Синдер отбросила это странное размышление, прежде чем прислонить голову к холодному бронированному стеклу лимузина, что даже не вибрировало во время движения — доказательство отличного качества предназначенного для использования на высшем официальном уровне автомобиля — после чего прикрыла глаза, в немом вопросе размышляя о том, что именно будет ждать Синдер и Джонатана дальше.
Саммит и множество игроков, каждый со своими планами и целями, кто-то хочет объединиться в непрочный альянс для исполнения одной цели, кто-то против других по неисправимым причинам, кто-то играет за сторону противника именно потому, что его поражение будет укладываться в его планы...
И это не говоря о более глубоком уровне, чем простая конвенциональная политика этого мира — Салем и Озпин, борьба за Деву Зимы, стареющую женщину с постепенно ухудшающимся здоровьем, и за то, путь к чему Дева Зимы охраняет...
Синдер — а значит и Джонатан — не знали, что именно охраняли Девы, но вместе с тем они знали, что Девы не были просто могущественными охотницами, выступающими в качестве военных козырных карт государств. Девы хранили ключи от чего-то еще более важного и могущественного...
Но Озпин знал, где оборвать свою речь так, чтобы смутить потенциального противника, оборвать его предыдущие планы и не дать ему спланировать новые.
Согласно информации Озпина, неправильно использованная Дева Зима и ее силы могли вызвать падения Атласа — а это в свою очередь означало катаклизм библейских масштабов, миллионы погибших и тотальный геополитический кризис и хаос.
Мог ли Озпин врать? Легко, но опасно было не то, что Озпин мог врать — а то, что никто не мог доказать или опровергнуть слова Озпина, и что Озпин уже доказал, что хотя ему нельзя было доверять — его нельзя было и просто сбрасывать со счетов, как ополоумевшего старика, заставляя всегда прислушиваться к его мнению — и всегда хвататься за голову, пытаясь то расшифровать и опровергнуть, погружаясь в пучину сомнений и размышлений — тысячелетнему политику не требовалось даже делать шаг самостоятельно. Ему нужно было только взглянуть вперед — и смотреть за тем, как пытающиеся разгадать все уровни его планов противники сходят с ума — потому, что в любой момент план Озпина мог иметь в себе сотню слоев... И ни одного вовсе.
Синдер гордилась своим умом и внимательностью, своим почти паранормальным чутьем на планы и манипуляции, но она была ребенком против Озпина... В прямом смысле — сравнивая их возраст Синдер была младенцем, едва пришедшим в этот мир, против опытного и хитрого старика, чья цель и действия заставили его научиться всем искусствам его ремесла.
И Озпин владел своей репутацией, превратив ее в еще одно оружие, применяя то легко и свободно... Кроме тех случаев, когда это было только еще одной обманкой, скрывающей то, что план Озпина заключался в отсутствии плана.
Синдер прикрыла глаза, чувствуя, как холодит ее лоб стекло окна лимузина, будто бы надеясь на то, что оно было способно охладить ее пылающий разум.
* * *
Джонатан смотрел за тем, как приближается постепенно Атласская академия охотников — или просто Атлас, как оно когда-то называлось... Ха, академия Атлас, ставшая городом, что превратился в целое государство... Было в каком-то смысле иронично и подходяще, что история государства Атлас заканчивалась там же, где она когда-то началась.
Джонатан отдавал себе отчет, даже не на уровне каких-то затаенных от своего разума мыслей, а вполне осмысленно, что Атлас был мертв. Может быть официально на картах он еще мог рисоваться в качестве отдельного самостоятельного существующего государства, простиравшегося сетью городов-анклавов по Солитасу и даже к северному побережью Мистраля, фактически это мало отличалось от привычки людей еще какое-то время после смерти своих знакомых говорить о них в настоящем времени. Атлас был мертв, и Джонатан прибыл с целью произнести время и место смерти и зачитать посмертную волю усопшего. Понадеяться на то, что он сможет передать наследство настоящему ребенку...
Но Джонатан понимал, что все не закончится так просто.
На этих похоронах было слишком много дальних родственников, амбициозных наследников и наемных плакальщиков, и, в отличии от иных, более простых случаев, когда законы государства поддерживали правильный и подходящий порядок наследования — в данном случае погибшим было само государство, и не было закона, поддерживающего порядок в случае его гибели.
Ближе чем к цивилизованному прочтению последней воли усопшего это было похоже на странный трайбализм, при котором каждый из участников желал оторвать кусок мертвой плоти, надеясь, что в каком-нибудь мистическом ритуале поглощения того они станут сильнее и лучше.
И Джонатан знал, что странные мистические ритуалы иногда давали совсем не мистические результаты.
