И он действовал. Как и всегда.
Спасал друзей. Предавал друзей. Убивал друзей.
Джеймс Айронвуд. Его верный сторонник. Его дорогой друг.
Брошен, как переставший иметь значение. Как переставший быть удобным.
Джеймс думал, что разлад с Озпином произошел тогда, когда он ввел войска в Мантл. Когда Джеймс убрал приближенных Озпина из его армии. Когда изменил каналы связи.
Озпин бросил Джеймса намного раньше.
Джеймс был хорошим охотником. Хорошим генералом. Хорошим человеком.
Плохим инструментом. Плохим стратегом. Плохим союзником.
Джеймс думал, что избавил армию, политику, экономику Атласа от влияния Озпина — но это было не так. Озпин давно был готов к этому.
Озпин никогда не раскрывал все карты на своих руках.
Жак Шни был удален из политических игрищ Атласа с помощью силы Джеймса — но это не значило, что Озпин не смог бы привести того к покорности самостоятельно. Люди Озпина были убраны из армии Атласа — но это не значило, что их там не осталось. Поставки оружия повстанцам Мантла производились Джонатаном — но это не значило, что Озпин не прикладывал к этому свою руку.
Джеймс был полезен — но был своеволен. Он не мог удержать того, что нарастало в глубинах Мантла. Он и не должен был.
Аифал, Джонатан, Озпин, Кварц, Салем — пять самых крупных фигур на политической шахматной доске мира. И все они хотели падения Атласа.
Салем видела в этом ослабление Атласа, Озпин видел в этом возвышение Мантла. Салем видела в этом гибель сильнейшей армии Ремнанта — Озпин видел в этом потенциал создания куда более могущественной армии.
Население Атласа с учетом всех нюансов составляло не более миллиона, население Мантла — почти десять. Семь по официальной версии.
Мантл был куда более могущественные в перспективе. Салем была тактиком — Озпин был стратегом.
Озпину было жаль Джеймса.
Но куда больше ему было жаль тех миллиардов, что погибли когда-то по его вине. Тех, ради кого он продолжал действовать даже спустя столько лет.
Что такое двадцать, или даже сто тысяч потерь в революции, по сравнению с миллионами тех жизней, что они смогут спасти в дальнейшем?
Ресурсы. Люди. Деньги.
Три взаимозаменяемых фактора.
Озпин улыбался своим друзьям. Кроу, Саммер, Теодору, Лео — с недавних пор даже Глинде, молодой помощнице учителя, избранной на роль будущей девы вместо изначально предложенной Синдер или же Нио.
Ему было отрадно видеть Саммер, обнимающую своих дочерей. Слушать пьяный сарказм Кроу. Наблюдать за неумело скрытым юношеским энтузиазмом Глинды.
Это не отменяло их полезности.
Кроу, через которого Озпин имел выход на Рейвен — а значит допуск на всю внутреннюю кухню Менажери. Саммер, самая сильная их подконтрольных Озпину охотниц. Глинда, будущая избранная дева.
Винтер Шни, до которой дотянулся сам Озпин, прибирая к своим рукам будущее политическое орудие, уводя ту от будущих событий в самом центре Атласа. Джонатан Гудман, поставщик стратегически важных артефактов — и услуг. Робин Хилл, символ назревающей революции Мантла.
Возвышение Гленн действительно изменило его.
Он хотел помочь людям. Действительно хотел им помочь.
Как жаль, что они не могли помочь себе сами.
Упрямость ли это Джеймса Айронвуда, неопытность ли это Глинды Гудвитч, или наивность это Робин Хилл — они не могли помочь себе сами. Они не могли действительно осознать того, что осознавал Озпин.
Салем не дремлет. Гримм лишь выжидают своего часа. Они еще возьмут плату за беспечность человечества — плату кровью.
И Озпин вновь будет бежать по разрушенной цивилизации, спасая жалкие остатки человечества.
