В порту было грязновато и воняло рыбой, но чем дальше мы отходили, тем улицы становились чище. Мы пришли на место, когда солнце почти спряталось за гребешками древних башен монастыря Аббатства Святого Виктора.
'Черепаха' находилась в квартале корабельных мастеров и торговцев, районе не весьма респектабельном, но вполне приличном. Над ее дверью было написано 'Je remplirai votre estomac et je restaurerai vos forces' (Я наполню ваш желудок и восстановлю ваши силы).
В будущем именно от слова 'restaurerai' (кормить, восстановить) произошло название пунктов общественного питания, а самоназвание 'таверна' — это итальянский припортовой кабак. Но сегодня многие стали называть так не только небольшие французские, но и испанские припортовые забегайловки. Впрочем, в помещении именно этой таверны было чисто, опрятно и светло — с потолка на канате свисало деревянное тележное колесо с десятком толстых свеч. В зале стояло девять больших столов, за каждым из которых могло разместиться не менее восьми человек, но у двери стоял столик маленький, за которым, внимательно контролируя ситуацию, сидел неслабых габаритов мордоворот. Видимо вышибала.
Запах в зале стоял одуряющий, а кишки немедленно сыграли марш. Прямо напротив входа, во встроенном огромном камине двое поварят прокручивали длинные шампуры с нанизанными, вкусно шипящими гусями. Повар постарше чем-то их поливал.
Три стола были заняты небольшими компаниями, внешне добропорядочных граждан, а за четвертым — склонив, головы друг к другу, о чем-то терли трое моряков шкиперской внешности. Почему шкиперской? Потому, что все трое были вооружены палашами, а во Франции, как и в Испании, длинное клинковое оружие для простолюдинов запрещено. Эти трое на дворян тоже не очень похожи, но в европейских странах для шкиперов и капитанов кораблей, не являющимися благородными, существуют определенные послабления.
Мы здесь тоже не наглели. В нашей компании статусная шпага была вписана только в мою подорожную, а у ребят на виду было всего лишь кинжалы. Правда, револьверов видно не было, мы их по два ствола на каждого, держали на гарнитуре под верхней одеждой.
— Прошу вас сюда, мсьё, — к нам подбежал невысокий тощий гарсон в чистом переднике и сопроводил к свободному столу, — Желаете отведать нашу пищу? Мы можем предложить черепаховый суп, телячью...
— Нет! — мне такой суп никогда не нравился. Если в этой жизни ни разу не пробовал, то в той — приходилось несколько раз похлебать и, честно говоря, был не в восторге, поэтому, Мари мне его и не готовила, — Тащи красное вино, хлеб, сыр, яблоки и гуся. Гусь должен быть самым большим, а вино самым лучшим.
— Слушаюсь, мсьё, сей момент, — гарсон рванул в дверь за перегородку, но пробыл там недолго. Минуты через три с помощником-мальчишкой притащили три кубка из олова, кувшин холодного вина, большую краюху горячего хлеба, вазу с яблоками и доску с нарезанным сыром. Не успели мы провести дегустацию вина, которое оказалось вполне приличным, как нам сняли с шампура и подали на подносе гуся, вместе с пустыми деревянными блюдами.
После недельной стряпни корабельного кока, этот ужин показался божественным. Наши тарелки быстро опустели, от гуся остались только кости, от яблок — огрызки, а мы наслаждались вином и посматривали в зал. Что-то музыкантов мы здесь не наблюдали.
— С вас мсьё одна дюжинка *, — улыбающаяся рожа гарсона была тут как тут, — Или может быть еще что нужно?
— Да, — тихо сказал ему, — Хочу увидеть Андре Музыканта.
— Он скоро должен выйти на сцену.
— Хочу его увидеть прямо сейчас, передай, что неплохо отблагодарю, сдачи не надо, — положил на стол монету в четверть-экю.
— Сей момент, мсьё, благодарю, мсьё, — взяв деньги, он собрал пустую посуду и исчез за кухонной дверью.
