Песня для тумана

Ульв усмехнулся.

— Было весело.

Вторую щёку обожгло болью, как когда-то стрелой, но на этот раз Бард поймал королеву за запястье.

— Тупой. Злобный. Цверг, — повторила Мэб, до краёв наполняя презрением каждое слово. — Возвращайся к Кенн Круаху. Такой слуга ему больше подходит.

— Я не убивал их, — Бард поднёс к губам ладонь королевы. — Это сделали твои подданные.

— У большинства моих подданных соображения не больше, чем у меча или стрелы, — возразила королева, продолжая кривить губы. Но руки не отняла. — Ты это подстроил. Ты и в ответе.

— Но разве, — голос Ульва сделался глубоким и бархатистым, как летняя ночь, — придворный певец не обязан их развлекать?

Этот тембр даже без арфы позволял Великому Барду покорять почти любого. Но в тёмных глазах королевы плясали затаённые молнии.

— Люди — тоже мои подданные, идиот. Они ирландцы.

— Они всего лишь люди. — Мягкость интонации дополняла ласковые прикосновения губ, — и не стоят того, чтобы моя королева отбила свою нежную руку. — Золотистые искорки в зелени листвы. — Больно было?

— Возможно, ты прав, — Мэб небрежно провела второй рукой по груди Барда, и он с удивлением почувствовал, как выбилось из ритма сердце. — Что люди, что цверги... не стоят моего внимания. А вот друид, да ещё старой крови... что-то давно в Ирландии нет верховного короля, это непорядок.

Ульв вдруг побледнел, так что его лицо стало казаться высеченным из мрамора.

— Что?

— Мальчик, — голос Мэб журчал игривым ручейком, — ты разве не знал? Верховные короли Ирландии в родстве с альвами. Но время от времени стоит кровь освежать... не просто так им оставили ключи от холмов. Да, не оправдывайся, я знаю, что друид сам в сид прошёл. Ты, возможно, нашептал ему что-то, но он уже мужчина, отвечает за свои действия. — Силы в одночасье покинули придворного певца. Мэб околдовала его, как делала это всегда: незаметно, исподтишка. Пальцы разжались, выпуская женскую ладонь. Голова кружилась, ноги подкашивались. Королева удовлетворённо оглядела Ульва. — А он симпатичный. Высокий, сильный, рыжий... давно у меня таких не было. Я бы, может, поблагодарила тебя, что такого красавца привёл, да не за что — он ведь сам пришёл...

— Нет. — Ульв мечтал сейчас только об одном: не упасть. Не упасть к её ногам бесформенным мешком.

— Что "нет"? — Мэб издевательски пощекотала его кончиком ногтя под подбородком.

— Я его заставил.

— Ах, ты преувеличиваешь, мой бард, незачем брать на себя ответственность за чужие поступки. — Она ласково погладила его щёку, всё ещё горевшую от пощёчины. — Больно было? Ты ведь всего лишь мой маленький певец...

— Я пел этому друиду, — торопливо перебил её Ульв, — и заманил под омелу. А он даже серпом пользоваться не умел, мне пришлось всё сделать самому, и руны начертать, и...

Мэб покачала головой, цокнула языком.

— Ай-яй-яй, какие откровения. Но сделанного не вернёшь. А убивать его я не позволю. Придётся использовать по назначению, раз уж так сложилось.

— Я... я его верну, — Ульв прерывисто дышал и ощутимо покачивался.

— Куда вернёшь? — Мэб преувеличенно тяжело вздохнула и склонила голову на плечо Барда. — Время-то у нас по-другому идёт. Выпихнешь красавчика из холма, а он прахом рассыплется? Нет, он мне для этого слишком понравился.

— Верну в к-когда и откуда взял, — Ульв пытался сохранить равновесие: от бешеной пляски деревьев, неба и листвы его мутило.

— И как же ты это сделаешь, мальчик? — Барду безумно нравилось, когда она вот так насмешливо изгибала бровь. В тех случаях, когда это не относилось к нему.

— Не знаю, — честно ответил он, потому что на хитроумные иносказания не осталось сил. — Но я даю тебе слово.

