Террористы, самые различные и самые безумные — ими кишел Мантл. От тех, чьим идеям даже сочувствовал Джеймс — не собираясь, впрочем, признавать их методы — как движения за отмену сегрегации фавнов в Атласе — так и те, что призывали к прямому уничтожению Атласа.
Действовать было необходимо быстро — Джеймсу не было нужды знать, были ли эти возникшие ячейки ответом на действия Шни или отдельной болезнью — но даже сочувствуя всей душой некоторым из них — в конце концов они все были опасны — не только для Атласа — но и для Мантла.
Солитас был редок на гримм — но тот уровень негатива, что они создавали, был чрезмерен даже для Солитаса.
Но Озпин высказался против.
Видя ту же картину, что обуревала Мантл, когда генерал Айронвуд ощущал не желание — необходимость — действовать — Озпин лишь покачал головой, сказав Айронвуду о необходимости быть умеренным, оставить это все на самотек...
Даже когда люди начали пропадать в трущобах Мантла — все, что мог посоветовать Озпин — это отправить несколько лучших специалистов на разведку!
В тот момент, когда террористы Мантла перешли к началу террора против простых жителей, не поддерживающих их стремлений — все, что мог сказать Озпин — это "ничего не делать"?!
Это было первым моментом, когда Джеймс Айронвуд вспомнил, что, в конце концов, он был не только исполнителем Озпина.
Он был все еще и Генералом Армии Атласа!
И, не обращая внимания на слова Озпина, Джеймс Айронвуд ввел войска для помощи полиции.
Сработало ли это на сто процентов?
Нет, к сожалению нет. Джеймс Айронвуд был хорошим исполнителем, но не великолепным стратегом. Многие люди в Мантле встретили его с опаской — и спустя некоторое время начали распространяться даже слухи, что сама армия Атласа повинна в массовых исчезновениях...
Джеймс пристрелил бы самолично того, кто распускал подобные слухи!
Но, в конце концов, Джеймс поступил правильно. Несмотря на слова Озпина — террористические ячейки Мантла начали исчезать один за другим.
Конечно же не все из них в конце концов были обвинены в терроризме — среди обществ Мантла хватало и просто небольших групп по интересам — но немалое число среди них в конце концов оказывались небольшими бандами, настоящими преступниками, что должны были предстать перед судом — и не один раз Джеймс с сожалением видел, как очередной молодой парень или девушка в конце концов приговаривались к высшей мере наказания.
Джеймсу было жалко смотреть на это — но, будь даже закон суров — он все еще оставался законом.
Но трещина, прошедшая между Джеймсом и Озпином лишь продолжала шириться. Хотя Джеймс и видел, что действует ради блага всего своего государства — ради блага миллионов людей, желающих лишь остаться в покое, без вмешательства гримм или преступников в их обычную повседневную жизнь — Озпин лишь упрямо отказывался признать его правоту...
И вот, когда Айронвуд обнаружил несколько поставок, полностью указывающих на Джонатана... Озпин встал на его сторону.
Нет, Джеймс не был слепым — он видел, что Джонатан не был тем человеком, который решил бы снабжать террористов... Когда-то.
Но не с подачи ли Джонатана началось превращение Белого Клыка из пацифистского движения за права и свободы всех фавнов в государство с собственной армие? Государство, готовое бандитским способом добывать прах даже за счет поставок Атласу?
И будь даже Жак Шни самим собой — он все еще оставался человеком Атласа, гражданином, у которого все также оставались права и свободы. И Белый Клык, будь они хоть трижды борцами за свободу, в конце концов преступили черту закона, став просто преступниками.
Генерал Айронвуд понимал, что мир политики, в котором он оказался так или иначе, представляет из себя грязное дело — место, где подкуп, шантаж, замалчивание чужих грехов и даже создание друг другу ложных происходят повсеместно — но он считал что у всего должен был быть предел, финальная черта.
Не заступил ли за черту эту черту Джонатан, когда Рейвен — знаменитая преступница, на руках которой покоилась кровь сотен невинных людей — потребовала в оплату сотрудничество Джонатана в вопросе ее обогащения и легитимизации? Не переступил ли черту Белладонна, фактически легитимизировав Рейвен Бранвен? И, самое главное...
Не перешел ли черту Озпин, поручившийся за них перед лицом Джеймса Айронвуда?
Джеймс был честным человеком высоких моральных стандартов — и подобного лицемерия понять не мог.
Даже если это было нужно для спасения всего человечества — неужели не было никакого иного выхода? А даже если и не было — не стоило ли это спасение больше, чем поражение?
И поэтому, когда Джеймс обнаружил следы чужого вмешательства в дела Атласа — слова Озпина уже не могли успокоить его.
Патроны, оружие, даже чертовы магические чудеса Джонатана не беруться из воздуха — даже если Джонатан может просто телепортировать их — это значит только то, что он создал их заранее...
Но Озпин и Джонатан не признались в этом и...
Джеймс Айронвуд совершил то, что, возможно, стало поворотной точкой во всей истории Атласа.
