* Рядовой солдат Польского поветового подразделения или коронной армии.
Таковая сотня панцирных войск в этих краях была лишь в личном распоряжении князя Конецпольского. Значит, мои предположения верны.
А вот на стене мелькнула и ухмыляющаяся рожа моего бывшего родственничка, но будущего покойничка.
— Капитан Полищук! — позвал Антона. Решил, что тянуть нечего, может быть, еще засветло успеем разобраться.
— Слушаю, сир!
— Построй лыцарскую конницу в две шеренги, на дистанции эффективного ведения огня из винтовок. Шрапнельных пушечек бояться не надо, они сюда даже ядром не достанут. Выполнять!
— Есть, сир!
— Лейтенант Ангелов!
— Слушаю, сир!
— Гуляй-город развернуть на юге от деревни в пределах дистанции минометного огня. Минометы подготовить к бою. Пулеметные тачанки в передвижную крепость не замыкай, выставь их на флангах с возможностью мобильного перемещения. Выполнять!
— Есть, сир!
— Сотник Орлик! — позвал молодого казака из моих родных Кашир, которого назначил походным сотником. Это и его отец погиб там, вместе с моими родными.
— Слушаю, пан атаман!
— Отправь десяток дозора на двадцать верст, вперед, по пути нашего следования. Дальше. Выдели шесть десятков казаков, пусть группами по полдесятка разбегутся от замка на полторы версты в разные стороны. Их задача — не выпустить из окружения ни одного беглеца. С оставшейся полусотней отойди за деревню в абрикосовый сад, будешь в резерве. Внимательно наблюдай за мной в подзорную трубу. Когда и куда ударить, я укажу шпагой. Ясно?
— Нэ ясно, пан атаман! Там же, — он показал пальцем в сторону замка, — Спряталась панцирная хоругвь. Даже отсюда на стенах крылатых рыцарей видно! А если они сейчас рванут в атаку? Нам никак не можно от вас отходить, надо спрятаться в гуляй-городе и биться всем вместе.
— Тебе, Петро, еще предстоит научиться дисциплине. Рассуждать будешь, лежа головой на мягких коленках своей Гали, а мои приказы исполняй безоговорочно. Повтори свою задачу!
— Ну, так! Отправить десяток в дальний дозор в сторону Бугской переправы, шестью десятками окружить поместье на полторы версты от замка, выловить или убить всех беглецов. Ну, и мне с полусотней отойти в абрикосовый сад и ударить тогда, когда вы скажете. Куда бить, вы укажете шпагой. Так?
— Так точно, — кивнул ему и уже хотел отпустить, но вспомнил о необходимости более оперативной связи, — Да, еще одно. Выдели мне в качестве вестовых двух сообразительных казаков.
— О! Пашку и Славку дам!
— Это, случайно, не твои малые браты?
— Да какие ж они малые? Славке двенадцатый год пошел, саблей уже пять лет, как машет, и с пистоля на десять шагов горшок разбивает. А Пашка и того лучше, ему на Рождество уже четырнадцать будет. Оба по-татарски и по-польски разумеют...
— Добро, исполняй. А вы, — ткнул рукой в направлении сбившегося сотенного табуна казачек, расчехляющих луки и проверяющих пистоли, там же крутилась Любка и Танька, — Марш в гуляй-город, под руку лейтенанта Ангелова, и за щиты возов — ни ногой! За крестьянами лучше присматривайте, чтоб их никто не обидел, не дай Бог.
Недаром мы потеряли время в пути, затратив его на тренировки. Вертушка гуляй-города уже сжималась, возницы лошадей заворачивали внутрь и немедленно распрягали, специально назначенные крестьяне стягивали цепями борта возов и между колесами выставляли щиты. Цепей, правда, было маловато, и щитов взяли немного, всего десятка три, но на фронтальную часть передвижной крепости, было вполне достаточно. За каких-то двадцать минут, две сотни возов, наполовину перекрывая друг друга, были сбиты в труднодоступное сооружение.