Учитывая, сколько раз проходили они через "бутылочное горлышко" популяции — возможно следующее подобное прохождение и приведет их к вымиранию. Возможно в следующий раз близкородственное скрещивание приведет к тотальному вырождению. Но как люди могут осознать это? Осознать проблему в масштабах всего человечества, в масштабах выживания вида, в масштабах эонов и эпох?
Орда, надвигавшаяся на Вакуо, была обнаружена Кроу. С тех пор, как Джеймс оказался потерян для Озпина — его другие подчиненные стали играть более важную роль. Кроу стал более полезен — и именно его наблюдение позволило увидеть орду гримм, движущуюся к Вакуо.
Огромная орда. Орда, что могла навсегда надломить несломимую волю Вакуо.
Лишь одна из многих подобных орд.
Джеймс должен был вмешаться, чтобы не допустить гибели Вакуо. Снизить потери с миллионов — до нескольких десятков тысяч. Небольшая катастрофа, которую Озпин не сможет вспомнить всего через пару десятков перерождений.
Повод ослабить Джеймса. В суматохе сражения может погибнуть не один высокопоставленный офицер, верный Айронвуду. Их могут заменить люди, верные Озпину. Верные ему невидимо для Айронвуда.
Сделать будущий переворот как можно более бескровным. Организовать сдачу оружия и отказ сражаться с бунтовщиками.
В идеале победа Озпина будет совершена ценой лишь одного жизни. Жизни Джеймса Айронвуда.
Озпину было жаль Джеймса. Но Озпин знал, что тот его поймет.
В целях спасения человечества всем необходимо было чем-то жертвовать.
И жертвовать друзьями Озпину было не впервой.
* * *
Величайшей добродетелью Салем всегда было терпение.
Она умела ждать. Днями, годами, эпохами.
В любых условиях.
Она умела молчаливо ждать тысячами лет, если это было необходимо. И в ожидании своем Салем могла копить силы, а могла пережидать неудачи, сводя на нет все проблемы и преимущества, возвращаясь обратно на исходные позиции от раза к разу. Ожидание было привычно для Салем, как, возможно, величайшее ее оружие. Молчаливым ожиданием Салем могла выигрывать сражения, войны, эпохи...
Но выиграть навсегда ожиданием Салем не могла.
Как странно было Салем, что спустя тысячи и тысячи лет она все также стояла на исходной позиции. Против все того же Озпина, с одной и той же ролью у двух актеров. Меняются декорации, а сюжет остается одним и тем же. Сражение, сражение, сражение — и вот они вновь на своих позициях.
Пади сегодня все Королевства мира — и через тысячу лет Озпин вернется вновь — в новом обличье, с новыми мыслями, с новыми методами — и старыми целями.
Искорени он Салем вновь — и она вернется через тысячу лет. Столь же неизменная — и столь же могущественная.
Никто так и не смог победить в их войне за тысячи лет. Кто-то подходил к победе — но никто никогда не мог совершить последний шаг. Словно бы сама судьба разводила их каждый раз по разным углам ринга, готовясь дать отсчет новому раунду их бесконечного спарринга. Сколько уже раз это происходило? Сколько раз это еще произойдет?
Что изменилось на сегодняшний день? Что изменилось по сравнению с тысячами поколений, что она уже пережила? Ничего.
Всего несколько жалких Королевств — по сравнению с племенами из сотен, десятков даже людей, что бежали когда-то от ее гнева — это были достойные результаты. Орда, что она отправила на Вакуо? Это была даже не кроха великих орд прошлого, что пожирали целые континенты — один раз буквально.
Армия на защите Ремнанта? Даже не отголосок величайших армий этого мира — который когда-то еще не звался Ремнантом.
Технологии? В который раз они вновь и вновь переоткрывали одни и те же законы, меняя их имена и формулировки — это было несравнимо с технологическими чудесами прошлых эпох.