Реформа армии.
Точнее, армейские реформы проводились во всем мире регулярно, в Атласе тем более — устаревшее оружие уходило на покой, новая организация проверяла старых командиров на соответствие званиям — но в этот раз случилось то, чего не случалось никогда раньше.
Из армии Атласа исчезли соглядатаи Вейла.
Старые друзья и пешки Озпина, те, о ком Озпин сообщал когда-то открыто как о проверенных людях — не посвященных в детали этого мира, но служащих связующим звеном между Атласом и Вейлом, между Айронвудом и Озпином, созданные для того, чтобы в момент нужды армия Атласа могла воздействовать даже без самого Джеймса.
Он убрал старые пароли и обходные пути в программном оснащении Атласа, когда-то врученные Озпину. Изменил состав своих секретарей и старых заместителей.
Это нельзя было назвать иначе, чем большим расколом между двумя главными защитниками будущего Ремнанта — но кто был этому виной?
И когда, казалось, связи между старыми друзьями и союзниками грозили разорваться окончательно...
Озпин сообщил, что на Вакуо движется орда гримм, сравнимая по размерам и силе с той, что чуть не стерла Гленн с лица Земли.
Вакуо было куда более крупным и защищенным поселением, нежели Гленн в свое время, с множеством охотников и армией в близком расположении, но орда в Гленн прошлась через весь город всего за несколько часов — если бы не вмешательство Джонатана все было бы кончено еще до того, как Вейл даже узнал бы о случившемся...
И в это же время Озпин сообщил о том, что в Атласе готовился военный переворот — и виной всему был никто иной, как Жак Шни.
Что должен был делать в этой ситуации Джеймс Айронвуд?
Отправиться на помощь Вакуо, подставляя мягкое подбрюшье Жаку Шни? Отказаться от помощи Вакуо и обречь миллионы людей на гибель? Или все это было уловкой Озпина?
Джеймс Айронвуд был человеком не без ума — но и не без сердца.
Потому все, на что ему оставалось надеяться — это на то, что в конце концов Озпин не соврал ему и в этот раз.
Отвлекшись от созерцания вида за своим окном — Джеймс выдохнул и развернулся к своему столу, на котором уже покоилось написанное от руки срочное послание — что-то, что нельзя было доверить даже разговору по свитку.
Арестовать Жака Шни по обвинению в государственной измене. Подпись — Генерал Джеймс Айронвуд.
* * *
Винтер Шни всегда считала себя выдающейся девушкой.
С ранних лет отмеченная физическими способностями и хорошей фигурой — аура открытая в двенадцать лет — и баснословное состояние ее отца. Первая в очереди на наследование всей праховой мегакорпорации Шни — она считалась примером для всего высшего общества Атласа даже в столь юном возрасте. Многие пророчили ей большое будущее — как ее учителя, так и ее знакомые — точнее, родители ее знакомых.
Ее младшая сестра, Вайсс, всегда также смотрела на нее с восхищением во взгляде — даже если пока ее больше интересовала прическа винтер или ее сверкающая одежда, чем ее жизненные истории. Винтер Шни пророчили будущее первоклассной бизнеследи...
Именно это и вызвало у многих такую волну непонимания, шок, ужас, когда Винтер Шни объявила, что поступит в Академию Охотников.
Статус охотника был высок — но это не то заведение которое стоит посещать будущей наследнице состояния Жака Шни. Экономический университет Атласа? Бизнес-академия? Может быть даже политический институт Вейла — но точно не Академия Охотника.
Удар же по обществу, когда Винтер Шни была объявлена исключенной из линии наследования был смертелен — был бы, если бы даже не большая новость, пришедшая чуть позже.
Винтер Шни не стала поступать в Атлас — она поступила в Бикон!
Наследница самой богатой и одной из самых престижных семей Ремнанта не только избрала ремесло охотницы — но поступила в Бикон, за что и была отлучена от наследства!
Ох, все домохозяйки Атласа наверняка уже успели расплавить себе мозг, переливая из пустого в порожнее эту информацию...
Винтер бы тоже хотелось порассуждать, почему такая перспективная леди совершила такой поступок?!
К сожалению, Винтер прекрасно знала о причинах подобного...
Жак Шни не превратился в монстра за одну ночь, заснув великолепным отцом и проснувшись абсолютным ублюдком.
Нет, когда-то Жак был отличным отцом для Винтер... Или, по крайней мере, так видела она сама.
Жак всегда видел ее только в качестве "наследницы", кого-то, кто примет его богатства и приумножит их, воспевая самого Жака Шни как величайшего гения всех времен... Хах, наверняка он уже заказал отлитый из золота собственный бюст...
Просто постепенно, день за днем, Винтер Шни видела все больше и больше. Сомнительные сделки здесь и вливание капитала там...
И Винтер опротивел Жак. Постепенно и капля за каплей — пока в один день она не взглянула на него и не поняла.
Этот человек — не мой отец.
После сотого обвала в его шахтах? После тысячного схваченного всегда бдительной службой безопасности? После десятитысячного рассказа о том, как сильно Жак ждал от нее превосходных результатов?
