Впрочем, Озпин умел по крайней мере признавать свои ошибки — текущую в том числе.
Для начала необходимо было определить тактику, что лучше всего действовала в разговоре с выбранной целью.
Ложь или полуправда были валидны, но многие вещи полагались на личный статус Озпина в глазах говорившего. Тот, кто не доверяет Озпину, менее склонен верить и в его ложь, ища подвох, даже если он не сможет его разглядеть — и потому перед разговором всегда необходимо было оценить его отношение к Озпину.
Пожалуй, главная ошибка заключалась именно в этом — неправильное понимание Озпином отношения к себе Джонатана Гудмана.
Безусловно, тот был магом и существом другого мира, до неизвестных пределов могущественным, хотя и уязвимым, но все же понятным. Тот действительно вел себя так, как и полагалось вести себя человеку или фавну его возраста в Ремнанте — и, возможно, в этом случае, застарелое восприятие Озпина сыграло с ним злую шутку.
Обычно сказав — а главное, доказав — жителю Ремнанта то, что Озпин прожил как минимум в несколько тысяч раз большую жизнь, нежели они, после этого Озпин мог наслаждаться высоким статусом в их глазах — в конце концов тысячелетние сущности были редки для Ремнанта, и мало кто мог сказать, что знал хотя бы одну из таковых — потому многие обычные люди и воспринимали его в качестве некоей могущественной, но главное, мудрой, если не сказать не совершающей ошибок, сущностью — что делало их куда более уязвимыми перед Озпином и его словами.
Однако Озпин не обладал информацией о том, что Джонатан был научен, в свое время, всегда относится с подозрением к могущественным сущностям, прожившим тысячи лет — из-за чего тот изначально выбрал несколько неправильную стратегию общения.
Также, пожалуй, проблемой было то, что Озпин несколько недооценил Джонатана — предположив, что тот был поглощен своей магией и королевскими обязанностями — даже одного занятия из этих было достаточно для того, чтобы занять любого человека более, чем на целую жизнь — и потому не смог предположить, что тот займется изучением гримм, значительно более глубоким, нежели обывательское понимание.
И, безусловно, возможно Озпин спроецировал свои качества на Джонатана — проблема, что преследовала даже могущественных тысячелетних магов — наблюдая длительно, как тот старался избегать ответственности и проявления перед Салем в качестве ее противника тот решил, что тот избрал путь сражения с Салем скорее под давлением внешних факторов, нежели из-за четкого внутреннего решения.
В конце эти факторы привели к неверному решению.
Озпин предпочел иным стратегиям — правду, если и не всю, логичную и прослеживаемую, что удовлетворила бы Джонатана и его желание следовать логике в своем решении, после чего увел разговор в сторону, от проблемы личного уничтожения орды к проблеме спасения жизней — то, к чему Джонатан стремился — к его собственному сомнению в своих силах — что всегда съедало Джонатана изнутри — после чего предложил ему некую отличную альтернативу открытому уничтожению орды, что удовлетворило бы и его желание остаться на периферии сражения, и помочь с уничтожением орды, желая, что взглянув на его статус, Джонатан, подобно многим, примет кажущееся на первый взгляд отличный, если не сказать, мудрый компромисс.
Однако проблема оказалась в том, что избрав тактику логики и открытой правды — если и не полной — Озпин загнал себя в ловушку, в которой Джонатан смог сыграть его же оружием — использовав неизвестный доселе Озпину фактор собственных знаний Джонатан смог доказать нелогичность решений Озпина, оставив того без возможностей дальше вести логичный и аргументированный диалог.
И это было, безусловно, печально.
"Ни один план не переживает контакта с врагом..." — Озпин чуть покачал головой.
Его расчет был весьма прост, но не сказать, что лишен изящества.
В первую очередь сражение с ордой Вакуо необходимо было Озпину для того, чтобы лишить Джеймса его высокопоставленной поддержки — однако это было вовсе не все, что Озпин решал одним планом.
Джеймс совершил глупое решение, введя войска на территорию Мантла, серьезно повредив его имиджу и снизив его поддержку в том, после чего, по совету Озпина, тот арестовал Жака Шни. Однако Озпин правильно оценил своего старого друга — и тот, не решившись открыто арестовать того по обвинению, тем более перед предстоящей боевой операцией, чтобы не провоцировать общественность, совершил куда более опасную вещь — арестовал того тихо, после чего отказался давать комментарии, когда Жак Шни перестал появляться на публике, серьезно настроив против себя свою до того момента весьма индифферентную публику из высшего эшелона Атласа, что ныне полнилась слухами о решении генерала.
Однако даже серьезно повредив своему положению в обществе Генерал все еще имел определенную поддержку — и огромный авторитет в армии, как компетентный, если и строгий, командир, неоднократно выручавший своих солдат из самых значительных передряг.
Для нанесения финального удара по Джеймсу Айронвуду необходимо было лишить его поддержки от последнего столпа его мощи — армии. И что было лучше для этого, чем разгромная неудачная операция против орды гримм?
