Это было хуже математики!
По крайней мере в математике Нио примерно понимала принцип работы — числа и буквы, с ними происходили какие-то действия и все приходило к утверждению — это равно или не равно такому-то числу. Все просто и понятно.
Как она должна была оценить фразу вроде "для этого ритуала в круге должен был быть символ зверя Aer и звезды Terra." Это выходило за рамки ее обучения!
И вот ей нужно было сидеть в библиотеке, самостоятельно подбирая, какой символ значит что и чему соответствует... Сидеть в библиотеке! Серьезно! Пока Трифа пинала мяч с пацанами!
А по итогу все равно Джонатан говорил ей, что она не учла поправку на то, что сегодня Луна повернута другой стороной и нужно было повернуть шестиконечную звезду соответственно новому положению Луны! За что и почему?!
Когда Нио думала о магах — даже если ей вспоминались маги, сидящие в башнях — она не задумывалась о том, а на кой черт они забрались в эти башни?!
Потому, что они сидели и считали какую-то чушь!
Нио уронила голову на сложенные перед собой руки, прежде чем поднять взгляд вновь.
От прошлого взгляда на часы прошло тридцать секунд...
И самое обидное было даже не в том, что по итогу магия представляла из себя скучную заумь, связанную с подсчетами и рисованием — по линейке! Она рисовала пентаграммы по линейке! — а в том, что после всего этого ее не ждало метание огненных шаров! Нет, обучение Джонатана было сугубо теоретическим — в рамках общего курса.
Конечно, было интересно узнать о существовании других миров — но какая разница, если сама Нио не могла там побывать?! Это было даже хуже, чем поманить ребенка конфеткой и не дать тому конфетку по итогу!
Ну, узнала она о том, что мир состоит из пяти элементов — и что дальше? Ее практически обманом заставили просто выучить несколько дополнительных предметов, сказав, что это была магия — Нио чувствовала себя обманутой, как никогда в жизни.
По крайней мере Джонатан все же сделал ей пару подарков на этот счет...
Нио приподняла чуть взгляд с уроненных рук, прежде чем взглянуть на Синдер и вздохнуть сожалеюще, глядя на ее спину.
Вообще-то в Королевской Школе Гленн существовала официальная школьная форма — но Синдер и Нио было разрешено пользоваться некоторыми поблажками, так что Нио могла видеть, как на приоткрытом участке спины Синдер отчетливо виднелись контуры небольшого круга и вписанной в него пятиконечной звезды — в центре которой покоилась шестиконечная. У Нио была такая же татуировка, и Нио также знала, что на самом деле этот узор был даже сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Если присмотреться очень внимательно — наблюдатель бы смог заметить, что каждая из сторон этого символа не была сплошной черной линией — это были последовательницы иных узоров, переплетающихся друг с другом линий и завитушек. Кругов и квадратов, линий и полос... Джонатан целый месяц запирался в своем кабинете, перерисовывая одну линию за другой, пока не получил итоговый идеальный вариант, ныне нанесенный в качестве татуировок на спинах двух его приемных дочерей. Нио было тяжело даже вспомнить полный список всего того, что умещалось в этом маленьком рисунке.
Возможность экстренной телепортации в несколько десятков заранее определенных мест, дополнительные резервы ауры на непредвиденный случай, экстренный канал связи друг с другом, с самим Джонатаном и отдельно отобранным отрядом КРСА, экстренный доступ к нескольким тайникам с наличностью, оружием, прахом, едой, медикаментам, одежде, бытовым вещам... Последним один раз Нио даже пришлось воспользоваться... Тот обед у Трифы дома она запомнила надолго.
И это было только началом — внутри покоились резервы ауры — и Нио даже не собиралась узнавать у Джонатана, как именно это работала — или она бы вновь нарвалась бы на двухчасовую лекцию о принципах работых квинтэссенции, в которой она все равно ничего не понимала...
Но Джонатану этого оказалось мало — и вместе с татуировкой, ценность которой уже приближалась к цене всей праховой компании Шни — Джонатан сделал подарок для Синдер и Нио. Изначально это было два кольца, но странно было то, что Синдер от подобной формы подарка отказалась. Странно это было для Нио — они были все же близкими подругами и не заметить... Определенной... Ладно, стоило называть вещи своими именами — одержимости Синдер Джонатаном — было сложно.
Сама она потом объяснила, что не хотела бы, чтобы Джонатан подарил ей какое-нибудь кольцо до того, как это все станет официальным — и к тому же сережки ей шли — но Нио не стала вдаваться в эти подробности, просто получив кольцо, что она носила на указательном пальце правой руки. Еще одна дополнительная гарантия от Джонатана — внутри хранилось столько магии, что Нио могла излечить пару больниц одним прикосновением — анализатор и нейтрализатор болезней и отравлений... Последнее было добавлено после личной просьбы Нио.
Трифа отвратительно готовила.
И это было только началом. Одежда, что сейчас была на ней? Тайный проект КРСА, настолько тайный и ценный, что за одно упоминание о нем можно было исчезнуть из официального документооборота навсегда — с защитными качествами как у среднего бомбоубежища.