В какой-то момент.
Она не могла уже выносить этого — ни лицемерных улыбок, ни слов отца, ни всех этих ожиданий, возложенных на нее...
И затем... Империя Жака Шни посыпалась, как карточный домик.
Это видела Винтер, это видел Атлас, это видел весь Ремнант — кроме Жака Шни. Он был одержим — больше года она практически не видела своего отца, что окружил себя несколькими рядами механической стражи, как одержимый запираясь в своем кабинете или исчезая по своим встречам — прежде чем вернуться под утро, лишь более злой и уставший.
И, в конце концов, когда империя Жака Шни окончательно рухнула — Винтер могла вздохнуть с облегчением.
Никакого больше давления на нее. Никакого наследования.
И даже если то, что рухнуло на землю, было делом всей жизни ее великого деда — в конце концов Винтер могла лишь выдохнуть с облегчением. Она наконец-то стала свободна.
Но когда Винтер уже задумывалась над тем, чтобы отправиться в Атлас ради получения своей лицензии охотника...
Жак Шни начал планировать захват власти.
И самым отвратительным для Винтер было то, что Жак Шни не решился на свой безумный план по захвату власти через силу изначально. Нет, Жак понимал, что он был окружен и его компания была раздроблена — поэтому самым логичным путем он увидел...
Попытку надавить на Винтер, чтобы заставить ту пробиться в армию после своего обучения в качестве специалиста!
Конечно же Винтер не согласился на подобное — и в данном случае, вопреки пересудам домохозяек — лишение ее наследства случилось раньше, чем Винтер, окончательно уставшая от Жака и его махинаций, бросилась из Атласа прочь, в Бикон.
Конечно, если бы ситуация сложилась несколько иначе, то Винтер пришлось бы остаться в Атласе — но теперь, когда правительство надежно связало руки Жаку Шни — та уже не боялась оставить свою семью в Атласе и отправиться прочь. Теперь государство надежно держало Жака — и тот просто ничего не мог сделать со своей семьей — не рискуя мгновенно оказаться наказанным по всей строгости Атласского закона.
И вот, избавившись от всех прошлых воспоминаний и от обязательств перед своим отцом, больше не обеспокоенная их состоянием, Винтер смогла наконец-то вырваться из своей белоснежной клетки — и впервые оказаться в Вейле.
И уже два месяца Винтер Шни являлась примерной студенткой Академии Охотников Бикон, лидером команды SWBE — Strawberry — и за эти два месяца ей казалось, что она увидела мира больше, чем она когда-либо видела его в Атласе.
Оказывается, люди без слуг сами покупают себе продукты! И даже готовят, тоже сами! А еще, когда у них не хватает денег — они устраиваются на подработку!
Ну разве не удивительно?!
И люди за пределами Атласа действительно думают иначе!
Оказывается в Вейле Короля Осмонда многие считали героем, а не преступником! И даже Менажери!
И фавны, оказывается, вовсе не такие уж и дикие — в Атласе ей крайне редко приходилось сталкиваться с фавнами, но в Вейле все было совсем иначе! Она увидела наклейку о том, что магазин не обслуживает фавнов всего один раз — и это был даже не супермаркет, а маленький магазинчик! В магазинах она увидела даже фавнов за кассой!
И хотя, в конце концов, Винтер Шни все же скучала по своему дому... В конце концов мир, открывающийся ей с высоты Бикона казался ей куда более притягательным чем все то, что она оставила позади.
Король и Королева
Когда-то отец Гиры Белладонны, мудрейший человек, которого Гира когда-либо знал, Ка Белладонна, стал лидером Белого Клыка.
После самой разрушительной войны в истории Ремнанта произошло слишком много событий, что уместились всего в несколько месяцев, но которые можно было анализировать до сих пор, так и не уловив всю сложность взаимосвязей, каждая из которых повлекла за собой новые и новые десятки событий.
Сперва Великая Война заставила лучших сынов своего поколения, лучших детей всего Ремнанта погибнуть бесславной смертью.
Четырехлетняя война, забравшая жизни миллионов — бессмысленная бойня, родившаяся из бессмысленного спора.
Сколько солдат может предоставить Мантл? Мистраль? Вейл? Вакуо?
Во время Великой Войны Ремнант, впервые за всю свою историю, узнал ответ на этот вопрос.
Миллионные армии маршировали по Ремнанту. Война, погубившая десять процентов всего населения Ремнанта — пули, голод, болезни.
Ремнант до сих пор не смог отправиться от той трагедии — не сможет никогда.
Люди гибли на фронтах войны — армии таяли на глазах и...
Мистраль задался этим вопросом впервые.
Зачем отправлять наших сыновей, благородных людей, которым уготовано будущее инженеров и врачей, когда вместо специалистов мы можем пожертвовать фавнами?
Конечно же, фавн это лишь полуразумный дикарь, веками содержавшийся на правах бесправной обслуги — но разве не может он, со всей своей дикарской яростью делать то же, что делаю наши солдаты на фронте?
