И двинулась в сторону баррикад, чтобы ничего не только не видеть, но и не слышать.
— Нужна помощь? — закончив с туннелем, Глабр начал осмотр раненых.
И черед дошел до Хэммета. К его чести, при взгляде на рану в глазах римлянина не заиграла огоньки торжества.
— Я не буду этого делать... — сразу решил бывший крестоносец. стараясь игнорировать легата.
— Так позвольте мне, — предложил тот свои услуги.
— О, лучше все-таки я, — возразил Франкенштейн. — У меня есть медицинское образование.
Эльф же после этих слов двинулся к другим раненым, потеряв к ситуации всякий интерес.
— Боюсь, будет очень неприятно.
Профессор кивнул и отказался даже от палки, чтобы не откусить язык.
Никаких средств для снятия боли. Морфин был недостижимой мечтой каждого раненого. Пусть даже он был невероятно опасен....
Виктор взялся за рукоять и лезвие меча, не жалея своей пришитой руки. И резко надавил. Как Хэммет не старался, сдавленный крик сдержать не удалось...
Неизвестно где. Осада. 10 день.
Уничтожение половины недостроенного моста негативно сказалось на морали защитников. Если бы еще не хватало дерева, началась бы паника. Но пока спасало железное спокойствие римлян, которые своим примером и лечами вдохновляли остальных.
Вернее, вдохновлял легат. Но было видно, что он исполнитель, а Пиррос, несмотря на свою молчаливость, был головой.
Вот только между закаленными в боях представителями могущественной когда-то империи и остальными имелась существенная разница.И заключалась в том, что римлян учили не только сражаться до последнего, но и умирать. Эти двое эльфов являлись чистокровными, истинными представителями Империи. Ни одного человека в родословной, что стало повсеместно в конце падения могущественного государства.
Для остальных они стали символом. Но не более. За них были готовы сражаться, но не умирать. Даже во имя общего спасения.
Поэтому рухнувший мост, а также потери дали некроманту преимущество, и он лишь усиливал натиск.
Теперь пятеро мертвых крестоносцев были постоянными гостями на поле боя. Из на девятый день удалось убить лишь одного. Копье африканского орка попало в брешь в его нагруднике, разбивая кристалл внутри. Но вот с остальными можно было справиться только толпой.
Заканчивающиеся патроны не могли пробить результат гения эльфов и гномов. Впрочем, в распоряжении некроманта они тоже не бесконечные. Поэтому настоящий дождь из пуль противники устраивали редко. Только когда открывалась хорошая возможность.
Все понимали, что баррикада не может держатьяс вечно. Вражеские пули делали свое дело. И когда на девятый день стало ясно, что постройка больше не держит пули, было решено отступать ко второй линии обороны между двумя горами. Предпоследний оплот.
Проблем сразу прибавилось. Иногда меткие мертвяки умудрялись подстрелить рабочих на мостах во время работы. Поэтому стройка заканчивалась, пока не удавалось отбить очередную атаку.
Каждый защитник забыл, что такое сон. С потерями число обязанностей каждого росло. Виктор с трудом успел сделать с помощью подходящей деревяшке и ремней замену отрезанной ноге профессора.
Тот пережил кровопотерю и болевой шок без последствий. И даже никакая болезнь не развилась.
Учиться ходить пришлось без костылей, на плохо пригодной деревяшке. Но Хэммет справлялся. Молча, не говоря ни с кем, словно стесняясь своей потери.
Ни о каком ближнем бое при таком раскладе и говорить не приходится. Поэтому он отдал свой меч тому, кто больше в этом нуждался. А сам держал наготове револьвер.
Только Катерина опасалась, как бы он не пустил себе пулю в лоб в критический момент. Но, возможно, не стоит судить других по себе. Возможно, женщина бы так и поступила, попав в такую ситуация. Ибо судьба и так отняла у нее все.
