* * *
Начали переправу через Южный Буг только через сутки. Могли бы и раньше, но много возни было с ранеными. Доктор Янков оказал помощь сначала нашим, затем, оставив мою сестру Таньку с девчонками ухаживать за тяжелыми, вместе с Любкой и другими казачками, отправился помогать доктору гусарского полка.
— Доктор сказал, все наши выживут, — шепнула мне Танька. Я был рад, что мои любимые девочки нашли себе занятие, правда, грязное и вонючее, зато благодаря своим стараниям, наша фамилия купалась в ауре всеобщего уважения.
Потом, хоронили погибших. Православным выкопали могилу, а сверху насыпали тысячу двести тридцать два мешка земли, фактически от каждого из наших переселенцев по мешку. Получился солидный курган, на вершине которого к вечеру плотники установили высокий крест, изготовленный из найденного на мелководье мореного дубка. На обычный, католический крест материала тоже хватило.
Часть крестьян, Сорокопуд выделил в помощь для похорон католиков, а вторую часть, поставил свежевать погибших лошадей, драть шкуры и солить вырезки мяса молодняка.
А вечером барон Штауфенберг пригласил меня в шатер князя Андрея. Вообще-то он должен был сам ко мне явиться, но мы не гордые, тем более, младшие и по возрасту, и по положению. Пока.
— Мои сбережения, Миша, хранятся в золоте, поэтому и расчет ты получишь золотом. Держи, — подал он мне первый свиток, — Здесь 120 тысяч луидоров. Это соответствует сумме пари в 478 тысяч серебром.
Затем он перечитал второй свиток и подал мне:
— Здесь 170 тысяч золотом. В живых осталось шестьсот восемьдесят два воина, в том числе раненные и искалеченные, но благодаря твоему доктору и помощи твоей милой красавицы-жены, с ними должно быть все хорошо. Среди них триста тридцать два рыцаря, остальные — околичная шляхта. Теперь лошади — двести девяносто боевых и триста семьдесят семь чистокровных скаковых. Только вместо двухсот двадцати семи чистокровных, твой лиходей-обозный нам вернул столько же обычных татарских лохматок, поэтому, в расчет они не включены.
Действительно, Сорокопуд мне доложил, что классных кобылиц и жеребцов зажилил. Правда, дарить шляхте татарок он даже не думал, но я настоял, людям же домой добираться как-то надо...
— И последнее. Пятьсот три полных латных доспеха. Кроме того, ты говорил, что у тебя в обозе есть еще сто один такой же?
— Да, это правда.
— Я бы хотел их выкупить. Ты не возражаешь?
— Абсолютно не возражаю.
— Тогда назови свою цену.
— Я не купец, мне невместно торговаться. Отдам по нами согласованной сумме залога в тысячу талеров, — ответил, пожав плечами, хорошо понимая, что начни я сейчас ерзать по ценам, опущу себя ниже плинтуса. Не княжеское это дело.
— Очень хорошо, — ответил он, — А еще у тебя есть финансовые обязательства шляхтичей, отпущенных из плена на 148 тысяч?
— Да.
— Я бы тоже хотел их выкупить.
— Зачем они вам?
— У меня есть причины поступить подобным образом.
— Согласен, для меня это очень хороший выход. Ни манипулировать, ни шантажировать панство я не собирался.
— Прекрасно. Тогда общая сумма получается семьсот пятьдесят две тысячи серебром или 180 тысяч золотом, — Он развернул третий свиток, макнул пером в чернила и аккуратно вывел сумму цифрами и в скобочках буквами.
В результате, ободрал я князя Андрея, приблизительно, на один миллион девятьсот тысяч серебром. Деньги воистину колоссальные. Конечно, в результате его округлений пара тысяч где-то потерялась, но это не существенно, это пыль.
— Еще через месяц буду в Кракове и занесу в банк письмо, чтоб они не тянули вола за хвост, — сказал он, затем, откинулся на стуле и пристально посмотрел мне в глаза, — А теперь скажи мне, Миша, только честно. Что это было? Как так могло случиться? Только не говори о божественном провидении или дьявольской помощи! Я в это не верю!
— Все, Андрей Михайлович, гораздо прозаичней. И прикажите позвать моего вестового, — тяжело вздохнул, вытащил из кобуры и положил на стол револьвер, изготовленный в Толедо и купленный мной в прошлом году специально для подобной ситуации. Такие конструкции пистолетов в Европе изготавливались уже лет сто пятьдесят. Барабан на шесть камор одновременно служил, и как патронник, и как магазин для зарядов, а в действие он приводился колесцовым механизмом с кремниевым замком. Тогда же я купил и барабанный мушкет точно такой же конструкции. Подобное оружие, оказывается, в среде европейских военных хорошо известно, но стоило очень дорого. Да и качество хромало, колесцовый механизм больше шести-семи десятков выстрелов не выдерживал, пистоль нужно было отдавать в ремонт, поэтому, он и не пользовался широким спросом.
Славке приказал вытащить из седельного чехла специально приготовленный мушкет и тащить в шатер.
