По цене одной души

Правда, успех этот был достигнут ценой человеческой жизни. Так что, когда этот Таманский нам попадется, миндальничать с ним точно не станут. Да и сейчас уже не стоит. Наплевав на то, что стрелка еще только подползала к семи утра, я позвонила по указанному в сообщениях номеру. И мне повезло, спать "архимаг", очевидно, пока не ложился.

Подпустив в голос должного трагизма и рыданий, я поведала историю о тетушке, скончавшейся и не сообщившей безутешным наследникам о местонахождении фамильных бриллиантов. Плату за помощь в поисках сулила наищедрейшую. И это сработало. Надо полагать, с творчеством Ильфа и Петрова господин Таманский знаком не был. Даже на фильмы времени не нашел. Оно и хорошо, потому что с недосыпу моя собственная фантазия болталась сейчас где-то ниже нулевой отметки.

В ответ мне пространно разъяснили, что подобные дела делаются только ночью, но требуют предварительной подготовки и приобретения нескольких редких и дорогих ингредиентов. Забывшись, я даже попыталась сообразить, каких именно. Конечно, живых кур в любом магазине не продают, но сказать, чтобы они были дорогой редкостью... К счастью, некромант вовремя отрезвил меня вопросом об авансе.

Я заверила, что готова подъехать куда угодно прямо сейчас, и привезти запрошенные тридцать тысяч рублей. Мне продиктовали адрес и обещали ждать до десяти утра. И грозно велели позже уже не приезжать, оставить все на завтра. Я с радостными привизгами рассыпалась в благодарностях и сообщила, что уже в пути.

Полковник Смолин слушал нашу беседу, давясь истерическим хохотом и размазывая слезы по лицу подушкой, в которую утыкался во время особо сильных приступов веселья. Когда я повесила трубку, он еще минуты три ржал в голос, вольготно развалившись на диване, а потом выдавил:

— Тебе, Александрова, в актрисы надо было пойти.

— Рылом не вышла, — сухо отозвалась я. — Поехали, а то опоздаем.

Полковник пожал плечами, еще раз глупо хихикнул, но от дивана отлепился и взял заранее заготовленную сумку. Я уважительно на нее покосилась. Именно в этой неприметной спортивной сумке Смолин хранил арсенал, используемый для, как он выражался, "исправления неисправимых". По слухам, это действительно работало. И вот, мне выпал шанс узреть весь процесс воочию.

— Я поведу, — веско заявил полковник, плюхаясь на водительское сиденье.

Мне осталось только пожать плечами и устроиться на пассажирском. И очень скоро пожалеть о своей покладистости, каждой нервной клеточкой осознав, что полковника неспроста четырежды лишали водительских прав. Всю дорогу мы подрезали, обгоняли, дважды выскочили на трамвайные пути. На спидометр при этом я даже смотреть не рисковала. Но стоило отдать Смолину должное, долетели мы всего за час. Лично я рассчитывала не меньше, чем на полтора.

Обычно некромантов тянет к земле, но этот оказался исключением. Обитал аж на пятнадцатом этаже. Может, трезво оценивал свою квалификацию, потому надеялся, что поднятые по ошибке или те, кого не удалось упокоить, так высоко за ним не полезут? Я бы на его месте на это не рассчитывала, нежить отличается исключительным упорством и злопамятностью, но блажен, кто верует.

Открыв дверь, Таманский с ног до головы окинул меня оценивающим взглядом, масляно улыбнулся, поправил воротничок шелковой черной рубашки, и томно проворковал:

— Доброе утро, Леночка.

— И тебе, чернокнижник недоделанный, — вместо меня ответил ему Смолин, ногой подпирая дверь квартиры и выразительно покачивая пистолетом перед хозяйским носом.

— Н-нет, н-не надо... — заикаясь, пробормотал Таманский, отступая по коридору.

Если абсолютно любого человека просто взять и посадить в тюрьму, в глубине души он будет знать, за что. Я так точно буду. И этот тоже знал, судя по выражению лица. Только вот, кажется, принял нас не за тех.