— Ну что же, — Мэб невозмутимо слизнула капельки крови из царапины, оставленной её же ногтями. — Это действительно может быть интересно. Ведь прежде никто подобного не делал. Мы сами выходили в мир, шалили, или оставляли подменышей, но чтобы так...

Она прошла почти до границы леса, обернулась и произнесла совершенно изменившимся тоном: без издёвки, зато с оттенком угрозы.

— У тебя есть две луны, бард. Или выполняй, что обещал, или я не желаю тебя больше видеть.

Ульв кивнул и дождался, пока королева исчезнет из виду. А потом, наконец, позволил себе рухнуть на траву.

* * *

Викинг был опытным гребцом, а необычная лодка казалась воплощением Пёрышка: лёгкая, изящная, она серной бросалась вперёд от легчайшего прикосновения весла к воде.

К берегу пристали, когда уже совсем стемнело. Эрик опасался местных жителей, которым мог запомниться рыжий предводитель прошлогоднего набега. Его люди даже не пытались перебить всех: добыча куда важнее. Тех, кто убегал и прятался, не преследовали.

Сначала Эрик хотел править прямо в Исландию — подальше от острова королевы Мэб, благо в лодке оказалось и вяленое мясо, и овощи, и бочка со свежей водой. Но была одна загвоздка: Эрик воин, а не штурман. Направление на родной фюльк он представлял себе очень приблизительно, да и коварные морские течения — серьёзная угроза: хорошо, если просто задержат в пути, а ну как и вовсе перевернут утлую лодчонку?

Эрик вздохнул. Далеко, далеко ему до ярла Альвгейра, который возвышался, бывало, на носу драккара, подобно полубогу, а волны послушно стихали от одного его взгляда даже в жесточайшую бурю.

А Пёрышко расплакалась.

— Что такое? — её спутник отвлёкся от малоприятных размышлений.

— Я... — всхлипывала фея, — я хотела превратиться в огонёк, чтобы... — она беспомощно махнула рукой на волны, отделявшие ткнувшуюся носом лодку от каменистого берега. — И не смогла!

— Ну, будет, — добродушно буркнул Эрик, поднимая девушку на руки. — Солёной воды тут и без этого хватает.

Он уверенно шагал к темнеющему впереди скальному выступу, а Пёрышко вцепилась в его куртку мёртвой хваткой. Простодушный викинг не предавал значения преодолению границы холмов. Да что там! Он её просто не замечал. А вот болотная фея трепетала от ощущения чужеродности нового мира. Да, безвестность и бесславие, вынужденное пребывание в тени благородных альвов угнетали Пёрышко, приступы меланхолии у королевы Мэб — просто пугали. Но всё-таки королевство фей было её домом. А что ждёт здесь, в мире людей? А если её оставит магия? Будит ли викинг так же любить свою фею?

Эрик бережно поставил её на песок.

— Подожди, я сейчас лодку вытяну.

Пёрышко озиралась, зябко потирая плечи, едва прикрытые лёгкой тканью. Ей было холодно. Викинг заботливо закутал девушку в один из тёплых плащей, тоже оказавшихся в лодке.

Место для ночлега оказалось неплохое: удачно расположенные скалы защищали от ветра и случайных взглядов. Эрик набрал сухих веток, порадовавшись, что давно не было дождя и костёр получится бездымным, огонёк же можно заметить только со стороны моря. Расстелил на песке свой плащ мехом наружу, усадил девушку, обнял.

— Вот, давай поедим.

Пёрышко протянула руку за куском сыра. Её ладонь заметно дрожала. Викинг прижал к себе юную фею и стал кормить, будто ребёнка. Некоторое время спустя она вдруг прижалась к его груди и уткнулась носом в могучую шею. Прошептала тихо:

— Мне страшно.

— Чего страшно? — с грубоватой лаской буркнул мужчина. — Я же с тобой.

Фея доверчиво прижималась к нему, но тихие всхлипывания продолжались. Эрик засунул руку под полу её плаща и погладил упругое бедро. Пёрышко невольно улыбнулась. А викинг подумал: "Надо платье ей нормальное достать. А то всё равно, что голая. Даже ещё хуже".