Замковые защитники показывали на нас пальцами и смеялись безудержно, даже сюда было слышно. Одна из причин их веселья была совершенно понятной даже неразумному дитяти: наша диспозиция — бестолкова, со всех точек зрения. Передвижную крепость организовали, а защитников в ней нет. Легкая конница куда-то разбежалась, а главная сила подставляется под, безусловно, сокрушительный удар.
Оглянулся на своих воинов, сегодня у нас был первый совместный бой. Сегодня мы должны впервые показать все вновь приобретенные воинские умения, главным из которых было: убить врага, но самому остаться в числе живых.
Мы выстроились верхом, двумя редкими шеренгами, позволяющими осуществить любые перестроения. Большинство лиц выглядели спокойно, некоторые слегка напряженно, зато в глазах абсолютно всех бойцов светилась вера. Нерушимая вера в командира, в себя и собственное оружие.
— Капитан Полищук, сержант Павлов! Сопровождаете меня к воротам, — вытащил из земли пику, развернул полотнище с родовым гербом и дал посыл Чайке. Их кобылы тут же пристроились от меня слева и справа. Метров за тридцать до рва, я натянул поводья, а шумевшая на стенах толпа сразу затихла.
— С вами говорит князь Каширский, — громко прокричал, — Мне нужен хозяин замка!
— Хозяин велел его не беспокоить! — кто-то отозвался со стены, а толпа начала смеяться.
— Эй! Хлопчик! — выкрикнул какой-то седоусый жолнер, видно, штатный заводило, — Передвижную крепость ты сбил быстро. Только что ж ты там одних хлопов да баб оставил?! А защитники их где?!
Дождавшись окончания очередного приступа смеха, сказал негромко, но внятно:
— Панове! За воротами этого замка укрылся убийца моего отца, деда и десятерых казаков. Его имя — Андрей Собакевич.
— Ты брехун! Никого я не убивал! Твоя родня — это моя родня!
— За брехуна тоже ответишь! Вызываю тебя на суд Божий!
— Нахрена ты мне сдался, не буду с всякими сопляками драться. Иди отсюда!
— Эй! Схизматик! Иди в дупу! — выкрикнул молодой шляхтич в шляпе, отделанной перьями не хуже, чем в индейского вождя.
— Скажи своим бабам, пусть задирают подол и выставляют лохматые шмоньки, мы сейчас придем, — кричал еще кто-то.
Было слышно, как Антон с Петром скрипели зубами, но молчали. Каждая из сторон разыгрывала свою партию и нас вынуждали сделать последний ход. Действительно, дальше такое терпеть нельзя.
— Делаете по одному выстрелу, перезаряжаться здесь не надо, нельзя терять ни одной гильзы. Когти рвем сразу же, — сказал тихо и стал заворачивать Чайку, — Антон, достань Павлина, который в перьях, а ты Петро, любого по своему вкусу. Только Собакевича оставьте мне. Огонь!
Ребята тоже разворачивались левым плечом вперед. Вдруг выхватили из чехлов винтовки, секунду прицеливались и выстрелили почти одновременно. Прежде, чем дать Чайке шенкелей, успел заметить, как шляпа Павлина взлетела высоко вверх, а его самого смело вглубь крепости. Еще один богато разодетый кривляка, который танцевал на стене между зубцами и требовал шмоньку, низко склонился и полетел вниз головой, в ров.
Три ответных выстрела раздались с опозданием, потом мимо вжикнула стрела, но достать нас было уже невозможно. Когда мы вернулись в строй, было видно, что стена больше, чем на половину опустела. Они добились того, чего хотели и сейчас готовились нас убивать, пленить, грабить и насиловать. В общем, веселиться.
— Вестовой!
— Слушаю, пан атаман! — хором зазвучало два голоса и из-за строя рысью выскочили, верхом на ухоженных татарочках, два казачка. Оба одеты в такие же красные шаровары, зеленый жупан и высокую баранью шапку, как и старший брат. Их лица выражали нетерпение, а глаза горели азартом, — Мне пока один нужен. Но коль пред мои очи вы явились оба, то слушайте приказ: в боевом порядке вам надлежит держаться в тылу строя, увижу на острие атаки, — прикажу дать батогов. Мне нужны живые вестовые. Ясно?