— К-клянусь, — забормотал самодеятельный некромант, упираясь спиной в стену и медленно сползая по ней под шелест сминаемого фривольного календаря. — Клянусь, я ник-кому ни слова н-не говорил! И не ск-кажу! Только не уб-бивайте!

— Нет, дорогой, — осклабился Смолин, пропуская в квартиру меня, входя следом и запирая дверь. — Именно нам ты сейчас все и расскажешь. Иначе убьем. Вызывал дух некого Довлатова? Говори!

— Д-да... — выдавил скорчившийся на полу чернокнижник. — Но это все не я! Я не хотел, меня заставили!

— Да ну? — не поверила я.

— Честно! — взвыл Таманский. — Я расскажу, только не убивайте!

— Выкладывай, — буркнул полковник, убирая пистолет.

Через полчаса, сквозь рыдания и истерические мольбы сохранить жизнь, нам удалось понять, что Таманского попросту наняли. Он честно подготовился к представлению, закупил свечи, двух живых кур для вящей эффектности, и уже предвкушал успех шоу и щедрую плату, как все пошло кувырком.

— Я спросил, куда ехать. Мне сказали, что приедут за мной сами, и приехали. Я сел в машину. За рулем был мужик в черной кожаной куртке и темных очках.

— Кто-то из них? — спросил Смолин, сунув Таманскому фотки напавших на меня.

— Этот, — уверенно ответил кающийся некромант, тыкая пальцем в предводителя троицы, из которого вытрясли душу у меня на глазах. — Но сзади сидел еще один, его лица я не видел. Он был в плаще, как монах средневековый, на голове капюшон. Потом все вдруг остановилось, очнулся я только на кладбище.

Полковник присвистнул. Я тоже впечатлилась. Отсюда до места вызова добираться было никак не меньше двух часов. Выложив резерв полностью, я смогу отправить в стазис обычного человека на час. Мага, даже такого слабого, как этот — минут на сорок пять, максимум на пятьдесят. А каждая следующая минута будет трудна, как все предыдущие вместе взятые, и в плане затрат силы, и в плане сложности чар. Похоже, наш чародей имел удовольствие встретиться со слугой лично.

— Дальше, — потребовал полковник.

— Ну, дальше я нарисовал пентаграмму, расставил свечи и хотел... это... я ведь просто разыгрывал представление, клянусь! Я не трогал мертвых, и живых не трогал, ничего плохого не делал!

— Не истери, мы тебе верим, — хмыкнула я. — Просто рассказывай.

— Я взял курицу, но тот мужик в капюшоне ее отобрал. Сказал, что этого не понадобится, — сглотнув, продолжил Таманский. — Велел мне как следует запомнить четыре каких-то жутких слова на непонятном языке, заставил повторить их раз двадцать. А потом второй, в очках, вытащил из багажника мужика. По виду, бомжа какого-то. Тот был будто под гипнозом, сам пришел, встал на колени, где велели...

Тут недоделанный архимаг повалился на пол и зарыдал, как ребенок, закрыв лицо руками и сквозь всхлипы выкрикивая:

— Я... это... никогда... куриц только... Сказал, что не подписывался на такое... А они сказали... или я делаю... или они меня там... вместе с тем мужиком... Они меня заставили, клянусь, заставили!

— Все правильно, — пожал плечами Смолин. — Те, кто продал свою душу, не имеют власти над чужими. Некромантия для них недоступна в принципе, вот и понадобился посредник.

Глава 22. В которой появляется ниточка

Кончились времена охоты на ведьм — теперь ведьмы охотятся на нас.

Уршула Зыбура

Заявление Смолина явилось для меня новостью. Ни о чем подобном я раньше не слышала. Данный факт давал долгожданное объяснение тому, почему кладбище, куда заманили Сашку, поднимал не сам слуга, а какой-то его прихвостень. И ведь когда мы это обсуждали, Артур молчал, как рыба об лед! Хотя, тогда мы еще не знали о слуге... а большинство и до сих пор не знает.

