— А! Вот ты где?! — сказал громко, он даже подскочил от испуга.
— В-вы к-хто? — старик стал заикаться.
— Как кто? Те самые, кому ты недоплатил за двух жмуров на Кипре, — сходу взял его на понт, — Они тебе какой-то родней приходились, один из них твой брат, не так ли?
— Ну, как же? Ведь я т-тому, к-кто назвался Серым, отдал все пятьдесят ц-цехинов..., — стоя на карачках, он смотрел на меня затравленным взглядом
— Этого нам мало! — треснул ему ногой по носу. Все, он поплыл.
— Ааа! — завыл он и стал рукавом утирать кровавую юшку, — Х-хорошо-хорошо! Я еще столько же дам!
— Ты что, жлобяра?! Вон целый сундук денег, а ты мне хочешь какую-то подачку на руку сплюнуть. Задавлю!
— Нет! Нет! Половину! Возьмите половину! Здесь восемь тысяч двести сорок два цехина, восемьдесят пять луидоров и десять дублонов. Все золото. Только полторы тысячи серебра. Возьмите половину.
— А остальное серебро куда дел?
— Серебром за товар рассчитываюсь, а золото отложил в закрома.
— Где твои сыновья?
— Один на складе, а второй на Южном базаре, вечером будет.
— За сколько продал имущество брата?
— Э? Не понял?
— Говори, сука! Прибью.
— За семь тысяч, четыреста цехинов. — скороговоркой проговорил он.
— Сволочь! Сволочь! — в комнату вбежал весь в слезах Стас и стал бить ногами, свернувшегося эмбрионом и воющего старика.
— Доламывай мальчишку, — шепнул Антону и показал на топор. Тот утвердительно кивнул, подошел к Стасу и несколько раз дернул его за рукав.
— На! — сунул в руки, находящегося в состоянии аффекта парню, топор. Тот его подхватил, взмахнул и опустил на голову старика. Вой сразу же прервался. Парень замер, выпустил топорище, и стал задом отступать от трупа. Его лицо имело отрешенное выражение.
— Стас! Стас! — Антон крикнул и стал его с силой хлопать по спине. Когда его взгляд стал приобретать осмысленное выражение, наклонился и приподнял одну ногу трупа, — Ну-ка, быстро помогай, бери вторую ногу, нужно оттащить кусок этого дерьма в сторону.
— А топор? — парень поднял руку и указал пальцем.
— Пусть торчит, он нам не мешает, — сказал Антон, — Все, быстро схватил ногу, помогай, не ленись.
Глядя на Стаса, в который раз удостоверился, что в эти времена отношение людей к жизни и смерти совсем иное. Например, парень двадцать первого века от подобного психологического шока, потух бы сходу, в нормальное состояние его бы пришлось вводить долго. А здесь — ничего, пару минут, и отошел.
Золота оказалось где-то под тридцать килограмм и серебра под сорок. Так что каждому из нас пришлось тащить подвязанный к поясу вес около семнадцати с половиной килограмм. Нет, семь тысяч четыреста золотыми цехинами, или пятнадцать с половиной тысяч в переводе на серебро мы, безусловно, вернем законным владельцам, Стасу и Ирине.
Когда уходили, тела обоих рабов завернули в половицы, перебросили через забор и затащили в дальний склеп, аккуратно прикрыв его. Мне было радостно, что и Антон, и Данко прекрасно поняли, зачем мы так поступили. И о работе топором тоже. Так же, был вполне удовлетворен поведением Стаса. Не знаю, какой из него торговец, но характер у парня — бойцовский.
* * *
Поставленная задача была решена полностью, теперь Собакевичу — каюк, а его добро — станет моим добром. Что же касается разных прочих войн, то ерунда все это. Больным на всю голову себя не считаю, и воевать со своими братьями-товарищами запорожцами да дончаками, совершенно не собираюсь. Ну..., разве что потрясу за душу какого-нибудь левого магната, не нашего вероисповедания.