Заколка для волос? В ней было столько энергии, что в случае чего Нио могла бы питать половину Гленн, просто закинув это в печь на электростанции — Нио даже не была уверена, зачем именно ей было это нужно. Джонатан же просто сказал, что лучше было иметь подобное, чем не иметь — и Нио пришлось согласиться с этим.
Ее кроссовки — а туфли ее не заставила одеть даже школа — могли выжечь небольшую орду гримм исключительно своим присутсвием.
Нио вздохнула и перевела взгляд.
Еще тридцать секунд...
Джонатан...
Изменился, пожалуй.
Нет, он все также был тем же самым Джонатаном, но... Другим?
Несостоявшееся покушение... Заставило его пересмотреть свое восприятие реальности. Его уязвимость. Уязвимость тех, кто был близок к нему.
Нет, Нио только радовало, что Джонатан начал куда больше волноваться о своей безопасности, но... Странным образом, именно когда Джонатан стал уделять куда больше внимания своей безопасности — именно тогда он начал подвергать себя большей опасности.
Нио была немой, а не слепой. Она видела иногда, как он исчезал из дома, чтобы вернуться вновь — уставший, голодный, грязный... Иногда раненный.
Нио спрашивала у него, чем именно занимался он — на что он только отмалчивался — или отвечал уклончиво, говоря, что был занят делами, связанными с Озпином.
Нио знала, что он доставляет иногда грузы в Мантл, поддерживая сопротивление. Иногда он охотится на гримм, изучая их. Несколько раз его видели совместно с Рейвен — еще до того, как она официально перешла в армию Менажери — но информация об этом очень быстро исчезала.
Нио казалось, что чем больше Джонатан понимал, насколько опасна была ситуация вокруг него — тем больше он стремился подвергнуть себя этой опасности, чтобы...
Чтобы не подвергать их...
Нио перевела взгляд на часы и вздохнула.
Впереди ее ждало еще двадцать минут математики...
Время
Озпин прожил настолько долгую жизнь, что не существовало никакой возможности для стороннего человека поверить в это.
Тысячи лет. Сотни поколений.
Тысячи лет он боролся с Салем. Сотни поколений он убивал ее.
Через уловки и шантаж, через армии и политику, через законы и экономику — не было средства, что он не использовал в борьбе против Салем.
Не было средств, до которых он не опустился в борьбе против Салем.
Сперва он убивал ее. Просто и безыдейно.
Магией, клинком, ядом, огнем, удушением — не было на свете такого способа, что он не испробовал на Салем.
Но этого было мало. Слишком мало.
Он отрубал ей голову — но Салем отращивала новую. Он удушал ее пока она не перестанет дергать руками — и все лишь для того чтобы открыть глаза вновь. Он сжигал ее тело дотла в печах — и она поднималась из пепла.
Человеческий разум способен дойти до самых невероятных методов, до самых тяжелых мер, когда ему дана воля.
Озпин поймал Салем, после чего разделил ее тело на части. Каждую часть он залил бетоном, после чего часть из кубов он сбросил в бездну моря, часть закопал, часть доверил людям, и часть сбросил в вулканы.
Это было поступком, что мог вызвать оторопь, омерзение, ужас у наблюдающих это.
Озпин, защитник человечества, гениальный охотник, один из последних магов, из последних осколков старого мира, что совершал ужасающие поступки.
Женщина, которую он любил. Мать его детей. Его возлюбленная соправительница мира.
Разорванная на части. Тело, искалеченное до предела.
Салем все также продолжала чувствовать боль.
Она стала бессмертной, но не бесчувственной.
Озпин причинял ей боль. Ужасающую боль.
Этого не хватило. Никогда не хватало.
Салем и Озпин были всегда вдвоем, равны — и вместе с тем Озпин действительно был проклят. Его магия слабела. Постепенно, по капле, она утекала из его тела.
Магия Салем же нет.
Безумие боли могло удержать ее — но не могло уничтожить ее. И даже сотни лет передышки, что Озпин получил тогда, не остановили ее.
Озпин и Салем все также оставались людьми. В своей сути, если так можно сказать, они были людьми.
А люди привыкают ко всему. Даже к боли. Даже к смерти.
Даже если тело Салем было разорвано на части — это не могло уничтожить ее разум. И проведя сотни лет в агонии она смогла найти в себе силы вырваться из нее.
Мгновение за мгновением она подтачивала свои оковы. Бетон разрушался, пламя утихало, лава остывала.
И спустя четыре сотни лет она вырвалась вновь.
И она желала лишь мести.
Ремнант не зря назывался так. Это были все, кто выжили.
Озпин застал шесть цивилизаций. Пять из них погибли. Погибли по его вине.
Когда Салем вырвалась из его кандалов — она была в бешенстве. Была в ярости. Была в безумии.
Каждый раз, когда Озпин находил новое средство, новый способ обезопасить мир от Салем — она находила новый способ вырваться на волю. Каждый раз, вновь и вновь.