Вопреки распространенному стереотипу, некромантия практически не требует человеческих жертв. Истинные некроманты обходятся силой собственной крови, ритуальщикам хватает куриц или других животных. Но все это верно лишь тогда, когда дело касается духов, которые или сами не против явиться, или не способны сопротивляться вызову.

В данном же случае речь шла о духе архимага, отнюдь не расположенном к общению. И вот тут-то как раз потребовалась смерть человека, иначе ничего бы не вышло. А еще — маг, пусть и слабенький. Главное, трусливый и падкий на деньги.

— Потом мужик в плаще велел мне повторять те слова. Повторять, повторять и повторять. А сам взял меня за плечи, у меня даже синяки остались. И дух явился! Черт, да я знать не знал, что такое вообще возможно!

Да, все сходилось. Велел дураку твердить формулу, а сам накачивал ее силой. Так и получилось знакомое плетение. Но, не зная темной рунописи, самодеятельный некромант твердил заклинание, конечно же, не слово в слово и не буква в букву. Где-то ошибся несколько раз, сила разбрызгалась, и получились рэйфы.

— О чем они спрашивали?

— О каком-то хранителе традиции. Хотели имя узнать. Дух отказался, и тот, в плаще, заставил меня повторять еще другие слова. Это был сущий кошмар, призрака чуть на части не порвало, да и меня заодно. И в итоге он назвал имя какого-то Михаила Литвинова. Тогда нас обоих отпустили, наконец. Меня до города довезли и из машины выкинули у метро. Велели молчать, не то убить грозились.

Смолин смерил меня подозрительным взглядом. Конечно же, вспомнил мои расспросы о посвящении Вселенной. Понятия не имею, был ли полковник уже в курсе истории о хранителях. Говорить, во всяком случае, ничего не стал. Я тоже не стала поднимать эту тему. Зато не удержалась от саркастического замечания Таманскому:

— И ты вернулся домой и стал жить дальше, как ни в чем не бывало?

— Какое там, — скривился чернокнижник. — Я уже и вещи собрал. Только денег не было. Вот, хотел у вас аванс взять, да и смыться куда подальше.

— Мошенник, значит, — хмыкнул Смолин.

— Но не убийца! — взвизгнул Таманский.

— Убийца, — ласково погладил его по голове полковник. — И даже не одного человека, а целых двух. Впрочем, зачтем то, что ты этого не планировал и не хотел, и, так уж и быть, спишем данные деяния. При двух условиях.

Я удивленно заломила бровь. Одно условие понятно — впредь и навсегда воздержаться от магических практик. Это стандарт нашей работы. А вот какое второе сподобился измыслить Смолин?

— Во-первых, больше никакой магии. Дашь расписку, нарушишь — поймаем и превратим в суслика. А во-вторых, ты нам сейчас выложишь все, что видел и слышал на кладбище. Каждую деталь, каждое слово.

— Типа, под гипнозом, что ли? — недоверчиво прищурился Таманский. — А если откажусь?

— Типа да, — нежно отозвался Смолин. — А если откажешься, прямо сейчас превратим в суслика. Или лучше...

— В крысу, — предложила я, задумчиво поигрывая файерболом. — Самая подходящая форма для подобной сути.

— Точно, в крысу, — согласился полковник, брезгливо оглядев чернокнижника.

— Нет, нет, не надо! — завопил тот, сообразив наконец, что с ним не шутят. — Делайте что хотите, только не в крысу!

Я приготовилась с интересом наблюдать. Подобным заклинаниям меня никто не обучал. Ментальная магия вообще не мой конек. Да и не смолинский, если уж совсем честно. Стихийщикам она всегда дается с трудом, обычно овчинка не стоит выделки. Хватает и пифий, для которых такие фокусы — дело простое и обычное. С другой стороны, полковник уже много лет работает в СПНИМ, а значит, умеет вести допросы всеми разрешенными способами. В том числе, и этим. Стало быть, и ментальной магией хоть немного, но владеет.