А еще немаловажное значение имеет самый первый кирпичик, положенный в идеологический фундамент моих будущих владений. Имею в виду развитие отношений с материнской Православной церковью. Нельзя недооценивать ее значение, ибо точно знаю, что в настоящее время носителем той, или иной идеологии есть религия. Без поддержки церкви, мечети или буддийского храма, любое поступательное движение общества будет невозможным. Народ сейчас настолько верующий, что владетель, допускающий религиозные косяки, за собой не сможет повести даже деревенского пастуха. И закончит жизнь в канаве с перерезанным горлом (если тихо) или будет забит камнями тысячной толпой (если громко и показательно).
Да! Задал я информации к размышлению соответствующей службе. А то, что будет обо мне доложено самому Патриарху, даже не сомневаюсь.
Немаловажное значение в поездке имеет и тот факт, что если мой осенний поход сложится благополучно, впрочем, в этом нисколько не сомневаюсь, то в районе Хаджибея можно было бы организовать постоянный пункт для переселенцев. Под крышей Великого визиря. Ха-ха.
И вакцина против оспы. Теперь -то точно, мои подданные от этой заразы умирать не будут
А сейчас мы возвращались домой. Были все предпосылки полагать, что к окончанию формирования каравана на Канары, мы поспеем вполне заблаговременно. Свои флейты решил пока не снаряжать. Во-первых, не готовы команды, мои будущие адмиралы еще учатся. Во-вторых, экзамен на патент морского офицера все равно придется сдавать совсем на другом корабле.
Стоял сейчас на баке и, удерживаясь рукой за один из канатов бушприта, наблюдал закат. День угасал, половина солнечного диска уже нырнула в море. Рядом расположились мои офицеры — Антон и Данко, а также новые члены нашей семьи — Стас и Ирина. Они так же, как и я смотрели вдаль с оптимизмом в душе, что завтра будет новый счастливый день, новой счастливой жизни.
Часть третья
На пути к дому
Глава 1
Отступление
— Располагайся, Тургут, — Мурад Реис, демонстрируя напускную беззаботность, вальяжно махнул рукой на ковер, рядом со своими подушками и хлопнул в ладоши, — Кофе гостю.
— О! Уважаемый Мурад-паша, — смуглый одноглазый человек в некогда роскошном, а ныне засаленном халате, низко склонился и подумал: 'Какой там кофе, сейчас бы пожрать'. Затем, приняв из рук белой рабыни чашечку, уселся на ковер, скрестив ноги, и отпил мелкий глоток, — Безгранична твоя доброта. Пусть Аллах ниспошлет тебе здоровье и счастье дому.
Мурад Реис, удачливый берберийский пират, предводитель эскадры из восьми собственных парусно-гребных шебек, пашой никогда не был. Своих людей держал в ежовых рукавицах и слыл человеком жестоким и мстительным. Но лесть любил.
Почти полную луну назад, у берега какого-то мелкого безлюдного острова в районе Канар, он подкарауливал проходящего глупого купца, но увидел на горизонте приближение большого гяурского каравана. Еще одной шебеке от такой армады спрятаться можно было, но всем восьми — никак. Оставив шебеку Тургута, что бы тот последил, может что-то увидит интересное, сам свалил домой в Агадир.
Ни через день, ни через пять, Тургут не объявился. Мурад ходил мрачнее тучи и почти смирился, что одной его шебеке пришел каюк. И вдруг ему докладывают, что к причалу подошла совершенно невредимая ласточка с живой и здоровой командой под предводительством Одноглазого.
Стойко понаблюдав, как обжигаясь, Тургут пьет кофе и, наслушавшись громкое урчание его живота, любопытство задавить не смог:
— Говори, где был и что видел.
— Все видел, паша! Все знаю и все расскажу, — при этом поведав, как от большого каравана отделилось девять купеческих шхун и не пошли вместе со всеми по известному маршруту, а завернули вглубь архипелага. Их небольшая шебека вдали была невидима, и они легко могли контролировать курс купцов. А ночью шли почти рядом, слушая постоянный перезвон склянок. На следующий день корабли вошли в бухту большого острова, им же пришлось приставать к берегу километрах в пяти от места высадки.