На Уильяма некоторые из соратников по несчастью продолжали коситься с враждебным взглядом. До сих пор не могли простить, за то, что он 'профукал' шанс на спасение.
Да еще к тому же нацепил на себя уцелевший после взрыва нагрудник капитана Патрика. Один из подхалимов, что был средневековым рыцарем, думал его отнять в пользу легата или императора, за что поплатился передними зубами.
И, несмотря на конфликт, случившейся ранее, Глабр при полевом суде был на стороне справедливости и разжаловал подхалима-рыцаря. Все равно как командир он оказался достаточно посредственным, действовал не так эффективно, и его отрядами гораздо лучше управлял заместитель.
Вся эта грызня продолжалась то и дело, вспыхивая мелкими конфликтами, несмотря на всю угрозу, находившуюся снаружи. Люди и им подобные всегда оставались собой. Но пара показательных казней, когда конфликтовали наиболее бесполезные, сделали свое дело. До убийств пока еще не доходило. Однако неизвестно, насколько хватит этой острастки...
— Порой я не понимаю, что мы все творим, — сказал на десятый день отец Витторио.
В последние дни они с Уильямом часто беседовали. Тому требовалась духовная поддержка, и уже очень давно. В ордене помогала вера, а с потерей места в организации пропала и вера. И он шел лишь вперед, будучи лишь собственной темной тенью.
Но быстрого духовного воскрешения не произошло. Все беседы помогали лишь держаться на плаву. Война была стихией бывшего крестоносца, у него в крови. Но здесь была не война. Здесь были джунгли, выживаение диких зверей, запертых в клетке, борящихся с практически неизбежным.
Каждому требовалось справиться с этим давлением. Даже сильным. Кто-то умудрялся использовать внутренние резервы, как Хэммет и Виктор. Кто-то отстранялся от происходящего, как Катерина и Салим.
Солдат всегда знал, что отличается от них в большинстве аспектов. И подсознательно считал себя наиболее достойным попасть в рай, несмотря на все грехи.
— Я думаю, не нам решать, хорошо это или плохо, — тихо ответил Уильям.
— Вы не правы, — покачал головой эльф. — Когда Бог вызовет нас на свой суд, что скажет тот, кто убил чужому по приказу тысячи людей?
— Правду...
— Правда в этот раз не спасет. Даже истинная вера в необходимость преступления не спасет от тяжести возложенного на душу греха.
— Где же тогда выход? — поинтересовал солдат. — Послать к черту все принципы? — от этой грубости священник чуть поморщился, но собеседник никогда за подобное не извинился, приходилось к этому привыкать. — Сказать, что даже поступая правильно, я не прав?
Отец Витторио задумался, но потом добродушно усмехнулся:
— Вы хотите жить проще, Уильям. Это хорошое желание. Потому что естественное для многих людей. И порой так жить правильно. Но мир не делится на черное и белое. Как и Бог не всегда добр. Равно как и не всегда карает за преступления, если человек истинно раскаялся.
Теперь настала очередь бывшего крестоносца всерьез задуматься над этими словами. И ответ, как обычно не приходил.
Его мучили сомнения. Мучили постоянно. Но солдат не мог поделиться этим с кем-либо. Но именно сейчас сделал первую робкую попытку.
— У меня есть сомнения. Постоянно. И они все больше укрепляются не в ту сторону, в которую мне бы хотелось. Именно поэтому я не хочу доказательств. И по-своему прав. Но если я окажусь не правым на божественном суде, то мне не будет прощения. Что мне делать? Переступить через себя? И, возможно, уничтожить то немногое, что осталось?
Священник посерьезнел. Пусть он и выглядел озадаченным, но Уильяму показалось, что он если не полностью, то хотя бы частично догадывается о том, что говорил. И это еще сильнее насторожило.
— Только вы можете выбрать свой путь.
— Но зачем тогда молиться Богу, если он не указывает его? — настаивал солдат, продолжая задаваться непростые вопросы.