— Э...
— Мои приказы не обсуждаются!
— Ясно, — ответили теперь уже угрюмо и вразнобой.
— Теперь ты, Славка. Скачи к гуляй-городу, передай мой приказ лейтенанту Ангелову. Знаешь такого?
— Да кто ж не знает.
— Пусть отправит на фланги нашего строя обе тачанки, огонь из минометов открывать только после нашего первого залпа, прекращение огня — мои скрещенные над головой руки. Повтори, — парень повторил трижды, но незнакомые слова усвоил хорошо, — Все. Исполняй.
Управился он оперативно, и сам вернулся буквально через четыре минуты. А следом, быстрым ходом подвалили пулеметные фургоны и на флангах стали разворачивать задки.
Мои оппоненты собирались долго. Только через пятьдесят пять минут заскрипел на цепях мост и стали открываться ворота. Первыми на выгон перед замком начали выходить крылатые рыцари. Один, два, три... Насчитал ровно сто одного воина. Это была личная хоругвь Его мосци, князя Конецпольского. Все дворяне (а такое оснащение и вооружение могли себе позволить только богатые дворяне) были закованы в отличную пластинчатую броню, хорошо укрывающую руки и бедра. Шлемы были с козырьками и наушниками, точно такие же, как и у нас. Только у нас с гребешками, а у них — с хвостатыми султанами. А на спине к кирасе каждого были прикреплены орлиные крылья. Во время бега, они издают в воздухе неприятный звук, пугающий лошадей противника, а так же мешают накинуть аркан.
В течение последних ста лет польские гусары считались лучшими в Европе, а главное, непобедимыми конными подразделениями. Их приглашали на службу фактически все католические монархи. Впрочем, царь Московский тоже приглашал. Но особо они заявили о себе, именно как непобедимые, в период Тридцатилетней войны*.
Увидел, как Антон стал рассматривать их в подзорную трубу. Раздвинул и свою, решил посмотреть, есть ли там кто-нибудь из моих знакомцев.
Хорунжего, укрытого леопардовой шкурой и с высоким белым султаном на шлеме, когда-то видел в Кракове, но лично знакомы небыли. Мелькнуло еще несколько знакомых лиц, но никого из них близко не знал.
Следом за панцирным клином гусар, пристроилась толпа в сотни две легкой конницы. Ох, ничего себе, сколько шляхты собралось! Казалось бы, крепость совсем не большая, и где они там только размещались? Это же, сколько ланов и помещичьих усадьб сегодня поменяют хозяев?!
То, что будет именно так, не сомневался нисколько. Но, волновался, конечно. Все-таки, это наш первый бой. Нет, в боях мои ребята уже бывали. Даже оба вестовых казачка, если еще не воевали, то крови все равно не боятся. В казацких семьях, обычно, выдают боевой нож и ставят руку, начиная с шести лет, тренируют резать головы баранам.
Сейчас стоял на правом фланге, рядом с фургоном и искоса бросал взгляды на своих лыцарей. Да, волнение было и на их лицах, но страха не было, вели они себя в строю спокойно и уверенно. Лошадки вначале расслабились и все это время, склонив голову, разыскивали среди пожухлой травы зеленые побеги, сейчас же встрепенулись, подобрались, видно почувствовали напряжение всадников, готовивших к бою собственную душу.
Хорунжий, который вывел вперед свою кобылу и перед строем толкал речь, положенное перед боем знамя в руках не держал. Таким образом, он высказывал своему противнику, то есть нам, пренебрежение, а шляхта ржала, держась за животы. Впрочем, хоругвь-то Конецпольских. Очень может быть, что для исполнения сего гнилого дела, Его мосць мог знамя и не выдать.
Мы действительно, сравнительно с троекратным перевесом оппонентов, внешне выглядели смешно. Но я верил в своих людей и свое оружие, точно так же, как они верили в меня. И выступать перед строем и что-то говорить мне тоже не нужно, мы уже наговорились. Целый год готовились к этому дню, теперь насупил экзамен.