И каждая отсрочка, каждый такой способ, что связывал Салем на столетия — всегда заканчивался одинаково.
Вырываясь Салем ударяла с новой силой.
Четыре раза Салем практически уничтожила этот мир. Четыре раза в бешенстве и злобе она выпускала на волю всю мощь своих гримм, заставляя Озпина уходить на волоске от смерти — окончательной смерти всех разумных этого мира. Уходить по руинам прошлых цивилизаций, бежать по трупам, глядя на стертые навсегда с лица Ремнанта города, на миллионы, миллиарды людей, брошенных гнить под открытым небом. Глядя в глаза своим ошибкам.
Расчленение. Бетонирование. Аннигиляция. Кислота. Лава. Глубина. Время. Изоляция.
Ничто не могло остановить ее навечно. Она возвращалась вновь и вновь.
Озпин однажды совершил невероятное.
Хотя прах и не работал вне пределов атмосферы Ремнанта — Озпину удалось однажды избавиться от Салем таким образом.
Он просто выбросил ее в открытый космос. Просто? Нет, он целенаправленно отбросил ее в космос — в направлении ближайшей звезды Ремнанта.
Озпин знал, какова скорость света в вакууме. Он добился ее в тот момент.
Спустя восемь минут и тридцать секунд Салем была уничтожена окончательно.
Или, ему казалось так.
Как могла Салем выбраться из этой ловушки? Гравитационное притяжение, невероятная температура, вакуум космоса — какой еще шанс оставался у нее?
Тогда Озпин вновь потерял часть своей силы — но ему казалось, что наконец-то он добился победы. Смог навсегда избавиться от Салем. Навсегда уничтожил женщину, которую он любил.
Спустя восемнадцать тысяч лет она вернулась вновь.
Озпин до сих пор не знал, как именно она сделала это. Он мог теоретизировать вечность — неужели для ее существования не нужны были даже атомы ее тела? Могла ли она обратится в энергию и вырваться из ловушки Солнца? Создала ли она идеального гримм, способного спасти ее?
Озпин не знал — не мог узнать.
Ее возвращение произошло тогда, когда цивилизация достигла своего пика. Люди уже подготавливали корабли для колонизации далеких планет, орбитальные станции уже парили за пределами атмосферы планеты, были забыты такие слова, как "гримм". Но она вернулась.
И она уничтожила их вновь. Уничтожила всех. До основания.
Безумие Салем нельзя было остановить.
Она находила Озпина, раз за разом, год за годом, и заставляла его переживать вновь и вновь то, чему он подверг ее сам.
Озпину удалось спасти семьдесят шесть людей и двадцать семь фавнов тогда. Тысячелетиями они прятались от гнева Салем. Тысячелетиями Салем вела свою месть.
Она сохраняла жизнь схваченным людям, чтобы те смогли оставить потомство — после чего причиняла им боль. Для того, чтобы причинить боль Озпину.
Они кричали. Плакали. Смеялись.
Салем доказала Озпину, что на Земле возможно было причинить ему ту же боль, что испытывала она все это время.
Но Озпина не мучали кошмары. Он не помнил ни имен, ни криков, ни слов людей. Не помнил уже ни их языка, ни их песен, ни вида их городов.
Озпин прожил столь долгую жизнь, что само слово "время" больше не значило для него ничего. Имена, личности, события.
Победа уже ничего не значила для него самого.
Почему он продолжал бороться против Салем?
Просто потому, что такова была его жизнь. Его функция. То, что заставляло его действовать.
Озпин уже и не помнил, ни как выглядели все его воплощения, ни имен своих детей или жен. Он помнил кого-то из них — но лишь малую часть. У Озпина не было совершенной памяти — и это было единственным, что давало Озпину жить.
Даже воспоминания о гибели человечества стирались из памяти, вновь и вновь. Озпин терял личность и эмоции, и обретал их вновь, столько раз, столько тысячелетий...
Настоящего "Озмы" давно уже не существовало в мире. Единственная причина, почему он до сих пор продолжать существовать — Озпин сливался вновь и вновь с новыми личностями. Каждый раз, когда личность Озпина должна была перестать существовать — новая личность его нового тела становилась его личностью.
Если бы не это — Озпин давно бы исчез. Сломался бы, не выдержав груза, не выдержав бы времени.
Это был порочный круг — но единственный, согласно которому Озпин мог существовать.
Если он видел, как гибнет цивилизация — как мог он продолжать ценить юмор? Если он видел, как армии гримм пожирают миллионами людей — как мог он остаться не в здравом — в в каком либо уме?
Озпин перерождался вновь и вновь, забывая и вспоминая, каково это — быть человеком, быть живым.
Озпин убивал своих врагов и друзей столько раз, что он... Нет, его текущая личность, тот Озпин, которым он был, сам "Озпин" мог лишь удивиться от того, что это до сих пор вызывало в нем эмоциональный отклик.
И все же, Озпин продолжал существовать. Лишь потому, что всегда находился новый Озпин. Лишь потому, что новый Озпин продолжал действовать, вновь и вновь.
И вот, новый Озпин, должен был действовать вновь.