— Мы вернулись пешком и наблюдали за ними из-за горы. Там выгрузилось двести двадцать строителей...
— Рабов?
— Нет, паша, это были строители настоящие. Мы видели, как они работают.
— Продолжай, — сказал Мурад и вспомнил, что светлейший великий султан Мулей-Ислам сейчас ведет в столице грандиозное строительство, а визирь обещал за каждого настоящего строителя заплатить по десять золотых цехинов, а за архитектора — тысячу.
— Еще они выгрузили шесть десятков коров, много железа, ровный брус и доски. А охраняет их, паша, не поверишь, всего девять каких-то сопляков с совсем маленькими аркебузами.
— Не может того быть.
— Клянусь Аллахом, всего девять. Есть еще два мушкета у коровьих пастухов. Мы там были семь дней, ожидали, уйдут корабли или там останутся.
— Ушли?
— Да, уважаемый Мурад-паша, ушли.
Мурад несколько минут подумал, затем, вытащил из-под подушки кошель с серебром и кинул Тургуту:
— Сегодня отдыхай, а завтра — в море.
* * *
Итак, сегодня 4 августа 1680 года, мои оба флейта, получившие имена фурий — богинь мщения 'Алекто' и 'Тисифоны', впервые покидали порт Малаги и отправлялись в новый, пока еще не изведанный путь. Третьей была 'Ирина', старенькая шхуна с маленькой мортирой и шестью пушечками, купленная на деньги Стаса и Ирины. На ремонт такелажа и парусное вооружение пришлось еще свои полторы тысячи серебром добавить, но оно того стоило, шхуна была специально приспособлена для доставки скота и лошадей.
Мы не уходили навсегда. Здесь располагались склады и контора торговой компании 'Новый мир', под управлением Пабло Гихона и Якова Паса, которая фактически принадлежала мне. Фурии тоже получили местную приписку, впрочем, все корабли европейской торговой эскадры будут приписаны здесь. Конечно, в будущем буду развивать собственные порты, базы и их инфраструктуру, но и этот порт чужим уже не станет.
На рассвете мы подняли якоря, легкий береговой бриз наполнил неумело поставленные изумрудные паруса, а отливная волна захватила корабли и потащила в море. Радость, так давно всеми нами ожидаемого события, переполняла душу, на лицах команды были улыбки, а глаза ребят блестели азартом.
Стоя на шканцах*, отныне своем законном, капитанском месте, глубоко вдохнул чистый морской воздух и огляделся вокруг. С гика** свисал белый, с диагональным красным зубчатым крестом, флаг Испанской империи, а на грот-мачте
* * *
был поднят красный вымпел лидера, так же обозначающий: 'делай, как я'. Не знаю, что обозначал он в той, бесконечно далекой жизни, но в этом времени, флагов международного свода сигналов еще не существовало, поэтому, мы с будущими капитанами для передачи сообщений разработали собственную систему из двадцати четырех разноцветных флажков.
В кильватере моей 'Алекто', шла 'Ирина' с капитаном Николаем Рыжовым на борту, а замыкающей строй, под командой Александра Дуги резала волну 'Тисифона'. Порт медленно удалялся, но мы не спешили, все-таки это наш первый самостоятельный поход. По пути следования в Черное море, собирались отработать совместные слаженные действия и пострелять из пушек, для чего на буксире болтался наполовину сгнивший кеч.
Сейчас стоял, смотрел в даль и вспоминал события последних лет, сегодняшнего настоящего и того далекого будущего. Особенно два последних года моей новой жизни и новой судьбы. Наверное, следует назвать это не жизнью, а марш-броском с полной выкладкой по резко пересеченной местности. А эти два года только началом дистанции.
