деньги, чтобы заполучить эту светло-русую красоту для рекламы своего продукта!

— Это как это ты ухитрился? — выдавила я, смахивая слезы.

— Тебе-то что? — раздраженно проворчал Егоров, явно обиженный нашей бурной реакцией.

Глаза его при этом выпучились еще больше и несколько раз скрылись под салатовыми веками, во всей красе продемонстрировав пушистые и длинные ресницы, за которые дружно удавились бы все супермодели мира. Это зрелище вызвало у нас с Сашкой новый приступ веселья.

— Знаешь, Жень, — простонал некромант, без сил откидываясь на жалобно скрипнувшую спинку кресла, — Что-то мне подсказывает, что твое новое средство от облысения не будет пользоваться спросом. Результат, конечно, блестящий, но больно уж оригинальные побочные эффекты.

Став от злости бирюзовым, Егоров еще больше выпучил глаза и разразился длинной тирадой, предписывавшей нам с Ветринским навестить пару-тройку весьма отдаленных мест, дабы предаться там, вдали от посторонних глаз, разнообразнейшим извращениям друг с другом, с лысой мумией Ленина и следующим волосатым президентом России.

Неизвестно, сколько еще мы бы просмеялись, разглядывая новый облик Женьки Егорова, если бы наш кабинет не почтил своим присутствием вернувшийся с начальственного ковра полковник Смолин. Под его суровым взглядом хохот мгновенно стих. И, кажется, даже бирюзовость алхимика как-то смущенно поблекла.

— Развлекаемся? — тихим, вкрадчивым голосом, пробирающим до костей, поинтересовался полковник.

Мы с энтузиазмом замотали головами, уткнувшись в разложенные по столам бумаги. Попытка изобразить бурную общественно-полезную деятельность потерпела вполне ожидаемое фиаско.

— Лодыри, — смачно припечатал нас Смолин, мрачно поглядел на попытавшегося упятиться в коридор Егорова, заставив того застыть у дверного косяка, и грозно рыкнул:

— Сперва о приятном. Я Вас, Александр Николаевич, поздравляю с рождением наследника. Ганночку прелестную расцелуйте за меня в обе щечки.

Вот, всегда он так. Начинает нелепо сюсюкать, когда заговаривает о Сашкиной жене, дочке старого боевого товарища. Своей семьи у Смолина нет и никогда не было, потому Ганка Мищенко, вздорная и скандальная, хотя, нельзя не признать, красивая хохлушка, для него один свет в окошке. Чем Сашка порой довольно бессовестно пользуется, чтобы выпросить лишний отгул или просто сбежать с работы пораньше.

— А теперь о неприятном.

Это и был момент истины. Сейчас или без премии. Я набрала в легкие побольше воздуха, собрала в кулак всю смелость, которой, признаться, сыскалось в моей позорно забившейся в пятки душе не густо, и выпалила:

— Арсений Петрович, а что я могла сделать? Их там было много, я растерялась!

— Это ты о чем? — недоуменно уставился на меня Смолин.

— Э... — смешалась я. — О кладбище вчерашнем...

— Да иди ты со своим кладбищем! — зарычал полковник. — Придумала тоже проблему! Ну, повизжат неделю и заткнутся, первый раз, что ли?

— Э... А о чем тогда Вы? — рискнул-таки поинтересоваться Сашка, пока я боролась с упорно лезущей на губы счастливой улыбкой человека, избежавшего головомойки и, что куда важнее, финансовых санкций.

— Прошлой ночью контролеры засекли вызов.

— Демона? — деловито уточнил Ветринский.

— Ага, — кивнул Смолин. — Причем вызов серьезный, по всем правилам. Являлся не рядовой бес, а Высший.

Мы дружно примолкли, осмысливая новость. Хорошей ее, и впрямь, было не назвать. По моей личной стобалльной шкале скверности вызов Высшего демона тянул минимум на сто пятьдесят. А то и на все двести.