Казалось бы, пока они там смеются и базарят не по делу, их можно было бы накрыть, разбить и рассеять. Но с точки зрения рыцарского этикета, это будет неправильно, мою фамилию станут полоскать на каждом углу. Нет, мы уже сделали свой ход, очередь за оппонентами.
И вот, этот миг настал. Броневой клин ударил копытами и, сотрясая землю, нацелился пиками в середину нашего жиденького строя. Антон на полкорпуса выдвинулся вперед и стал ловить мой взгляд. Сегодня ударным кулаком будет командовать он. Я же, как правофланговый, пойду в тылу наступающей группы. Посмотрел на него, глубоко вдохнул, затем, резко выдохнул воздух и кивнул головой.
— Внимание! Товарищи лыцарский корпус! — заорал он во всю глотку, — Ряды сдвой! К бою!
Вторая шеренга вклинилась в первую и все развернули лошадей чуть правее. Все, кроме меня, вытащили из чехлов винтовки, щелкнули курками взвода и стали выбирать надвигающиеся цели. Никто не целился в средину, центр клина должен лечь под перекрестным огнем пулеметов.
— Пулеметы! По четыре магазина! Лыцари! Полный магазин! — продолжал командовать Антон и на несколько секунд замолчал. Дистанция до противника 250 метров, 200, 150! — Огонь!!
Залп грянул не стройно. Молодцы ребята, значит, не просто нажали на курок, а стреляли прицельно. Одновременно, словно швейные машинки в ателье, застрочили пулеметы. Где-то над нашими головами, набрав самую верхнюю точку взлета, душераздирающе завыли мины. Наши лошади к этому привычны, а вот ваши — нет. Это вам не крылья гусарские.
Для самого хладнокровного воина 17-го века, но неподготовленного к восприятию последствий применения моего оружия, сейчас на поле боя наступил сущий ад. Пули со стальными сердечниками прошивали кирасы и сметали гусар с седла. Передние лошади стали нырять головой вниз и на полном скаку опрокидываться на спину, всадники валились на землю и были затоптаны разогнавшимися задними. Сквозь звуки стрельбы над полем боя слышался грохот падающего железа и крики отчаяния, людей и лошадей.
Часть лошадей от минометного воя взбесились, стали метаться из стороны в сторону, не поддаваясь ни послушанию, ни управлению наездников. Даже татарочки моих вестовых дико ржали, припадали на передние ноги, затем, понесли в поле. При этом, лица Паши и Славки, которые во время построения бронированного клина противника пытались демонстрировать невозмутимость смертников, после нашей стрельбы выглядели ужасно удивленными и несли на себе печать страха.
За одну минуту прозвучала одна тысяча шестьсот пулеметно-винтовочных выстрелов. Весь фронт вражеского наступления был завален трупами и подранками, лошадей и людей.
Данко тоже не спал. Минометный удар был нанесен по всем трем башням. Наиболее удачным был огонь левофлангового миномета, его четвертая мина вызвала очень мощный взрыв, видно попала в бочонок с порохом. В результате, половину башни разметало по округе, а часть стены, примыкавшая к ней, обрушилась в ров.
Правофланговый тоже неплохо поработал. Где-то на десятом выстреле, жерло пушки, которая смотрела на подход к мосту, клюнуло вниз. И только зацепившись лафетом, который задрал хвост высоко в небо, она не слетела с башни.
Наиболее слабый расчет оказался на среднем миномете. Они швыряли мины и внутрь крепости, и под стену, но чаще всего в ров. В общем, совсем не туда, куда надо. Но швыряли очень быстро, мин выплюнули раза в два больше, чем прочие стволы. Благое дело, Данко перенес огонь всей батареи на центральную башню. Очень скоро надвратная пушка обрушилась вместе с воротами, а механизм подъема моста был разбит, даже натяжные цепи слетели.
Не дожидаясь, пока окончится минометный налет на башни противника, Антон, как только сам лично отстрелялся из винтовки, вбросил ее в чехол. Тут же правой рукой вытащил из ножен шашку, а левой — из кобуры револьвер. Шашкой завертел над головой, и мы сквозь шум и взрывы смогли разобрать его голос:
