Синдер схватилась за голову, чувствуя, как ей хочется рвать на себе волосы, будто бы надеясь, что этот легкий укол боли убедит ее в обратном — будто бы в этом был хотя бы какой-то смысл...
-Все хорошо, Синдер,— Синдер ощутила руку на ее плече,— Все хорошо.
Синдер подняла взгляд к Джонатану, глядя в его глаза.
Он не хотел их убивать. Он не стал их убивать. Но он не осудит. Он понимает.
Джонатан знал с самого начала — и он все равно здесь. Со мной.
Синдер, не сумев удержать эмоции под контролем, словно бы неожиданный взрыв вулкана, разрыдалась.
Слезы буквально брызнули из ее глаз, будто бы только выжидая подходящего момента, прежде чем Синдер бросилась вперед, обвив руками фигуру Джонатана, мгновенно прижавшись к тому своим лицом, чувствуя, как бегут по ее щекам слезы, пробиваясь сквозь преграду ткани к замершей грудной клетке.
Синдер хотелось прижаться как можно сильнее, будто бы именно это тело было ее самым грозным щитом, самой непреодолимой преградой, самой могущественной защитой...
И две руки оказались на ее плечах — прежде чем кто-то обнял ее, притянув и прижав ее сильнее к себе.
Джонатан.
Синдер плакала, не сдерживая себя, практически захлебываясь в своем плаче, проглатывая всхлипы только для того, чтобы разразиться новым рыданием. Одно за одним, сотрясая ее тело...
Не бойся, Синдер. Ты самая сильная.
И Джонатан обнимал ее, продолжая прижимать ее содрогающееся тело, позволяя ей рыдать, рыдать и рыдать, пока ее рыдания не перешли во всхлипы, всхлипы в мелкие подрагивания, а те в осознание.
Синдер прижималась лицом к насквозь мокрой рубашке Джонатана, продолжая обнимать его. Влажная ткань липла к ее лицу, но Синдер не хотела покидать этих теплых объятий.
Все хорошо, Синдер. Ты самая сильная.
Синдер продолжала и продолжала и продолжала держать Джонатана, даже не думая отстраниться от него.
-Я ненормальная,— Синдер произнесла в конце концов, так и не отстранившись от Джонатана, пробормотав в его мокрую футболку, не опуская своих рук, из-за чего слова Синдер прозвучали приглушенно и немного искаженно через ткань.
На эти слова Джонатан ответил только легким поглаживанием по спине Синдер, все еще прижавшейся к нему,— Нет, Синдер, ты — самая сильная.
-Это значит, что я — ненормальная,— Синдер ответила в том столь редком ключе, который она позволяла себе, когда спорила с Джонатаном — столь же редкое и столь же захватывающее событие, как Солнце, встающее на востоке.
-По определению если человек является "самым сильным" — он не подходит под описание "нормального", — Джонатан ответил почти с улыбкой, продолжая гладить Синдер по спине, позволяя той медленно ослабить свою хватку на нем и чуть отвести лицо.
-Я знала, что я "ненормальная" — но у этого слова есть множество определений и описаний. Я думала, что подхожу под одно из них — социопатия, садизм, мстительность — что угодно... Не то, что я буду такой ненормальной,— чуть отстранившись от Джонатана Синдер смогла ответить немного более внятно,— Что я не буду чувствовать ничего от произошедшего.
-Это как раз таки нормально, Синдер,— Джонатан продолжал проводить рукой по спине Синдер, ощущая, как начинает медленно выравниваться ее дыхание, переведя одну из рук на поглаживание по голове,— Просто ты оказалась не той Синдер, которой ты всегда себя видела... Так бывает. Так происходило со мной — так происходит со мной до сих пор...
-Разве? — Синдер подняла взгляд, взглянув в глаза Джонатана снизу вверх.
-Да,— Джонатан ответил просто, позволяя Синдер медленно расцепить руки и чуть отдалиться от промокшей фигуры Джонатана. Джонатан в ответ убрал одну руку, но все же оставил вторую на ее плече, позволяя Синдер все также чувствовать себя защищенной в этом мире.