А потом они любили друг друга, забыв обо всём, не думая о будущем, до дна выпивая восторг момента единения. И ни викинг, ни болотная фея не заметили, что со стороны моря по земле стелется туман, а со стороны скал подползают люди в одежде из мохнатых шкур.

* * *

Альвгейр с благоговением взирал на преобразившуюся шаманку. Старуха резво скакала вокруг каменеющего цверга, ритмично ударяя в бубен. Она что-то напевала, но ярл ни слова не мог разобрать. Седые косы разлетались вокруг её головы, извивались, будто змеи, металлические кольца на трёхцветном поясе позвякивали глухо, будто издалека. Тяжёлый запах трав, разожжённых шаманкой по углам комнаты, туманил разум. Альвгейру то мерещились насмешливые рожи троллей, то круги кобольдов, то вспоминались прежние битвы... его хирд. Медведи-берсерки и безжалостные, никогда не теряющие самообладания "волкоголовые". Враги панически баялись и тех, и других, неясно, кого больше. И голос барда. Чистый, яростный, заглушающий звон мечей и крики боли. Голос того, кто приходил побеждать. Того, кто теперь лежал безжизненным куском малахита.

Ульв слышал Альвгейра, но отстранённо и неразборчиво, будто через стену. А вот горячие слёзы Сигрид мучительно обжигали цверга, будто капли расплавленного железа. Хотелось отстраниться, спрятаться в каком-нибудь тёмном углу, окунуться в тишину. Звуки становились всё глуше, кожа теряла чувствительность, пусть и не так быстро, как хотелось бы, Ульв успокаивался... но тут тишина распалась. Развалилась от оглушительного удара бубна. Или, может быть, грома.

* * *

Белая молния надвое расколола одиноко стоящий дуб, и земля содрогнулась от оглушительного раската грома. Холодные плети дождя бичевали всё и вся, яростно пробивая даже волшебные плащи альвов, а дуб охватило пламенем. Бешеный ветер, с корнем вырывавший вековые деревья, раздувал огонь, и дождь исходил паром, раздражённо шипел, не в силах погасить его.

— Не ходи к ней, Бард, — дух леса загородил Ульву проход к гроту, но выглядел настолько испуганным, что цверг даже не ответил, просто отпихнул плечом и ринулся вперёд. — Она злится!

Но Бард уже проскользнул меж узких лезвий плакучей ивы, пологом закрывающей вход.

Любимый грот королевы Мэб, от центра которого несло вглубь горы свои воды чёрное озеро, был обычной карстовой пещерой. Правда, стены его искрились кристаллами великолепной чистоты. Щедрое подношение короля цвергов наполняло грот тёплым светом. Пак застелил пол толстым ковром мха, лоснящимися листьями брусничника, увил колонны сталактитов диким плющом. Повелительница фей удалялась сюда, когда искала уединения. Например, потому что не хотела ненароком кого-нибудь убить.

Ульв поднырнул под руку королевы как раз в тот момент, когда с её пальцев сорвалась очередная молния. Раскат грома, преумноженный эхом, на мгновение оглушил Барда, заключившего женщину в оковы каменного объятия. Нет, он не забыл, что за это его обещали оставить без рук. Просто сейчас об этом не думал.

Королева вскрикнула, но не гневно, как он ожидал. Напротив, это был возглас боли. Ульв вздрогнул и выпустил Мэб. Она резко обернулась. Пылающие глаза, брови вразлёт, лихорадочный румянец...

— Как ты посмел? Убирайся!!! — её крик заметался под сводами, как стая летучих мышей.

Но Ульв будто не услышал. Он не отводил глаз от алого пятна на светло-сером платье. Неуместная яркость цвета сказала цвергу достаточно, однако, желая удостовериться, бард шагнул к королеве и уверенным движением разорвал одеяние, обнажив плечо почти до груди. Как он и ожидал, под невредимой тканью кожу рассекала глубокая рана. Мэб дёрнулась, но её талию снова сжимала твёрдая рука.

— Сырое железо, — уверенно сказал Ульв. — Само не пройдёт. Я позову Геро.