Тогда из Константинополя мы прибыли своевременно, караван судов на Канары лишь только формировался. На семь кораблей грузился металл, брус, доски, кирпич и прочие материалы, предназначенные для строительства первой очереди моего форта в бухте острова Сан-Мигель-де-Ла Пальма. Пабло занимался отправкой грузов, а наскипидаренный недовольным архитектором Лучано, весь в мыле Яша, бегал по причалу от корабля к кораблю, контролируя погрузку.
Вмешиваться в налаженный процесс посчитал ненужным и вредным, только лишь выслушал заверения Пабло о своевременных и полных объемах поставок продукции, по заранее оговоренным номенклатуре, качеству и ценам. Убытие каравана планировалось через пять дней совместно с Третьей
* Еще называют квартердек, надстройка над верхней палубой, под ней обычно находятся каюты старших офицеров.
** деревянный брус для крепления и растягивания нижней части косого паруса.
* * *
Самая высокая мачта, в данном случае средняя.
Имперской эскадрой, которая отправлялась на патрулирование в Вест-Индию и Новый свет. Затем, Паша, преисполненный гордости за похвалу, повел всю нашу процессию на верфи, где уже должны приступить к устройству такелажа на обоих трехмачтовых красавцах. Их узкий и длинный корпус, высокие мачты, мощное парусное вооружение, обещали обеспечить высокие ходовые характеристики.
Красителями для покрытия и обработки внешних и внутренних поверхностей кораблей, а так же тканей парусов, должна была обеспечить Рита, опытным путем. Корпус уже был обработан, и получился какой-то серо-зеленый, не поняла она, что такое молотковый. Однако, сойдет и так, силуэт в таком цвете на фоне океана тоже должен скрадываться не плохо. Хорошо бы было обшить днище до ватерлинии латунным листом, все-таки по теплым морям ходить будем, да слишком дорого, нет пока таких денег. Палубы и внутренние стены были светло-коричневого цвета, а вот паруса получились сочно-изумрудными.
Наши ребята работали самостоятельно, как знающие мастера. Один что-то делал с уложенными на палубу мачтами, стеньгами и реями, второй разворачивал косой парус, двое что-то делали на опердеке*, а еще один лазил где-то ниже, толи на орлопдеке**, толи в трюме. Но, кто-то из рабочих нас увидел, предупредил их, и через две минуты на верхней палубе собрались все пятеро моих будущих корабелов.
Это были уже не те растерянные, безъязыкие пацаны, которых привел сюда осенью прошлого года, и которые первое время не знали куда бежать и что делать. Уже через три дня они понимали простейшие команды на испанском языке, через месяц стали кое-что соображать, а перед нашим отъездом в Марсель, вполне внятно изъяснялись. Сейчас они с интересом поглядывали на Стаса и Ирину.
Пришел и стапельный староста, мастер Санчо.
— Рад видеть вас, сеньор, — поклонился он, — Пора ваших красавцев спускать на воду, а вас все нет. Появилась новая работа, нужно освобождать стапеля.
— И я рад вас видеть, мастер. Через пять дней убываю на Канары, значит, через четыре дня можно назначать церемонию.
— Священника мне пригласить, или вы приведете?
— Не нужно, мастер. Вы же знаете, что мы — ортодоксы, а здесь священника нашего вероисповедания нет. Но вы не переживайте, в данном случае мое положение позволяет провести любой религиозный обряд самостоятельно. Все будет в порядке, мастер. Лучше скажите, как успехи ваших учеников, уже чего-нибудь постигли?
* Палуба, ниже шканцев.
** Палуба с кубриками, каютами для отдыха команды. В зависимости от размеров корабля, может быть от одной до четырех кубриков. В данном случае — один большой.
— О! Ученики старательные, особенно Артэм Тшайка. Базиль Чернов станет настоящим парусным мастером. А Гойко Витич сам монтировал трубы, помпы, баки и гальюны. Теперь, чтобы отправить естественные надобности, привязываться концом и выставлять задницу за борт не нужно, сел на бронзовую чашу, потом с бачка слил воду, и все. Такого раньше ни у кого не было, теперь все захотят.