Синдер выждала несколько секунд, прежде чем потянуться к кофе и сделал глоток, смывая неприятный привкус слез с языка горьким кофе, прежде чем вновь начать говорить,— Я... Думала об этом моменте. Так долго размышляла — до того, как я сбежала из отеля — как ты забрал меня — каждую секунду... Потому это стало проявляться все меньше, все реже — раз в минуту, потом раз в час, раз в день, когда я засыпала...
-Раз в день, в неделю, месяц — затем только на день рождения, раз в год... — Синдер сделала еще один глоток, прерывая свои слова и мысли, прежде чем отнести напиток от своих губ,— И вот, в прошлый день рождения... Я не вспомнила о нем. Весь день я не вспомнила о случившемся — больше года... Я забыла об этом.
-И когда ты сказал об Атласе... — Синдер слабо улыбнулась, глядя в черные разводы на стенках чашки,— Я вспомнила о случившемся... Подумала, что мне необходимо поставить точку...
Синдер сделала еще один глоток, прежде чем взглянуть на Джонатана — в его, как всегда, понимающий и спокойный взгляд,— Потому, что я думала, что я Синдер — та самая Синдер, которая когда-то сбежала из того отеля, которая когда-то жила в том месте... Не понимая, что в той книге не была поставлена точка — но я давно уже не пишу ту самую книгу.
-Я просто не знала, и... Наверное, я никогда не задумывалась о том, что все это... Просто прошло,— Синдер сделала последний глоток, отставив от себя чашку, прежде чем взглянуть на Джонатана,— Что все это действительно закончилось — в моей жизни больше не было Санни, близняшек, отеля... И я... Не знала, как на это реагировать.
Синдер замолчала после сказанного, прежде чем опустить взгляд и выдохнуть,— Наверное, это странно — не понять, что тебя больше не интересует эта тема, что все это прошло, забыть об этом моменте... Просто пропустить тот момент, когда ты перестаешь быть кем-то, кем ты был раньше, и становишься кем-то другим...
-В этом нет ничего странного,— Джонатан ответил вновь, после чего сделал еще один глоток из чашки чая,— Неотрефлексированная травма по итогу может вернуться в самой неожиданной форме... Включая подобную.
Синдер замолчала после этих слов, вместе с Джонатаном наслаждаясь моментом тишины, позволив тому допить свой напиток и убрать руку с ее плеча, позволив Синдер неосознанно выдохнуть и взглянуть в лицо Джонатана вновь,— Ты надеялся, что я не буду их убивать?
-Я знал об этом итоге,— Джонатан просто пожал плечами,— Синдер, я знаю тебя с тех пор, как ты была ребенком, я знаю каждую твою мелкую привычку, манеру твоих шагов — и я старше тебя. Мне уже не двадцать лет, Синдер — я знал о том, как это произойдет...
-Но если ты спрашиваешь меня... — после этих слов Джонатан отвел взгляд, молчаливо глядя вдаль, в пустоту, прежде чем медленно произнести,— Нет. Я хотел, чтобы они умерли. Может быть не все они — но, наверное, мисс Санни.
-Мисс Санни — это единственное убийство, что я не совершил, когда у меня была возможность,— Джонатан вздохнул,— И я жалею об этом... Жалел.
-В каком-то смысле ты поставила точку и в этой моей истории тоже,— в этот момент Джонатан улыбнулся Синдер, несмотря на мрачность темы их разговора, прежде чем вздохнуть — и только в этот момент Синдер поняла, что фигура Джонатана чуть горбилась, а его взгляд был чуть более усталым, чем обычно.
-Я... — Синдер почти вскочила, мгновенно начавшись оправдываться, желая удалиться от Джонатана и дать ему возможность немного отдохнуть, не нагружая своими проблемами, однако Джонатан не опустил руку с плеча Синдер, удержав ту на месте, заставив ее замереть в неудобной позе, только начав вставать.
-Все в порядке,— Джонатан произнес спокойно, прежде чем убрать руку с плеча Синдер, не позволяя той допустить в свой разум мысли о том, что она мешала Джонатану, позволив ей подняться с места до конца уже спокойно.