Атласская академия приближалась и приближалась в восприятии Джонатана, превратившись из размытого шпиля на горизонте сперва в одинокую башню, затем в крупный комплекс, а в конце концов — в полноценного колосса в его сознании, облепленного одновременно охраной, молчаливо обозревающей свое окружение, и репортеров, что-то отчаянно вещающих в свои камеры и микрофоны, иногда с радостными лицами, иногда с хмурыми. По лицам можно было даже понять, к какому из лагерей они принадлежали и из какого государства прибыли — хмурые были из лоялистов Атласа, воодушевленные из Гленн, спокойные из Вакуо и Мистраля, а задумчивые из Вейла и Менажери.
Джонатан, многими считавшимся ключевым игроком в ожидаемом саммите, прибыл, естественно, последним, закрывая длинную плеяду высокопоставленных гостей, вместе с тем словно бы отрезав происходящее за закрытыми дверями академии от внешнего мира. Словно бы судьба Атласа действительно решалась за закрытыми дверями официального собрания, а не была решена давно, в кулуарах и измышлениях игроков, долгие месяцы обдумывавших свои ходы и их последствия. Происходящее сейчас было не саммитом в плане совещаний и поисков решений и компромиссов, сколько просто озвучиванием уже произошедшего, определения воли и медленным движением поезда по уже проложенным рельсам...
Джонатан на мгновение вспомнил событие, произошедшее когда-то в Вакуо несколько лет назад. Пустыня, Джонатан, Джеймс... И словно бы замедленная съемка, снимающая то, как с неумолимой решительностью два поезда движуться к столкновению, каждый из машинистов осознает свой путь, но уже неспособен остановить тот, глядя на то, как отчетливее и отчетливее становятся видны подробности будущей катастрофы...
Джонатан помотал головой, чувствуя, как останавливается лимузин, прежде чем продвинуться к двери и, мгновение спустя, когда та открылась — сделать из нее первый шаг.
* * *
Синдер не была слишком привычна к телевизионным камерам — хотя и пережила полагающиеся ей испытания известностью и сиянием экранов и белоснежных отполированных улыбок репортеров или ведущих. Она не любила подобные занятия — конечно, видеть свое лицо, улыбающееся с обложки очередного модного журнала было приятно, это словно бы утоляло немного голос Синдер до ее признания — но это было в конце концов не тем, к чему стремилась Синдер.
Если говорить о силе, то ее популярность и уважение к ней, восхищение ей и сам факт того, что она могла появиться в каком-нибудь журнале в качестве модели был приятен — это было демонстрацией того, как велика была ее власть и сила относительно ее окружения, как влиятельна и знаменита она была — еще один кирпичик в основание ее собственного убеждения, ее силы...
И вместе с тем, если говорить о признании, то Синдер не могло волновать еще меньше отношение людей к ней. Синдер плевала на общее мнение окружающих ее людей и на каждого в отдельности, ценя признание ее заслуг от прохожих на том же уровне, на котором она ценила самих этих прохожих — иными словами, лишь на одну ступень выше брошенного мимо дороги камня.
Синдер выше ценила мнение своей команды, еще чуть выше — мнение Норы, затем она достаточно сильно ценила мнение Нио... И выше всего остального мира вместе и по отдельности Синдер ценила мнение Джонатана.
И Джонатана мало волновало, появлялась ли она в качестве модели или случайной жертвы телекамеры.
Нет, конечно же, он восхищался каждым ее появлением и всегда хвалил ее за то, что она появлялась на интервью или сверкала улыбкой перед камерами жертвуя очередные суммы очередному приюту... Но он восхищался не меньше тогда, когда Синдер делала это без сверкания телекамер рядом с ней.
И это означало, что камеры не значили ничего для Джонатана — а значит решение о их существовании и их влиянии определяла Синдер.
И Синдер... Безусловно, ей нравилось быть в центре внимания. Еще одно доказательство ее силы, доказательство ее длительного пути вверх, доказательство того, что она больше не была слаба, как раньше, что она изменилась, стала другой и...
Синдер не нравились телекамеры.
Ей нравилось быть в центре внимания — частью своего разума — и частью своего разума ей хотелось убраться как можно дальше из-под внимательного взгляда телекамер, словно бы подсвечивающих каждую ее мелкую деталь, записывая каждое ее слово, позволяя любому желающему взглянуть на Синдер тогда, когда она уже забыла о прошлом интервью, позволяя им увидеть то, что Синдер им показала. Возможно, увидеть то, что Синдер не хотела им показывать.
Как будто бы стоя под механическим глазом бездушной машины Синдер неожиданно оказывалась под взглядом всего мира...
И Синдер знала, как жесток и равнодушен может быть весь мир вокруг.
Поэтому, отведя взгляд от камеры и приняв ту позу, что она должна была поддерживать все время саммита, Синдер молчаливо сделала шаг вперед, позволяя Нио появиться из лимузина, и замерла, глядя в спину Джонатана, остановившегося на секунду, прежде чем, легко постукивая своей тростью, двинуться по ковровой дорожке вперед.
* * *
Джонатан обменялся рукопожатием с генералом Айронвудом, но улыбка того была пуста и безжизненна под холодным взглядом телекамер, пытающихся уследить в коротком жесте обмена любезностями за силовой и переговорной динамикой между двумя лидерами двух кажущихся для простых людей переговорных фракций.