Джеймс должен был прибыть не за несколько часов до начала сражения, а в момент его сражения, мгновенно влившись в то в походных порядках и не успев полноценно оценить условия боя — особенно учитывая то, что не вся информация, переданная ему, была полностью верна.
В конце концов орда не статична и перемещается, а Совет Вакуо, что так и не объявил общую тревогу опасаясь роста паники не мог наблюдать из-за этого факта за местоположением орды, было бы абсолютно естественно в таком случае получить несколько неверную информацию — даже если причиной того являлся скорее Озпин, нежели кто-то иной...
После этого последовало бы хаотичное и крайне неудачное сражение — возможно с несколькими случаями попадания под снаряды друг друга — по официальной версии из-за начала боя в неправильном порядке — и несколько разгромных ударов гримм, что в первую очередь бы унесли жизни лояльных Джеймсу офицеров.
К тому же гибель некоторого числа мирных жителей Вакуо — небольшое число, но заметное — и опоздание армии, о времени прибытия которой было бы объявлено заранее и с ошибкой, вызвало бы катастрофический эффект для Джеймса Айронвуда внутри и вне Атласа, окончательно отрезав бы того и лишив поддержки, что сделало бы последующий переворот — или революцию — практически безболезненной...
И небольшая цена за то, чтобы Вакуо вспомнило, что угроза приходит не только изнутри, но и извне города, вернувшись вновь к готовности сражения с гримм — и новый кризис, что сильно привязал бы Теодора, отправившемуся к Озпину за помощью с его разрешением и предотвращением последнего вновь — удар по добыче праха, кто подорвал бы финансовую ситуацию Атласа и усилил бы протестные настроения в Мантле...
Конечно же, суперорда была бы уничтожена в конце, но урон уже был бы нанесен — не говоря уже о других эффектах случившегося.
Например, если бы сражение за Вакуо оказалось бы на самом деле удачным — было бы крайне эффективным раскрыть участие Джонатана в той, как минимум с точки зрения популизма. Король, отправившийся помогать мирным людям другого королевства, отчаянно сражающийся с ордами гримм, вновь, с помощью могущественнейшей армии Ремнанта — и известная охотница Вейла, лидер знаменитой команды STRQ, уничтожающие все вместе врага — это был бы столь сильный посыл для всех газет и передач мира на следующий месяц...
Но скрыв информацию о них Озпин мог избежать проблем их ассоциации с катастрофическим сражением за Вакуо.
К тому же неудачное сражение однозначно спровоцировало бы реакцию, как вовлекая Джонатана сильнее под крыло Озпина, что обвинил бы в неудаче Джеймса, чьи подчиненные бы прибыли в неудачной форме и в неудачный момент, и подпитывая Саммер — нет, Озпин не наслаждался причинением страданий, но каждый план требовал использования своих возможностей и последствий на сто процентов — если бы Озпин не придерживался этого мнения — он никогда бы не поспособствовал формированию именно подобное личности Саммер...
И, в конце концов, он мог бы действительно скрыть способности Джонатана от взгляда Салем — или скорее, скрыл бы Салем от Джонатана.
Безусловно, Джонатан мог утверждать то, что до него утверждали тысячи иных — но Салем знала, как получать желаемое... И Джонатан был слишком силен, чтобы позволить ему оставаться нейтральным — и слишком опасен для того, чтобы допустить саму возможность того, что он перейдет на сторону врага.
Но одна ошибка была совершена и...
Озпин сделал глоток из чашки, прежде чем отставил ту.
Ему потребуется менять множество планов...
* * *
Джонатан появился в своей комнате, прежде чем, опершись на трость, сделать шаг к кровати, усаживаясь на ту.
Что... Что он вообще имел ввиду?!
А это так важно?
Джонатан оставил трость рядом, глядя в стену.
Он соврал мне... Почему?
Тебе перечислить все тысячи возможных причин?
Он же... Он же понимает все последствия?!
Я полагаю, даже лучше, чем ты...
Джонатан старался уместить в голове слова Озпина, его спокойный, не холодный и даже не отстраненный, а спокойный взгляд и совместить тот вместе с его словами — его решениями.
Озпин не выглядел холодным, вместо этого он казался столь...
Спокойным.
Когда ты проживаешь тысячи лет в войне с иными тысячелетними, где поле боя целый мир — твое сознание меняется. Необратимо, даже если и медленно, но меняется.
Но...
Джонатан ощутил, как две части его личности вступили в борьбу.
Да, это бесчеловечно. Да, это логично. Да, это эффективно. Да, это плохо. И что дальше? Что в данном случае будет правильным решением?
Джонатан пытался уместить в своей голове и в своем сердце бушующую бурю эмоций и мыслей.
Мы — король нашего государства, и мы должны помогать ему. И он — король своего государства, всего Ремнанта. И он защищает его — жертвует малым ради спасения большего — что тебе конкретно не нравится? То, что кто-то не раскрыл тебе всю правду, не выложил на серебряном блюдечке каждую из десятков причин и последствий этого решения?