Но отец Витторио, казалось, слышал их слишком часто.
— Если знаков нет, значит, мы в них не нуждаемся. И должны сами в таком случае принять решение. Да, это звучит как совершенно пустое извинение. Но мы не вправе требовать от Него чего-то.
— Я понимаю... — запнувшись, бывший крестоносец запнулся. — Я... больше всего на свете я боялся попасть в ад. Потому то демоны, эти твари — идеальное доказательство его существования. Наш орден был построен не на песке или в болоте. Каждый из создателей знал, что ад существует, и что человеческие грехи низводят души умерших туда. А я совершил слишком много дурного, чтобы избежать этой участи... и у меня есть один-единственный шанс на искупление.
— Кто вам это сказал? — озадаченно спросил священник.
И тут бывший крестоносец запнулся, поняв, что сболтнул лишнего.
— Я сам...
— В таком случае, не судите себя так строго. Главное найти мир в своей душе. И раскаиваться в своих грехах.
— Вы раскаиваетесь? — опустив голову, неожиданно поинтересовался Уильяма.
— Нет, — без лишних предисловий ответил эльф. — Поэтому моя участь будет незавидна, когда настанет мой черед. Гордыня во мне слишком сильна. Но для вас, возможно, еще не все потеряно. Просто вы запутались. К сожалению, это место не подходящее, чтобы распутать весь клубок, что крепко завязался в вашей душе.
Тут собеседники осеклись, увидев, что к ним, ковыляя на выструганной деревянной ноге, опираясь плечом на доску, шел профессор.
— Прошу прощения, что прерываю вашу исповедь, — заранее извинился Хэммет.
Он дышал тяжело, было видно, что ходьба на деревяшке с трудом ему дается. Но в остальном никаких последствий. Вся замкнутость прошла вчера вечером. Словно до этого Михаил лишь тщательно планировал, как будет жить дальше, а после жизнь стала гораздо проще. Уильям завидовал этому умению соратника приспосабливаться...
— Мы уже закончили, — ответил бывший крестоносец. — Вы садитесь, не мучайте себя.
— Благодарю... — профессор с заметным облегчением опустился на пепел, ничуть не боясь испортить пиджак.
За своим внешним видом в этом месте практически никто не следил. У большинства мужчина имелись бороды или хотя бы трехдневная щетина. Только римляне, как того требовал их внутренний свод правил, всегда были гладко выбриты.
— Вам повезло, у вас хорошо свертывается кровь, — заметил солдат. — Мы заметили это еще в Симбирске... я видел, как солдатам ампутировали конечности. И последствия...
— Единственное последствие... я все еще ее чувствую, — тихо сказал Хэммет. — Не слишком приятные ощущения.
Виктор сказал, что это нормальное явление. Скорее всего, с ним придется прожить всю оставшуюся жизнь. Но как подобное может волновать, когда они заперты армией мертвецов, а единственный выход строится с трудом.
Теперь не нужно было далеко идти, чтобы попасть на баррикаду. От шальных пуль забравшихся на нее противников погибали защитники и внутри защищенного периода. Все были готовы забаррикадироваться в пещерах в любой момент, как только оборона будет прорвана.
А то, что это случится, можно не сомневаться. Люди изматывались все сильнее, норма еды в день становилась все меньше из-за исчезающих запасов. Патронов было мало, начали пользоваться даже кремниевым огнестрельным оружием, что имелось в запасах. Кое-что удавалось добыть у мертвецов, когда армия врага отступала. Но то было роскошью в каньоне, где при этом имелся поворот вдалеке. Здесь же ловкачей, что искали экипировку среди останков, начали попросту отстреливать издалека.
— Вы хотели о чем-то поговорить? — прервал молчание отец Витторио, выводя Хэммета из глубоких раздумий.
— Да. Это касается наших... друзей...