Синдер, замершая на мгновение, повернулась к Джонатану, осознавая смысл его действия...
Прежде чем наклониться, стараясь быть стремительной в своих действиях, чтобы не дать себе возможности отступить в этот момент, и вместе с тем позволить Джонатану осознать происходящее.
Главное сделать все, сделать все правильно, не отступить, Синдер!
Синдер могла разглядеть приближающееся лицо Джонатана, приближаясь к тому, ощущая, как начинает быстро стучать ее сердце, вместе с тем словно бы оставаясь замершим, до тех пор, пока она не смогла ощутить дыханием на ее губах и понять, что ее дыхание ощущал и Джонатан...
И замереть, остановившись в считанных сантиметрах от его лица.
Синдер, ты дура! У тебя был шанс и ты...
-Я люблю тебя,— Синдер моргнула, пытаясь осознать услышанные слова, прежде чем Джонатан наклонился вперед и Синдер ощутила мягкое давление на своих губах.
Поцелуй не длился долго и не был полон страсти... Если только...
Любви и нежности.
Синдер казалось, будто бы это не продолжалось даже мгновения — она не успела даже распознать поступающие ей от нервных окончаний импульсы и сигналы, прежде чем Джонатан отстранился и Синдер, словно бы на автомате, поступила также.
-Я знаю, Синдер,— Джонатан произнес спокойно вновь, глядя в ее глаза,— Синдер, как я и говорил — я знаю. И знал то, что ты чувствуешь. И...
-Мне сложно изменить свои взгляды,— Джонатан произнес без обиды или единой негативной мысли, разговаривая с ней как взрослый человек только мог говорить со взрослым человеком,— Но... Я попробую. Может быть через год, два или пять... Если ты согласна.
Услышав это, Синдер, несколько раз моргнув, глядя на Джонатана, улыбнулась в ответ,— Я ждала девять лет — подожду и еще. Джонатан, я тебя люблю.
* * *
Джонатан проводил взглядом Синдер, вновь обретшую уверенность и статность в своей походке — ту, что она, казалось бы, потеряла в момент, когда Джонатан только сообщил ей о месте проведения саммита — Атласе...
Синдер вновь двигалась уверенно, словно бы это место специально построили только для того, чтобы Синдер могла пройтись по нему, шаг за шагом оставляя свою отметину на своем окружении — будто бы разрешая каждым шагом ее дороге продолжать быть ее дорогой — хотя Джонатан с легкой улыбкой мог заметить, что Синдер перебирала ногами чуть быстрее, а ее шаг был чуть более пружинящим, чем обычно — недостаточно для того, чтобы быть заметным для стороннего наблюдателя, но достаточно для того, чтобы Джонатан нашел причину улыбнуться в этот момент.
Она все еще такой ребенок...
Если бы только у нас были еще причины улыбаться в этот момент...
Джонатан почувствовал, как его улыбка угасает... Прежде чем неожиданно ответить.
Не порть момент.
Приятное чувство внутри груди Джонатана, пропавшее на мгновение, вернулось с новой силой, позволив тому ощутить, как в комнате становится чуть теплее и светлее.
Джонатан устроился удобнее на своем месте, откинув голову на спинку дивана, глядя в потолок.
Ну вот, проблема с Синдер решена. Путь выбран — осталось лишь пройти по нему.
Вниз или вверх?
Узнаем в конце.
Джонатан конечно же знал о чувствах Синдер, о ее планах, о ее состоянии. Не с самого начала, но когда Синдер впервые начала взрослеть и в ее гардеробе начали появляться лифчики — а через какое-то время и кружевное белье — Джонатан понял, что Синдер не была просто ребенком. Она была девушкой — с особенным мировосприятием.
Возможно тогда Джонатан еще мог попытаться что-то сделать с ее начавшим переходить из семейной в романтическую любовь увлечением — маловероятно, что это бы сработало, но он мог бы попытаться. Но тогда он, увлеченный мировыми событиями, стараясь не задумываться об этих делах, не смог разглядеть подобного устремления в Синдер...