Смолин, тем временем, подхватил одной рукой свою сумку, другой — некроманта за шкирку, и направился на кухню. Там чернокнижника плюхнули на табурет, сумку на пол, и вскоре на столе появилась жаровня, несколько мешочков и склянок, и книга в черном кожаном переплете.

— Подбрось огоньку, Александрова, — не оборачиваясь, попросил полковник.

Я послушно кинула в угли пару язычков пламени. Смолин, тем временем, развязал мешочки, понюхал, отправил в огонь пару щепоток из одного, еще одну из другого и перешел к склянкам. Кухня мигом наполнилась ароматным белым дымом. Полковник, отогнав его малость ладонью от собственной физиономии, открыл книгу и начал оттуда читать какую-то полную ахинею.

Приоткрыв рот, я плюхнулась на вторую табуретку, сиротливо стоявшую у окна, и уставилась на творящееся безобразие. Смолин с выражением зачитывал вслух тарабарщину, не являвшуюся ни латынью, ни греческим, ни, судя по звучанию, темной рунописью. Таманский восседал на табуретке, закрыв глаза и медленно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Ты выходишь из подъезда и видишь машину, — перешел, наконец, на русский язык Смолин. — Что это за машина?

— Черная "десятка", — замогильным голосом отозвался чернокнижник.

Я ауру раскрыла и даже принюхалась на всякий случай. Пахло приторными восточными благовониями, а вот магии не наблюдалось. Никакой. Вообще. Но это, похоже, Смолину особо не мешало.

— Номера видишь?

— Нет, — продолжая покачиваться, ответил Таманский. — Не посмотрел, сразу сел на заднее сиденье.

— Что еще ты запомнил в машине?

— Освежитель, елочка зеленая. Зеркало заднего вида с трещиной. Салон серый такой весь. И очень сильный запах мандаринов. Дальше уже было кладбище.

— Те, кто тебя туда привез, говорили между собой о чем-то?

— Нет, на кладбище ни слова не слышал. Только со мной говорили.

— А потом?

— Когда у метро остановились, водитель того, в плаще, спросил, куда ехать. Тот ответил, что домой. Меня вытолкнули, и... стойте, я номера увидел, когда они уезжали. Только цифры и последнюю букву, правда, первые буквы все были грязью заляпаны. Три, семь, пять, "А".

— Ну вот, так-то лучше.

Смолин легким пассом погасил жаровню. Облитые водой угли сердито зашипели, белого дыма стало вдвое больше. Таманский вздрогнул и открыл глаза. Я не выдержала и оглушительно чихнула. Мужчины дружно ко мне присоединились. Пришлось открыть форточку.

— Теперь все? — с надеждой поинтересовался чернокнижник, утерев выступившие слезы.

— Теперь бумажки подпишем и попрощаемся, — хищно улыбнулся полковник.

* * *

— И что это было? — спросила я, когда мы уже отъехали от дома.

— Что? — хитро прищурился Смолин.

— Гипноз, — пояснила я. — Ведь не было же никакой магии.

— Не было. Это вопрос веры человека, и только. Главное — добиться правильного настроя и нужной атмосферы. А в ментальной магии я не силен, но сомневаюсь, что даже лучшая пифия вытянула бы из этого болвана больше.

Я задумчиво почесала нос. Полковник был, конечно же, прав. Гипноз и прочее суть ерунда, главное очень захотеть вспомнить, и поверить, что это получится. И вот вам нужный результат на блюдечке с голубой каемочкой.

— Будем искать машину?

— Поищем, — пожал плечами Смолин, под моим выразительным взглядом все-таки пристегивая ремень. — Только сомневаюсь, что это нам что-то даст. Наверняка, угнанная.

— Тогда чего ради был весь цирк?

— Надеялся, что всплывут какие-нибудь разговоры. Имя, например.

— Если бы тот наемник брякнул имя слуги при нашем некромантике, тот был бы уже мертв, — возразила я. — Отпустить дурака смеха ради одно дело, но рисковать, что тот расскажет нам какие-то действительно важные подробности — совершенно другое. Таких ошибок не допускают.