— Римлян... — сразу догадался священник, чем удивил Уильяма, ибо тот подумал, что речь идет об остальных из их маленького отряда.
— Именно, — профессор еще раз аккуратно огляделся, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. — Я не думаю, что нам позволят так просто уйти.
— Какое им дело — уйдем мы или нет? — хмыкнул бывший крестоносец. — Мне они не нравятся, но сомневаюсь, что...
— Они держат при себе остатки динамита. Не для битвы. И не для того, чтобы взорвать себя, если мертвецы начнут совсем прижимать, — быстро обрисовал ситуацию профессор.
Священник хотел было возразить, что это скорее напоминает паранойю. И во многом догадки. Но потом вспомнил, что Михаил на такие ситуации никогда не шутил. И слова остальных это лишь подтверждали.
— Значит, хотят сбежать, — понял Уильям. — им достаточно еще пары секций моста, чтобы допрыгнуть и взорвать его. И тогда мы обречены...
— Но какой им смысл бежать без своей маленькой империи? Разве они не говорили, что не могут найти себе место в обычном мире? Я их в этом прекрасно понимаю, — напомнил эльф.
Михаил покачал головой. Он не надеялся на понимание остальных. Лишь хотел предостеречь от угрозы.
— Римляне слишком сильно ненавидят меня. И вас тоже, раз вы со мной. Робертса они отпустили, потому что он предстал в их глазах такой же "жертвой моих действий", как они сами. Но появись мы вместе, не избежали бы горькой участи. Теперь наши жизни, как ни прискорбно, спасет только то, что находится за баррикадой.
— Это... иронично, — дал свою оценку отец Витторио. — Значит, до самого создания моста мы не можем перебить всех мертвецов. Но и после мы должны найти способ добраться до портала раньше римлян, пока мосты не взорвали... как вы считаете, они попытаются убить вас лично?
От этого многое зависело.
— Я думаю, нет, — покачал головой Хэммет. — Им будет достаточно уверенности в моей смерти. Ведь я не смогу противостоять армии мертвецов с одной ногой.
— Остальные знают об этом? — осведомился Уильям.
Говорить об этом долго не стоило, могут возникнуть подозрения. Если римляне понимают, что путешественники не дураки, то они уже приняли меры. На их стороне будут те воины империи, которых они пообещают взять с собой в случае смерти профессора.
Но ничего не мешает Пирросу и Глабру обмануть и их.
— Виктор пытается придумать план, — обнадежил Михаил. — Катерина и Салим тоже знают о проблеме. Катерина сразу сказала, что не стоит пытаться тайно убить римлян. Ничего это не даст. Да и скорее просто не выйдет. Они — профессиональные воины. В их время часто подсылали шпионов и убийц, чтобы убить представителей высоких чинов. Сомневаюсь, что он утратили привычную бдительность.
— В таком случае, каков будет план? — было видно, что солдат начал ощутимо нервничать.
Теперь будет ожидать подвоха с любой стороны. Но при теперешней расстановке сил это даже правильно.
— Я сообщу вам, когда придет время, — пообещал Хэммет.
Неизвестно где. Осада. 15 день.
Дни тянулись бесконечно долго. Точнее, понять, прошел ли день или нет, можно было лишь по внутренним часам. Дольше всех держал марку Хэммет, но постепенно и он потерял счет времени. Работающих часов под рукой не оказалось, чтобы поддержать это 'летоисчисление'.
Каждый, попавший сюда, начинал жить вне времени. Постепенно, все мысли о том, что происходит в обычном мире, сходят на нет. Поэтому никто из путешественников не задумывался о том, что прошло уже, по меньшей мере, двенадцать-восемнадцать лет в настоящем времени.
Да и у каждого из них закончилась старая жизнь. Не имело значения, годом больше, годом меньше. Главное, не задержаться здесь настолько, чтобы перейти в другую эпоху. Хоть это никому из присутствующих в этом мире не грозило.