Ресурсы? Наивные народы Ремнанта — им казалось, что они выцарапывают невосполнимые ресурсы — не осознавая, что сами они в свою очередь станут лишь удобрением для будущей цивилизации.
Так происходило — и так будет происходить всегда.
Салем была не в спешке. Ей было все равно, уничтожит ли собранная ей орда Вакуо или нет. Через неделю или через миллениум — город перестанет существовать в любом случае. Если бы ей было нужно только уничтожение Вакуо — она могла бы просто ждать, наблюдая, как расцветает и увядает еще одна цивилизация.
Нет, то, что нужно было ей от ее нападения было не гибелью Вакуо.
Ей была нужна лишь информация.
Люди умирали, реки пересыхали, континенты продолжали свое неспешное движение — даже звезды гасли. Лишь двое всегда оставались неизменными — Салем и Озпин. Два последних осколка навсегда утерянной эпохи. Два неизменных столпа магии этого мира.
И каково же было ее потрясение лицезреть того, кто смог стать третьим.
Салем не знала принципа, по которому она оставалась бессмертной. Когда-то она искала способ избавиться от своего проклятия.
Хах, если бы только Озпин знал, что все его ужасающие эксперименты относительно ее бессмертия были проведены ей самостоятельно — и уже очень давно.
Салем просто не могла умереть — как бы она не старалась. На это были неспособны ни природные угрозы, ни рукотворные ужасы. Это было божественным проклятием для нее — не более, чем легкомысленной отмашкой богов на ее действия. Как не старалась она, как не изучала это — сегодня она не была ближе к пониманию своего бессмертия чем в тот день, когда она оказалась им проклята. Салем была бессильна.
Ничто не идет против божественного закона. Это было правдой этого мира.
Кроме самой божественной силы.
Салем была той, кто наблюдал за столкновением богов — Салем видела, как те сражались между собой... И были равны.
Единственным, что могло противостоять божественной силе — была иная божественная сила.
Созидание, разрушение, разум, решительность...
И магия.
Хотя в легенде, излюбленной Озпином, четыре реликвии были дарованы человечеству по четырем дарованным им качествам — Озпин всегда обходил стороной пятую, столь иррелевантную в данных условиях черту. Магию.
Магия была дарована богами по их желанию — и была по их желанию отобрана. Но — не до конца.
Салем. Озпин. Джонатан Гудман.
Салем не могла уничтожить свое проклятие магией. Не мог сделать этого и Озпин.
Мог ли это сделать Джонатан Гудман?
Стремлением Озпина всегда было "победить", но стремление Салем не было таковым же. Стремлением Салем было "умереть".
Просто так получалось, что по разумению Салем, два их стремления ставили их друг против друга, раз за разом.
Мог ли Джонатан Гудман исполнить мечту Салем в таком случае?
И если на то была возможность... Салем была готова идти по головам.
Ей было не обойти Озпина в его интригах... Но даже у самого могущественного человека Ремнанта было лишь конечное число глаз.
Глаза, что было так тяжело держать открытыми, если бросить в них горсть песка из пустынь Вакуо.
* * *
Аифал не был всемогущим.
Вопреки мыслям самым могущественных и величайших, самых осведомленных и самых параноидальных — Аифал не был всемогущим. Даже он не мог контролировать весь мир, даже он не мог гарантировать абсолютную эффективность всех своих действий. Идеал, к сожалению, был недостижим.
Аифал не мог удержать Жака Шни на плаву. Ох, он пытался — он действительно попытался, подозревая изначально, что он сражается на далеком поле исключительно с Генералом — и ему удалось ненадолго остудить его пыл... Прежде чем обнаружить себя неожиданно на стороне проигрывающего.
Аифал пытался — но там, где Джеймс Айронвуд был не более, чем ребенком на его фоне — маячившая тень за его спиной наводила страх даже на Аифала.
Озпин. Имя, что было более сакрально, чем имя самого Аифала.