За спиной генерала Айронвуда появилась на мгновение фигура Озпина, попавшая в кадр, но тот исчез спустя мгновение, словно бы мелькнувший между деревьев призрак — настоящий противник Джонатана на все время совещания... Нет, во всем вопросе устройства Атласа — возможно, устройства Ремнанта.
Рядом мелькнула еще одна фигура — молчаливый фавн, директор Хейвена, академии охотников Мистраля, служащий больше для придания влиятельности происходящему саммиту, в качестве массовки, чем исполняя волю одну из сторон.
За его спиной — улыбающийся джентльмен почтенных лет, чье лицо хранило на себе множество морщин в уголках его рта, будто бы улыбка была ему привычнее, чем серьезность, и его глаза так и стремились приобрести хитрый и насмешливый прищур — еще один человек из Мистраля, глядя на которого Джонатан разрывался между желанием начать диалог с тем — и заткнуть свои уши, стараясь не пропустить ни одного его слова в свой разум.
Затем, еще одна массовка — женщина средних лет с достаточно безвкусным колье из небольших бриллиантов, плохо сочетающихся с ее прической и подкрашенными губами, советница из Вакуо, скорее пытающаяся сыграть роль "еще одного важного чиновника", чем являющегося им, чья функция заключалась исключительно в том, чтобы подать знак — "Вакуо все еще живо, все еще существует как государство."
С другой стороны против них — Гира Белладонна, старающийся поддерживать ауру серьезности вокруг себя, но не требовалось обладать особыми чувствами мага, только банальной внимательностью, чтобы увидеть, что он чувствовал себя явно не в своей тарелке — это было справедливо для саммитов, высшего общества, Солитаса, Атласа, академии охотников и свете софитов единовременно. Его жена держала себя гораздо лучше, хотя ее периодически сбивающийся взгляд, следящий за минутными движениями репортеров и телекамер, и передавал, что та не испытывала той уверенности в данный момент, что она пыталась показать.
С другой стороны от них находилась Робин Хилл, прибывшая в сопровождении двух своих заместителей. Джонатан впервые видел Робин лично — успев наслушаться о той он не мог полностью удержаться от того, чтобы не провести взгляд по ее фигуре, подмечая как совсем чуть-чуть отличался вид ее искусственной ноги под покровом ее штанин, замечая, как сама Робин пыталась обвести взглядом его самого.
Знакомства, ничего не значащие фразы, приветствия и "я надеюсь, что вы добрались до Атласа без происшествий..."
Джонатан бросил один единственный взгляд позади себя, отмечая, как молчаливо, поддерживая свою выучку, следует за ним команда молодых охотниц, после чего чуть кивнул в сторону стоящего рядом агента КРСА.
Агент в свою очередь перевел нечитаемый взгляд на агента Атласа, стоящего напротив, после чего оба немного кивнули друг другу, казалось, двигая исключительно глазами, прежде чем еще одно легкое движение со стороны агента Атласа заставило мужчину сделать шаг вперед, — Благодарю за радушный прием, но, думаю, у нас еще найдется время для официальных приемов и празднований после завершения официальной части. Как все, я думаю, уже были осведомлены, официальные переговоры пройдут без присутствия телекамер и любых репортеров, так что я попрошу уважаемую прессу покинуть территорию академии.
После этих слов по холлу разнесся приглушенный шорох и топот ног, пока кто-то пытался ухватить последние мгновения разрешенной съемки, надеясь на то, что ему попадется какой-то провоцирующий кадр, но спустя мгновение академия оказалась покинуты — внутри остались только официальные делегации... И агенты, обеспечивающие их безопасность.
Молчаливо Джонатан поднял взгляд, касаясь на мгновение взгляда каждого из участников... После чего сделал шаг вперед, в едином моменте понимания воплощая движение поезда по определенным рельсам к уже определенному итогу.
Исход саммита был определен — каждый из присутствующих это знал... Но никто не догадывался, как именно.
Саммит
Главный саммит современного мира. Первый международный саммит, действительно посвященные решению насущного геополитического кризиса, затрагивающего весь Ремнант. Предмет столь многочисленных теорий и обсуждений, слухов и спекуляций — любой, кто вообще когда-либо интересовался тем, что показывают в новостях хоть раз представлял себе, что на самом деле будет представлять из себя подобное событие...
Озпин, в свою очередь, не просто представлял себе подобное — он был одним из организаторов саммита, воспользовавшись всеми своими навыками и знаниями прошлых жизней, организовывая тот.
Тем более, что, формально говоря, у Озпина существовал однозначный, простой и понятный повод для организации саммита — для того, чтобы вытянуть на переговоры каждого из своих политических противников и союзников. Можно было считать появление Озпина попыткой защитить своего союзника — упорного, неподготовленного, но в конце концов надежного и стремящегося к лучшему генерала Джеймса Айронвуда.
