К чему придет Джонатан? Что сделает Озпин? Стоило ли Гире ждать "разговора" — или сразу же агентов КРСА?
Может быть Джонатан отступит? В конце концов Гира являлся вроде как его другом...
А сможет ли отступить сам Гира?
Было бы слишком глупо, неправильно даже, требовать от Джонатана уступок там, где сам Гира не планировал уступать Джонатану. Ведь Гира не планировал отступать от своего народе в Менажери, от своих последователей и лоялистов...
Но что, если Джонатан заставит меня отступить?
Гира всегда старался поддерживать не только свой образ, но и свою жизнь в ключе честности и неподкупности. Он был сыном своего отца, и, возможно, ему не передался весь ум Ка — Гира всегда считал, что если он будет честен, открыт и несгибаем в своих убеждения — он не посрамит наследства Белого Клыка...
Но Гира уже не был тем самым парнем, впервые прочитавшим свою наполненную эмоциями речь на похоронах Ка.
С тех пор прошли годы — Гира обзавелся друзьями, связями, семьей...
Что, если передо мной встанет выбор — Менажери — или семья?
Гира всегда был уверен в том, что он был человеком, полным если не решительности, то по крайней мере воли — несгибаемой силы духа — но что насчет его семьи? Гира был готов погибнуть ради Белого Клыка — ради тех, кто до сих пор верил в него — но был ли он готов пожертвовать Кали и Блейк?
Его любимая жена, до сих пор терпевшая постаревшего и поднабравшего пару десятков килограмм тюфяка, до сих пор предлагая ему массаж каждый день, после длинных рабочих совещаний? Или его очаровательная дочь, думающая, что она была умнее всех, перебираясь через забор их резиденции для того, чтобы смешаться с простыми людьми...
Гира был верен Белому Клыку, Менажери и всем фавнам — но он был также верен своей семье...
И Гира совсем не хотел узнавать, чему же он был верен больше по итогу...
Гира вновь поднял взгляд на Джонатана, после чего столкнулся взглядом с ним.
На немые мгновения между ними словно бы завязался диалог — длительный обстоятельный диалог без слов, полный невыразимых эмоций, размышлений, аргументов...
После чего Гира отвел взгляд и прикрыл глаза.
Ну же, Джонатан. Пожалуйста...
* * *
Что есть... Мир?
Сколь эзотерический и обширный вопрос, Джонатан — мне стоит начать беспокоиться или поздравить тебя?
Нет, просто я...
Джонатан перевел взгляд с бокала шампанского на стоящий перед ним десерт, после чего на бокал шампанского вновь и сделал глоток.
Я не знаю.
Джонатан всегда считал себя весьма знающим и образованным человеком. Может быть не одним из тех, кого называют "гениями" общественность и учителя, но человеком не только неглупым, но и весьма качественно образованным. Джонатан не только обладал всеми теми навыками, которыми должен был владеть любой человек в обществе, вроде письма и чтения, но и великолепно решал тригонометрические уравнения, мог процитировать несколько классических сонетов Шекспира, и, судя по тому, что его правление Гленн не окончилось восстанием, по крайней мере на минимальном уровне разбирался в социологии и экономике.
За время своего правления Джонатан создал несколько революционных изобретений, но и сумел внедрить те, не вызвав неконтролируемой катастрофической реакции государств и народов на его необдуманные шаги.
Иными словами, Джонатан считал себя человеком с весьма значимым багажом знаний — и даже с жизненным опытом — и все же...
Я ничего не знаю.
Джонатану было тридцать лет. Его нельзя было назвать старым, но и назвать его молодым также уже было нельзя — по крайней мере без отметки о том, что он был "относительно" молод. Многие люди к тридцати годам обзаводились семьей — женой, детьми, стабильной работой и начинали задумываться не только о своей выдающейся карьере, но и о том, что последует за ней — кто-то впервые писал завещание, а другие в первый раз, ради собственного интереса, пересчитывали свою вероятную пенсию. Люди начинали мыслить категориями "годов" и даже "десятилетий" а фразы "это будет скоро, всего пара лет" превращались из насмешки в совершенно обыденные размышления...
Каково это, прожив три десятка лет осознать, что ты не знаешь ничего об этом мире?
Джонатан всегда считал, что если он и не знает все об этом мире — то по крайней мере он знает "что-то". Почему небо голубое, почему люди обижают друг друга, почему день сменяется ночью...
Я не знаю ничего.
Однако сейчас, сидя на роскошном балу, в окружении возвышенных элит, многих из которых не дано было никогда увидеть простым людям, видя стоящее перед ним блюдо, что многие люди никогда не смогут попробовать в своей жизни, Джонатан вдруг понял...
Я действительно ничего не знаю.
Всю свою жизнь Джонатан двигался вперед — медленно, постепенно, иногда мучительно — но все же продвигался вперед. Добивался успехов, достигал цели, постигал мир вокруг — и, в конце концов, был вознесен — весьма высоко, туда, куда обычные люди не забирались за всю свою жизнь.
И что теперь?
И вот, теперь он оказался здесь. На вершине этого мира, среди самых могущественных и влиятельных — более могущественный и влиятельный, чем большая часть из элит этого мира — и...
И ничего больше.
Джонатан не знал. Был потерян в текущей ситуации. Словно бы неожиданно одно текущее осознание его состояния, его положения в этом мире, выбило почву под его ногами.
Я ничего не знаю...
Ну, Джонатан, это начало. Я знаю, что ничего не знаю — отличная позиция, отталкиваясь от которой можно так далеко зайти в своих измышлениях...
Если... Если он действительно был готов отказаться от своих планов, то почему? Джонатан не знал, что именно правило сейчас его разумом — он вообще не был уверен в том, что знал когда-либо что-нибудь...
Но что-то ты определенно знаешь, не так ли?
Знал ли Джонатан хотя-бы "что-нибудь"? Определенно он знал какие-то вещи, но ни одна из этих вещей не отвечала на те вопросы, что стояли сейчас перед ним... Или, точнее, он не знал даже, стоял ли сейчас перед-ним какой-нибудь вопрос.
А что ты знаешь сейчас, Джонатан? Что ты знаешь?
Джонатан нахмурил брови, стараясь подобрать в дальних уголках своего разума ответ на этот вопрос. Что он знает сейчас? Что он знал всегда? К чему он стремился всю свою жизнь?
Я хочу быть хорошим человеком.
Мысль. Первая мысль за долгое время, первый факт, всплывший на поверхность его разума за все это время, первая мысль за которую он ухватился.
Я хочу быть хорошим человеком.
Слова, с которых началось, наверное, построение всей его личности. Старик... Годы обучения... Далекая Земля... Все это казалось для него сейчас полузабытым сном из прошлой жизни.
Двенадцать лет назад Джонатан открыл глаза в этом мире — проснулся в Атласе и направился вперед, не зная, что ожидает его за следующим поворотом. Его голова тогда была полна сомнений, вопросов, эмоций, размышлений и... Уже тогда он знал.
Я хочу быть хорошим человеком.
Тогда, многие годы назад, он не задумывался о сакральном смысле этих слов. Не пытался вымерять линейкой самый правильный путь к тому, чтобы стать "хорошим человеком". О, он определенно любил размышлять о тайных мистериях жизни и философских истинах, однако не это привело его к решению сделать шаг — спасти Синдер — ограбить банк — сбежать в другой город...
Мы боялись увидеть в зеркале того, кто не был бы нами... Что же с нами стало теперь?
Теперь Джонатан не боялся этого. Каждый день он просыпался для того, чтобы взглянуть в глаза собственному отражению в зеркале — доппельгангеру с его лицом, и отправлялся дальше. Работать, править, читать, укрощать, управлять, направлять...
Я хочу быть хорошим человеком.
Это не было какой-то невероятной мыслью и страшной тайной — многие люди жили свою жизнь будучи хорошими людьми никогда даже не задумываясь о том, как можно было измерить их собственную "хорошесть". Никогда не задаваясь вопросом о том, что именно делало их "хорошими" людьми. А Джонатан Гудман задался этим вопросом, надеясь разделаться с ним как разделываются с иными вопросами — методично и четко, научным методом и проверкой теорий...
И вот куда нас это привело.
Что значит "быть хорошим человеком"?
Джонатан стремился к решению этого вопроса всю свою жизнь...
Столь ли это важный вопрос, Джонатан?
Джонатан прикрыл глаза — как ему казалось — на мгновение, растянувшееся во времени в бесконечность.
Что важнее, Джонатан? Желание быть хорошим человеком — или понимание, что значит — "быть хорошим человеком"?
Я не знаю.
Джонатану всегда казалось что оба этих вопроса были по сути одним и тем же вопросом — одной частью целого, одним единственным вопросом.
Каково это было — понять, что он был не прав? Что всю свою жизнь он гонялся за одним вопросом... Ответ на который...
Ничего не значит.
Возможно, лишь возможно, однажды он узнает ответ на этот вопрос — составит совершенную формулу, объясняющую, чем же на самом деле была его "хорошесть" — и... Что тогда?
Что, если узнав ответ на этот вопрос ты вдруг поймешь, что... Не соответствуешь тем же самым критериям, что ты вывел?
Всю свою жизнь Джонатан не выводил настоящей теории. Не пытался на самом деле приблизиться к разгадке на этот вопрос, а просто....
Искал оправдания. Для самого себя.
Именно так. Джонатан искал не ответ... Или точнее, не тот ответ, что был бы правдив. Он искал ответ, что устроил бы в первую очередь его самого.
Оправдание, Джонатан. Ответ, что устраивает тебя называется "оправданием."
Пытался подвести все размышления к тому, что несмотря на все, он все еще оставался...
Хорошим человеком.
И вот, к чему это привело. Джонатан столкнулся лбами с человеком, которого он должен был называть своим другом. С человеком, что являлся его другом.
И о чем именно он размышлял? О том, как убедить себя не разрушать его семью? О том, как не уничтожить его государство? О том, как не убить сотни его последователей?
Его государство было эффективно. Оно обеспечивало прекрасную жизнь простых людей, защищало множество из них — и делало все это ценой малой крови. Можно ли это было назвать действиями "хорошего человека"?
Пожалуй, можно... Но что насчет...
Текущего момента?
Джонатан всю жизнь преследовал неуловимый хвост загадочного вопроса — что есть "добро" и как быть "хорошим человеком"... И сейчас, проведя столько лет в поисках — ответ на этот вопрос был для него размыт как никогда...
Джонатан открыл глаза лишь для того, чтобы обнаружить, что он остался одним из последних сидящих за столом — даже Гира уже отбыл со своей семьей — провожать высокопоставленных гостей прочь...
Джонатан поднялся из-за стола, прежде чем взять в руки трость...
И, волевым движением руки перенести ту прочь — в его кабинет.
Прежде чем сделать уверенный шаг из-за стола, не зная, что именно он собирался сделать в данный момент...
Но зная, что это было его последним шансом.
Так произошло
Джонатан выждал десяток минут, что потребовались Гире для того, чтобы отправить послов, магнатов и множество иных представителей элит Менажери, прежде чем направиться к тому в вечереющей обстановке. К счастью, дружеские отношения Гиры и Джонатана были известными новостями, так что тот факт, что Джонатан не покинул прием семьи Белладонн вместе со всеми остальными гостями не был причиной для каких-либо пересудов или новостей в дальнейшем... Хотя, шутить на эту тему Джонатан на данный момент также не хотел.
Так что, выйдя из здания, Джонатан остановился на мгновение, глядя на Гиру, отправляющего последний кортеж прочь, прежде чем столкнуться взглядом с ним и чуть-чуть кивнуть, передавая Гире знак, что тот ожидал. В конце концов они оба понимали, что сегодня решается судьба Менажери...
И дружбы между двумя людьми.
Так что при приближении к Джонатану Гира чуть кивнул в ответ, словно бы подтверждая, что он получил его невербальный сигнал, после чего сместил взгляд в сторону офисов, направившись вперед — и Джонатан последовал за ним, оба правителя под контролем и охраной агентов своих спецслужб.
Впрочем, ненадолго — добравшись до места, что Гира счел наиболее подходящим для переговоров, Гира кивнул своим подчиненным,— Стойте здесь.
Джонатан повторил действия Гиры, кивнув своим агентам — после чего вошел в комнату вслед за Гирой, закрыв за собой дверь.
-Я смотрю, ты избавился от своей трости... — не став переходить сразу же к серьезному и неприятному разговору, Га указал на деталь в облике Джонатана.
-Вернул ее домой,— Джонатан произнес медленно, после чего замолчал — диалог между двумя друзьями умер в своем зародыше, повиснув неприятной липкой и тягучей атмосферой в воздухе.
-Я думаю, нам обоим лучше сесть... — Джонатан произнес через силу спустя несколько секунд, после чего кивнул на стоящий рядом с кофейным столиком диван. Гира в ответ на это только кивнул, прежде чем переместиться на мягкий диван — впрочем, вместо того, чтобы расслабиться, только наклонившись вперед, опершись напряженно на собственные колени.
Неприятная тишина, разогнанная на мгновение, вернулась с новой силой в момент, когда Джонатан оказался напротив Гиры, глядя в глаза тому — два друга, выжидающие момент, когда один из них скажет то, что каждый из них ожидал...
Секунда, вторая, третья... Оглушающая тишина, давящая на уши, заставила Джонатана открыть рот и, облизнув пересохшие губы, сказать то, что он был должен,— Я пришел сюда с целью оказать давление на тебя, Гира.
Гира не отреагировал на эти слова, и до того прекрасно зная обо всем, что ожидалось в текущих условиях и в текущий момент от их разговора, позволив Джонатану продолжить говорить медленно, через силу,— Я... Ты понимаешь, меня, не так ли, Гира? Я просто пытаюсь делать то, что должен — помогать жителям Гленн, защищать их интересы, вести их к новому завтра, что будет светлее, чем вчера...
Гира не отреагировал на эти слова — в конце концов он тоже был согласен с ними. Понимал, что Джонатан в текущей ситуации не был монстром, исходящим из неизвестной моральной парадигмы, или безумным злодеем, желающим принести боль и страдание людям...
И Джонатан замолчал спустя мгновение после произнесения этих слов, прежде чем медленно прикрыть глаза.
Что важнее знать, что есть цель — или идти к этой цели?
-Я... Я никогда не хотел этого,— Джонатан поднял взгляд на Гиру, не сумев выдавить из себя даже самой слабой улыбки,— Действительно, не хотел...
На эти слова Гира только чуть кивнул, признавая правоту Джонатана — прекрасно отдавая себе отчет, что Джонатан не врал в этот момент... Но это только делало эту ситуацию только хуже.
Вновь тишина нависла в комнате переговоров, прежде чем через силу Джонатан произнес вновь медленно,— И до сих пор не хочу.
Гира поднял взгляд на Джонатана — в любых иных условиях его лицо можно было бы назвать непроницаемым... Но не в этих. Прямо сейчас в глазах Гиры, казалось, отражались все годы его прожитой жизни, его семья, народ Менажери, история поколений фавнов...