Об Аифале знали, может быть... Сто? Двести? Даже пять сотен самых могущественных, самых удачливых — или же самых неудачливых — людей на свете. Шептались о его способностях, пытались избежать его — а иногда и использовать его самого. Аифалу нравились последние — он позволял им использовать его возможности, только для того, чтобы они разнесли весть о его "слабости", о его "слепом пятне", приманивая новых и новых мух за собой в его паутину.
Об Озпине знал только он.
Это могло показаться неправдой — об Озпине знали его союзники, его противники — но никто не знал, каким Озпин был на самом деле. Это было подобно тому, как глядя на неизвестные уравнения обычные люди могут лишь пожать плечами, сдаваясь перед его сложностью — и лишь ученый может закричать в ужасе, увидев среди букв и чисел единственную пометку, что объясняла бы ему абсолютно все, что он не понимал в прошлом.
Салем не было равной в ее опыте, но она не была политиком. Даже спустя тысячелетия она так и не смогла понять, насколько на самом деле был опасен Озпин.
Когда Аифал впервые понял, что руками Джеймса Айронвуда верховодит Озпин — он осознал тщетность своих попыток удержать того на плаву. Да, он мог сопротивляться, мог сражаться, но не мог победить. И будь в его руках ы тысячу раз больше средств и знакомств, в тысячу раз больше времени — он мог лишь отсрочить падение Жака Шни.
Озпин потерял в возможностях — но вовсе не растерял своих умений. Аифал же достиг своего абсолютного пика — в то время как Озпин лишь наращивал свою мощь.
Когда шесть лет назад он вновь заключил сделку с Салем — Озпин казался ему опасностью лишь на горизонте. Неясным, маячившим силуэтом, пугающим рационально — осознанием своей опасности — как может пугать приставленный к твоему горлу клинок. Но он не вызывал животного ужаса у Аифала, как вызывают иррациональные страхи у людей, обращаясь куда-то глубже, нежели понимание. Аифал глядел на него как на покрытого ржавчиной колосса — величественную фигуру, забытый символ ушедшей эпохи.
Как впился страх в человека, что впервые увидел движение горы, просыпающейся от векового сна.
И более всего забавно было то, что "вековым сном" это было лишь для Аифала. Он проживал лишь седьмой десяток лет — рассказы об Озпине, что был полторы или две сотни лет назад для него были "историями прошлого". Для Озпина и Салем это же было не более, чем мгновение остановки для передышки.
Шесть лет назад Озпин был для Аифала реликвией прошлого не меньшей, чем старинные обелиски или полуистлевшие записи под стеклом музейных выставок. И вот сейчас его тень нависла над Ремнантом вновь.
Аифал мог направить все свои силы против Озпина, всю свою мощь, все свои ресурсы — и этого было мало.
Озпин возвращал себе былую силу. То, о чем он слышал только в уже бесконечно далеких предостережениях Салем.
Аифал считал, что одним из важнейших показателей успеха являлось ничто иное, нежели удача. Самая обычная и самая настоящая удача.
Аифал был благословлен удачей.
Ему повезло родиться с его телом, его резервами ауры, его проявлением. Ему повезло оказываться неоднократно в нужном месте и в нужное время. Ему повезло встретиться с нужными людьми.
Ему повезло, что он создал собственную великую империю...
Ему просто не повезло встретить Озпина на пути.
Аифал мог бросить всю свою империю на сожжение ради уничтожения Озпина — и это бы не значило ничего в конечном итоге. Все, что он мог сделать — это замедлить рост Озпина. Наблюдать, как всего за шесть лет, без всякого удачного случая, Озпин возвращает себе мощь, что лишь при великой удаче Аифал построил за сорок.
Аифал все еще обладал большими сетями, большими резервами, большими возможностями... Но сейчас он уже не видел Озпина с высоты своего пьедестала. Сейчас он мог лишь наблюдать, как тот медленно поднимался к нему по лестнице. Медленно. Неотвратимо. Шаг за шагом.