— Нет! — в тёмных глазах королевы отразился неподдельный ужас, она ногтями впилась в насквозь мокрый плащ барда. — Она не должна видеть! Никто не должен! И ты... — она прикусила губу, испугавшись, что та начинает дрожать.

— Ч-ш-ш-ш, — успокаивающе, будто расстроенному ребёнку, прошептал Бард и поднял женщину на руки. — Мне можно. — Ульв гладил волосы Мэб, дополняя движением ласкающий тембр голоса. — Я никому не скажу.

Он баюкал королеву, без слов мурлыкал мотив колыбельной. А она тихо плакала, спрятав лицо на его и без того промокшем плече. И говорила.

— Они уже высаживаются прямо здесь. Прежде боялись — довольствовались малыми островами. А теперь... у них новый бог. Молодой и сильный. И они в него верят. Верят, что он может их защитить, сильнее, чем боятся меня. И... железо... Если альвы узнают, они... испугаются и... нет ничего хуже железа... им рубят деревья, им подковывают лошадей. Всё начинается с железа...

Бард слушал, не перебивая, не удивляясь. В его глазах повелительница фей давно уже превратилась из высокомерной волшебницы в нежную, ранимую, нуждающуюся в защите девочку.

— Я знаю, как обращаться с железом, моя королева, — Ульв бережно опустил Мэб на поросшее клевером ложе. Встал на колени, глубоко вдохнул, принюхиваясь, наклонил голову и принялся вылизывать рану, как будто действительно был волком, а королева фей — его раненой подругой. Растерянная Мэб молчала, не двигаясь, Ульв невозмутимо продолжал своё занятие, то и дело сплёвывая кровь. Когда он, наконец, поднял голову, оказалось, что волшебница с интересом разглядывает его. В уголках её глаз затаилось ещё что-то, чего цверг пока не мог распознать. Узкая ладонь скользнула по его волосам.

— Иногда мне кажется, что ты помнишь, — королева рассмеялась нервно, но это было уже лучше слёз.

— Что помню? — На его губах ещё оставалась её кровь, зелёные глаза горели не хуже смарагдов Андвари.

— Я устала, — сказала вдруг Мэб, будто запоздало поддавшись воздействию колыбельной. — Иди, я хочу отдохнуть.

Бард кивнул, дождался, пока её дыхание стало ровным, а выражение лица безмятежным.

— Спи крепко, моя королева, — тихо сказал он, нежно, но как-то по-звериному, потёрся носом о её щёку и вышел. Он знал, что рана феи, избавленная от остатков железа, скоро затянется сама собой, и на нежной коже Мэб не останется даже следа.

Когда разыгравшаяся буря, наконец, улеглась, Пак мысленно простился с Бардом. Королеве иногда вымещала на случайно подвернувшихся жертвах монарший гнев. Это не делало её счастливее, но пик ярости угасал. Тем удивительнее было увидеть, как Ульв выходит из грота. На бледно-зелёном лице неестественно алели губы. Бард облизнулся, а Пака передёрнуло от нехорошего предчувствия.

— Пусть её никто не беспокоит. — Придворный певец, наконец, разглядел лесного духа в хитросплетениях бурелома.

— Я... я прослежу, — пролепетал Пак. Но Ульв его уже не слушал. Он повёл носом и мерными, экономными скачками понёсся к побережью. На запах железа. Сердце стучало в груди, а в висках стучала кровь. И он сам уже не понимал, принадлежит она ему или королеве Мэб.

* * *

Геро нашла придворного певца стоящим по пояс в реке. Он был обнажён: сквозь розоватое марево воды просвечивала зеленью кожа. А розовым вода окрасилась из-за того, что бард усердно смывал с себя кровь. Её было много, и отмывалась она, почему-то, с трудом.

Всего пару часов назад из-за вида крови Геро стаяла на коленях, сотрясаемая рвотными спазмами. Нет, опытная охотница не отличалась излишней впечатлительностью. Но исполинские деревья, покрасневшие до самых макушек, полуобглоданные черепа, красующиеся на ветвях, будто спелые жёлуди, целые кусты разрозненных рук и ног, тела, привязанные к стволам собственными кишками... верховному друиду не раз случалось проводить жертвоприношения в дубовой роще.