Стук в дверь заставил Джонатана перевести взгляд, прежде чем нахмуриться,— Кто там?
-Джонатан? — голос говорившей не принадлежал Саммер, нет он принадлежал... Синдер.
Джонатан моргнул, прежде чем осмотреться — хах, действительно... Он оказался в своей комнате — не в Вакуо, а в Гленн, оставив Саммер сидеть в своей комнате в непонимании...
-Можешь войти, — Джонатан ответил, прежде чем выдохнуть.
И лишь получив удар — сбегаем поджав хвост, зализывать свои раны...
Синдер появилась на пороге — и хотят а хорошо держала свои эмоции под контролем — Джонатан знал Синдер слишком хорошо, чтобы не заметить легкой взволнованности в ее взгляде, когда она обнаружила Джонатана дома, раньше, чем он должен был появиться здесь... Взволнованность, что только усилилась при взгляде на него.
В иных условиях Джонатан мог бы сказать, что с нем все было в порядке — но Джонатан понимал, что сейчас это прозвучит как самая глупая и очевидна ложь на свете, так что предпочел просто промолчать.
Синдер, явно проанализировав мыслительный процесс, в данный момент царивший в голове Джонатана, проделала путь до того, после чего молча присела рядом.
Спустя мгновение Джонатан почувствовал тепло рук на своем теле, после чего Синдер обняла его крепче, заставив того выдавить из себя мученическую улыбку.
Так что дальше, Джонатан?
Джонатан выдохнул, обняв Синдер.
Если бы он просто сказал мне... Хах, я сделал столько плохих решений — я бы мог понять еще одно... Это ведь было не так сложно...
Джонатан, а с чего бы он вообще должен отчитываться перед тобой?
Синдер, ощутив, как Джонатан чуть напрягся, обняла того крепче, заставив Джонатана взглянуть вниз на макушку обнявшей его девушки.
У него есть десятки тысяч причин не верить тебе, не доверять тебе, хранить секреты — почему ты считаешь, что в твоем случае он обязан сделать исключение?
Джонатан обнял Синдер сильнее, прикрыв глаза и положив подбородок на макушку девушки...
Потому, что...
Потому, что что?
Потому, что...
Потому, потому, может хватить? Ты не являешься...
Джонатан неожиданно открыл глаза, отстраняясь от Синдер, словно пораженный молнией.
Мысли проносились через его разум, но словно бы не могли достать до его сознания, превращаясь во всполохи мыслительной активности где-то внутри, выплескиваясь бессмысленными всполохами неронов внутри его черепной коробки, прежде чем...
Улыбнуться.
Нет.
И словно бы одно единственное слово являлось самым могущественным заклятием — неожиданно, ворох мыслей внутри разума Джонатана потух, прежде чем вернуться вновь единым вопросом.
Что?
Джонатан взглянул на Синдер, глядящей на него в непонимании, прежде чем повторить. Нет, не хватит.
Всемогущий маг
Иногда человеку бывает сложно согласиться с другим человеком. Иногда бывает сложно возразить другому человеку. Иногда бывает сложно согласиться с собой.
Особенно сложно бывает порой возразить самому себе.
Нет, не хватит.
Слова Джонатана, произнесенные внутри его разума, словно бы камнем сорвались с высокой скалы, обрушившись в море — и сразу же десятки, сотни волн обрушились во все стороны.
Что ты говоришь?!
Первая волна, самая большая и сильная — полная гнева и возмущений от потревоженного спокойствия водной глади — поднялась спустя мгновение возмущенным голосом.
Я говорю о том, что...
Джонатан улыбнулся.
Что я действительно люблю все анализировать.
Выскажи мне свои мысли.
Последующие волны слабее. Они быстры, они идут одна за одной, но им не хватает ни ярости, ни резвости первой волны.
Нельзя использовать два взаимопротиворечащих аргумента единовременно.
Джонатан ощутил, как его внутренний голос, вечно свербящий где-то внутри его затылка, прячась между извилин его разума, нахмурился.
Можно обвинить меня в том, что я чрезмерно пассивен и неамбициозен, застарел в своей парадигме, занял свою мировую позицию и не двигаюсь к ее изменению... И можно обвинить меня в том, что я ставлю себя превыше суждений могущественных, опытных существ — будь то противники, союзники или прохожие — действуя наперекор их лучшему суждению...
Джонатан ощутил, как улыбка, немного ехидная, и немного радостная, пробивается на его лице.
Но не единовременно.
И когда волны проходят, когда даже мелкая рябь перестает колебать водную гладь — остается оно.
Спокойствие.
Полное, абсолютное спокойствие.
Тишина, молчаливая тишина и осознание недвижимости — как будто бы упавший камень был лишь сном, исчезнувшим с приходом рассвета.
Так какой же я?
И, впервые за свою жизнь, Джонатан Гудман задал вопрос тому, кто до этого момента лишь заставлял его оправдываться.
Я — застрявшая в своей паутине незначительная мошка, не желающая рвать свои цепи?