Или не захотел?
А может быть и не захотел.
Синдер росла, короткий временной промежуток ее гормональных перегрузок прошел — и к моменту, когда Джонатан впервые смог признаться себе в том, что Синдер рассматривала его и с романтической точки зрения — момент оказался упущен. Вместо возможности все изменить оставался лишь один выбор — что делать с этим исходом?
Самым понятным и простым вариантом, пожалуй, было бы не обращать внимания на Синдер — или, может быть, просто отказать ей — может быть даже, для демонстрации серьезности его намерений, найти кого-то, кто занял бы место рядом с ним...
Но простые варианты — не наш путь. Не так ли, Джонатан?
Уйдут годы на то, чтобы принять случившееся — не только на уровне разума и осознания факта, но и на уровне чуть более глубоком, чем рациональное понимание — социальные и политические последствия тоже будут немалыми. Джонатану предстояла долгая и утомительная битва...
Еще одна в списке.
Джонатан прикрыл глаза, приходя к моменту финального осознания.
Джонатан Гудман бы так не решил.
Но Джонатан Гудман решил именно так.
Парадокс, не правда ли?
Парадоксы и логические противоречия — это то, чем я предпочитаю описывать свою жизнь.
И как бы ты описал текущую ситуацию?
Я — тот, кто поступил так — есть Джонатан Гудман, и Джонатан Гудман, что никогда бы не поступил так, тоже есть я. Точнее...
Был тобой.
Именно так. Никакого парадокса нет. Джонатан Гудман, который существовал когда-то, был мной — и я был им. Ныне Джонатан Гудман все еще я, я все еще Джонатан Гудман. Но Джонатан Гудман прошлого и настоящего — разные Джонатаны Гудманы.
Все засыпают одним человеком, а просыпаются иным. Если сон происходит без сновидений — как нам дано знать однозначно, что мы все еще те же самые люди, что засыпали?
Мы просто знаем.
Просто? И все? Никакой философской подоплеки?
Каждая теория строится на аксиоматическом предположении. Я есть я, потому, что я не могу быть чем-то иным, кроме чем самим собой. Некоторые вещи...
Являются вещью в себе.
Никогда не думал, что ближе к тридцати начну задумываться о Канте.
Изначально эту идею представил Платон.
Джонатан, все еще не открывая глаз, задумался на мгновение, затем на второе и третье, прежде чем щелкнуть пальцами.
Вспомнил, кто такой Платон.
На мгновение установилась тишина — Джонатан замер, все также держа руку в воздухе, прежде чем открыть глаза.
Я действительно больше не тот самый Джонатан Гудман.
А были сомнения?
Джонатан только усмехнулся на эти слова.
Иногда, даже когда у тебя нет сомнений, тебе все равно необходимы доказательства.
И что дальше?
Дальше...
Джонатан задумался на мгновение, прежде чем улыбнуться еще раз.
Я был бы рад приступить к ритуалу. Долго я ходил в качестве калеки — пора вернуть себе способность к прямохождению без помощи трости.
На это уйдет несколько недель — может быть даже месяцев. Реконструкция собственной концепции — весьма истощающая и сложная задача.
Еще одна в списке.
Джонатан покачал головой, после чего поднял ту со спинки дивана, разминая плечи.
Итак, момент истины настал. Синдер разобралась со своими проблемами — саммит кажется замершим в моменте от разрешения и мы...
Разрушим это все.
Почему, Джонатан? Неужели это правильно? Сколько людей погибнет, сколько соглашений будет предано, сколько обещаний нарушено — и все это ради чего?
Фанатичка, только и видящая момент, когда последний из людей Атласа сгорит в огне. Генерал, готовящийся к своему последней отчаянной самоубийственной атаке. Старый паук, давно расписавший роли каждого актера. Безумная королева гримм, просто желающая насладиться кровью, текущей по Ремнанту. Сомневающийся союзник, пытающийся играть в справедливость, не осознавая, что справедливости в мире политики нет.