— Таких пистолей и мушкетов у меня шесть сотен. А еще, Андрей Михайлович, в моем обозе путешествует пять десятков небольших мортир.
— Но кто это все изготовил, где ты все это взял?! Да, я видел такое оружие, но единицы, а не такие большие количества. Это, какие же огромные деньги?!
— Я вправе не отвечать на этот вопрос, но лично для вас скажу, сейчас это уже не имеет никакого значения. Мастера, которые это сделали, — показал рукой на пистоль и мушкет, — Больше подобное сделать не смогут, они умерли. А куплено все на деньги и по заказу людей из Вест-Индии. Золото, уважаемый Андрей Михайлович, делает все!
— А дым?! Дымов-то во время стрельбы видно не было?!
— Там был не порох, а алхимическая смесь, изготовленная одним азиатом из Чины. Очень дорогая, один выстрел из мушкета стоит пять талеров.
— Ого! Целого смерда!
— А выстрел из мортиры — все тридцать, но как видите, — приподнял со стола свитки, — Оно того стоило.
— Хотелось бы купить этого азиата, он продается?
— Люди, которые готовили мне этот заказ, посчитали, что он тоже, слишком зажился на этом свете. Большего, увы, сказать не могу. Это не моя тайна.
— Да! А еще те большие механизмы, которые грузили на возы?
— Шесть мушкетов, скрепленные на одном барабане. Удобны тем, что может стрелять один, самый меткий воин.
— Боже мой, Боже мой, — прошептал князь Андрей и закинул голову вверх, — Как все просто?! И нет никаких чудес.
Очень надеюсь, что разработанная мной, Иваном и Антоном легенда прокатила. По крайней мере, мне показалось, что князь Вишневецкий поверил.
А револьверный пистоль и мушкет я ему подарил. Впрочем, наши натянутые до упора отношения от этого не улучшились. И уже не улучшатся никогда.
По диким землям мы путешествовали еще два дня, но никаких неприятных неожиданностей за это время не случилось. А в Хаджибее нас ожидало целое столпотворение: Семьсот восемьдесят пять казаков-запорожцев, в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет, сорок семь казаков-донцов, где-то сагитированных Давидом Черкесом, шестьсот девяносто казачек в таких же летах, сто восемнадцать местных семей гречкосеев, общим итогом четыреста двадцать человек, и еще двести пятнадцать москалей — целая деревня крестьян, сбежавших от деспотического помещика на Дон. Но там тоже нищеброды сирые никому, особо, не нужны. Вот, каким-то образом, по подсказке пана Кривоуса, они и протоптали дорожку. Да не зарастет она травой!
— Женился?! — Иван тискал меня в своих стальных ручищах. Если бы не кираса на мне, так раздавил бы, — Вот это и есть Чернышенкова дочь Люба?! Ай, какая гарная молодычка! Знавал я твоего отца, красавица, достойный человек! А то есть твоя сестра Татьяна?! Ой, девонька, чудо, как хороша!
Хитрый Иван, расположил к себе моих девочек буквально за две минуты, быстренько и навечно.
— Ну, рассказывай, — хлопнул он меня своей тяжеленной пятерней по броне кирасы, — Как Собакевич? Как все прошло?
— Нет его больше, а прошло все нормально, сам видишь, — кивнул на гудящую толпу, — Конкретно обо всем поговорим вечером, если выставишь кубок доброго вина.
— Да выставлю! И наливку привез, и вино. Ах ты, басурман проклятый! — вдруг хлопнул он себя по бедрам, — Смотри, уже мчится изо всех ног, чуть ли не опрокидывается!
— Кто бежит?
— Да чауш* от Джунаид-бея. Тот, подлюка, денег хочет. Заколебал он меня за эти дни.
— Ерунда, рассчитаемся. И сейчас рассчитаемся, и через год, и через два. Сколько будем сотрудничать, за столько и заплатим. Ему это выгодно, а нам — кровно необходимо. Теперь скажи в двух словах, что здесь еще интересного?
— Черкес продал лошадей и купил восемь десятков возов добра всякого, зерна, тканей да еды. Говорит, что по твоему списку. Сто шестьдесят породистых кобыл и два десятка жеребцов, продавать отказались. Их действительно, лучше себе оставить. А наши моряки, которые с ним вернулись, уже в море хотят. И когда они его успели полюбить?
— Море? О! Теперь моря будет много. А француз, здесь или нет?
— Здесь! Ходит и руки потирает. Весь подряд на перевозки он взял на себя.
Лагерь гудел, как растревоженный улей. Те, кто здесь уже был, радовались, что их ожидание подошло к концу, и они не сегодня-завтра двинутся дальше, на те неведомые, но такие желанные земли. И те, кто пришел со мной, тоже радовались что, наконец, пришли, и дальше уже ногами идти не надо.
Никто из них даже не подозревал, что придется еще походить немало, и на дальних землях, и на очень дальних. Совсем на другой стороне земного шара.
* Связной, посланник.
Конец первой книги.