К нам никто не подходил минут пятнадцать, но из-за кулис несколько минут наблюдали. Антон его первым увидел, толкнул меня под столом ногой и скосил глаза. Наконец, портьеры шевельнулись и, спустившись со сцены, к нам подошел невысокий, темноволосый, худощавый мужчина, лет сорока. В руке он держал скрипку и смычок.
— Здравствуйте, мсьё, — поклонился он с улыбкой, — Вы хотите, что бы я что-то исполнил?
— Обязательно послушаем твое выступление, — вытащил из пояса золотой луидор и прижал к столу указательным пальцем, увидел, как алчно блеснули его глаза, — А еще мне нужно встретиться с Котом.
— Даже не знаю, мсьё, что сказать, — улыбка с его лица слетела, — Никогда не слышал о таком человеке.
* серебряная монета в 1/12 экю
— Он был другом моего отца там, в Вест-Индии, и знал его под именем Луи Мерсье, — взглянул в его настороженные глаза, щелчком отправил к нему монету и кивнул. Ладошка с тонкими, длинными пальцами скрипача (по совместительству), а вероятней всего щипача чужих карманов (по основной профессии), ловко мелькнула над столом, и луидор волшебным образом испарился.
— Хорошо, я поинтересуюсь у знакомых, может быть, кто-то его знает, — он опять скорчил приветливую улыбку, — А вы, мсье, подходите завтра во время сиесты и узнаете результат.
— Прекрасно! Порекомендуй только, где можно нормально провести ночь?
— Если из приличных заведений, то в доходном доме монастыря, там даже господские номера есть.
— А еще?
— Нууу, для достойных месье совсем недалеко есть салон мадам Люси Жаке.
— Бордели нас не интересуют.
— Нет-нет, мсьё, это очень приличное место.
Выслушав объяснения о том, как найти нужный адрес, мы встали и, под настороженным взглядом мордоворота, покинули помещение таверны. Район этот, видно считался благополучным, так как на улицах было чисто, а тьму вечера рассеивали редкие фонари. Мы как раз застали фонарщика, который бродил между столбами.
Не скажу, что заведение мадам Жаке было из шикарных, но выглядело прилично, и принимали здесь клиентов строго определенного круга. В отношении нас у троих охранников вопросов не возникло, наличие шпаги было пропуском в салон.
— Здравствуйте, сеньоры. Разрешите представиться: мадам Люси Жаке, — в холле нас встретила красивая моложавая женщина, точный возраст которой определить было сложно: то ли тридцать, то ли сорок, а может быть и больше.
— Дон Микаэль, — почтительно кивнул, — А это мои товарищи: дон Антонио и дон Данко. Будьте любезны объяснить, мадам, почему вы решили, что мы испанцы?
— Нет ничего проще, в Европе только испанские дворяне не носят париков, — она мило улыбнулась и показала рукой на дверь, за которой слышалась музыка, — Проходите, сеньоры в зал, прошу вас, мои воспитанницы сейчас музицируют на клавесине.
Девочки оказались симпатичными, чистенькими, аккуратными, умели поддерживать разговор, да и вели себя — прямо ангелы невинные. До тех пор, пока не развели нас, голодных мужчин в свои номера.
О телодвижениях рассказывать не буду, их было много и разных. В общем, вечер удался.
Спали до обеда, затем, привели себя в порядок и, не удовлетворившись легкими кулинарными изысками кухни мадам Жаке, отправились в 'Черепаху'. Здесь, увидев на вертеле запеченного в специях барана, затребовали ногу и ребрышки.
Должен сказать, что Музыкант золотой луидор отработал полностью — нужного человека нашел и из-за кулис на нас указал. Более внимательно мы смогли его рассмотреть, когда он вышел в сопровождении двух крепких моряков.
Это был худощавый, подтянутый мужчина, в возрасте лет пятидесяти, среднего роста, спортивного телосложения, с серыми водянистыми глазами, тонкими губами и небольшим шрамом на правой щеке. Одет был в новомодный французский камзол и короткие штаны красного цвета, белый шелковый шарф, белые чулки и черные башмаки с пряжками из желтого металла. На голове под шляпой был длинный кудрявый парик, а на боку — узкая шпага.
Указав своим телохранителям на свободный стол, сам подошел к нам.
— Мсье, шевалье Гийом д'Оаро, — он слегка поклонился и уставился на меня, — Я слышал, вы имеете некое отношение к человеку по имени Луи Мерсье?
— Да, это мой отец, — я тоже поднялся из-за стола.
— Не очень-то вы похожи на него, — сказал он и плотно сжал губы, внимательно меня разглядывая.
— Я на маму похож.
— И мне не доводилось слышать, что у него есть сын, тем более дворянин.
— Тот, кого я всегда считал отцом, и кто меня воспитал, давно погиб. Но я с честью ношу фамилию этого рода. Разрешите представиться: идальго Жан де Картенара. Присаживайтесь, пожалуйста, — дождавшись, пока он осторожно разместился на краю скамейки, я уселся напротив и стал врать напропалую, пусть Господь меня простит.
— О том, кто мой настоящий отец, узнал совсем недавно. Будучи с тетей в Мадриде, встретили кабальеро Аугусто де Киночета. Потом мне стала известна его давняя связь с матерью, но ее я не виню. Мы с доном Аугусто довольно близко сошлись, правда, о своей жизни он рассказывал немногое, но то, что его когда-то звали Луи Мерсье, и о вашей с ним дружбе — рассказал.
— Как он погиб?
— Никто не знает, но его вместе с теткой Анной и слугами нашли в доме мертвыми, когда они уже завонялись. Их всех убили, но кто это сделал и за что — непонятно.
— Мда. Значит, и Анна тоже мертва?
— Да.
— Луи был человеком небедным, вы стали его наследником?
— Нет. Все его активы перешли под контроль алькальда, ищут там каких-то родственников, но пока безрезультатно. Вы же понимаете, шевалье, если бы факт нашего родства стал достоянием общественности, это повлекло бы ужасный скандал, с нехорошими для моей фамилии последствиями. А вам об этом говорю, потому, что дон Аугусто... отец когда-то сказал, что вы единственный человек, которому он бы доверился.
— Это точно. Мы друг другу спину прикрывали не единожды, — он закинул ногу на ногу и задумчиво посмотрел в потолок, — Жаль денег, жаль. У него их было немало, целое состояние, но ничего не поделаешь, так сложилась жизнь. Итак, Жан, рассказывайте, что вас привело ко мне.
— Мне дон Аугусто, в смысле отец, как-то говорил, что в Османской империи у вас есть высокопоставленный покровитель? — вопросительно взглянул на него.
— Да, это так. Мой бывший сюзерен, граф Флоран де Вильтор, принял ислам и переехал в Константинополь. Очень близок к султану Мехмеду IV и великому визирю Кара Мустафе. Так что вам нужно?
— Совет. Не бесплатный.
— Внимательно слушаю, — он слегка наклонился, а в его глазах вспыхнула искорка заинтересованности, — Мы с Луи были хорошими приятелями, поэтому с его сына денег за совет не возьму. Итак?
— Предыстория такова. Некий дворянин Московского царства, он же знатный казак Запорожской Сечи, когда-то давно имел деловые отношения с моим отцом, затем, подстроил его гибель. Нет-нет, дон Аугусто тут ни при чем. Речь идет о семье отца, который меня воспитал. Так вот, я стал главой рода, и оставить безнаказанным кровного должника, не имею права, поэтому, к встрече с ним стал готовиться еще с прошлого года. К лету в моем распоряжении будет хорошо вооруженная и оснащенная команда бойцов и два флейта. Мне нужно найти влиятельного человека, кто может поспособствовать в получении разрешения на высадку моих людей на Черноморском побережье. Хочу своего обидчика примерно наказать.
— Казаки, это те воины, которых постоянно нанимает наш король?
— Да.
— Это очень серьезный противник. Мой совет таков — не лезь туда.
— Шевалье, в моем сопровождении тоже будут серьезные люди из местных казаков. Так что есть все основания полагать, что мой поход обещает быть удачным. Мало того, надеюсь прийти с хорошей прибылью, захватить в плен несколько сотен крестьян, лошадей и домашний скот.
— И все это собираешься тащить в Малагу? — он скептически поджал губы.
— Нет, на Канары, мой феод расположен на острове Ла Пальма.
— Неплохой феод, если можешь разместить столько рабов. Но все равно, рискованное предприятие.
— Шевалье Гийом, мы к этому походу долго готовились, у меня хорошие проводники и помощники, так что все риски сведены к минимуму. Осталась единственная проблема — место высадки и отхода.
— При наличии денег, Жан, сегодня решается любая проблема, — задумавшись, он постучал пальцами по эфесу шпаги, — Но решать ее надо в Константинополе*.
— Что для этого нужно?
— Время и деньги. Если у тебя есть и то и другое, то можем завтра же отправляться.
* Истанбулом (страна мусульман) назывался изредка в разговорной речи местными турками, официально же был переименован только в 1930году
— Полтора месяца свободных есть. А по деньгам, это сколько будет?
— Взятка на решение серьезного вопросов должна быть тяжелой, не менее фунта золотом. Это порядка полутора тысяч цехинов или шестисот пятидесяти луидоров. Да на мелкие подачки нужно сотен пять экю. Ну, и фрахт моей бригантины обойдется в тысячу экю.
Это было, конечно, дорого, а фрахт — монет на двести пятьдесят больше стандартной цены, но торговаться посчитал неуместным. Мы с собой взяли тысячу монет золотом, половина из них луидорами, а половина — дублонами, поэтому, денежный вопрос меня не беспокоил.
— А по времени, за полтора месяца мы управимся туда и обратно?
— Вполне, даже если будем все время находиться в положении левентик** и идти галсами.
— Что ж, тогда считайте, что располагаю всем необходимым, но на обратном пути меня нужно будет доставить прямо в Малагу.
— Тогда еще плюс две сотни экю к стоимости фрахта, и нет вопросов.
— Идет!
** против ветра
* * *
Сегодня был двенадцатый день нашего плавания.
По Средиземному морю шли при непрерывной болтанке. В шторм не попали, но волнение в четыре балла, а минуя остров Сицилия, иногда все шесть — приходилось терпеть. Дарданеллы и Мраморное море были гораздо спокойней.
Плаванье проходило без происшествий, в пути никто не тревожил. Впрочем, в зимний период времени интенсивность судоходства здесь резко снижается, и большинство купцов в море выходят гораздо реже, а пираты на своих лоханках вообще не появляются.
Проснувшись рано утром в тесной каюте и выполнив обязательный гимнастический комплекс, умылся, укутался в теплый плащ и вышел на бак бригантины встречать рассвет. Зацепившись за один из канатов бушприта, и слушая шум набегающей пенистой волны, смотрел за горизонт, туда, где светилась полоска моря и занималась заря.
Диск солнца возник как-то неожиданно: вот только что не было его, и вдруг — есть! Лучи ярко вспыхнули и серость уходящей ночи немедленно пропала. Родился новый день.
По левому борту, далеко-далеко на берегу извилистого Босфора, едва заметно был виден шпиль минарета, какого-то небольшого городка. Первый самый крупный город Османской империи Галлиполи, или как называют его турки — Гелиболу, он же таможенный порт, мы прошли еще два дня тому при входе в Дарданеллы. Чтобы не иметь в будущем проблем с османскими чиновниками, там же отметились, выплатили мзду в пять цехинов за проход, и спокойно двинулись к столице где, так или иначе, должен был разрешиться мой вопрос.
Золотой Рог и стены древнего города, основанного более двух с половиной тысяч лет назад Византом, сыном Посейдона и внуком Зевса (согласно древнегреческой мифологии), в пределах видимости появились ближе к полудню. Это было грандиозное оборонительное сооружение, которое строилось и укреплялось веками. Только со стороны моря его прикрывало восемьдесят боевых башен, а на перешейке даже не знаю, сколько их стоит, но не менее полутора сотен.
