Песня для тумана

Ловкие пальцы перебирали струны серебряной арфы, натягивали новые и новые, то и дело окропляя их ярко-алой кровью: нежная кожа быстро стёрлась от непривычного занятия, но Мэб это не останавливало. Стоило облизнуть палец, и ранка затягивалась. Она ведь имела дело не с железом, всего лишь с серебром.

Шторм и не думал затихать. Напротив, он нарастал, набирал обороты, и хоть и становился ровнее, но уши закладывало от всё более близких раскатов грома, а тёмные воды заворачивались гигантской воронкой, и водный ши даже не пытался уже ими управлять. Единственное, на что хватало его сил — удерживать корабль на плаву.

— Приготовься, ярл! — внезапный шквал донёс срывающийся голос Онни. — Сейчас!

К чему готовиться, добавлять нужды не было. Драккар, танцевавший по кромке водяного смерча, ухнул в пустоту.

Королева водных ши могла бы гордиться мастерством внука-полукровки: ни один человек не выпал за борт, даже мачта осталась цела. Длинный корабль покачивался на лазурной глади. Небо — чистое и безоблачное. А впереди виднелся зелёный остров.

— Мы уже у берегов Ирландии? — воскликнула Сигрид, во время бури вцепившаяся в канаты, оплетавшие её мужа.

— Нет, — ответил Ульв своим прежним, колдовским и бархатным, голосом. — Это Эмайн Аблах14. Земля моих предков.

14Эмайн Аблах — Яблоневый эмайн. (Остров Яблок, Авалон). Земля блаженства и вечной юности, место обитания Маннана мак Луга, морского бога.

Глава 8. Тара королей

Губы спящей трогательно приоткрылись, светлые локоны, завивающиеся в тугие колечки, золотым руном покрыли плечи юной феи. Аэд протянул руку и лёгким касанием огладил обнажённую грудь. Пёрышко пробормотала что-то во сне и перевернулась на живот, подставив королю Коннахта другую соблазнительную округлость. "Трогательная и нежная, — думал Аэд, проводя ладонью по гладкой, будто светящейся изнутри коже, — а какой грозной и требовательной была она этой ночью! Просто валькирия... любовь и война, удовольствие и боль, восторг и отчаяние... я мог бы подумать, что викинг привёл с собой саму Фрейю..."

Аэд откинулся на спину и закрыл глаза. Нет, он не заблуждался. Пока жива королева Мэб, чужие боги не поселятся в волшебной стране. Если, конечно, она сама их не позовёт. Женщины сидов и прежде выходили к людям. Случалось, они даже становились супругами королей. В те, прежние, времена, когда ард ри был самым могучим чародеем своих земель. При хорошем короле его земли процветают... "Наверное, я не очень хороший король", — желчно, как всё чаще при разговоре с самим собой, заметил владыка Коннахта, беднейшего из пяти королевств Ирландии. "Может, стоило бы жениться на ней?" — он снова открыл глаза и оглядел лежащую рядом фею-огонёк внимательно, будто видел впервые, а не имел её всё ночь напролёт.

"Нет", — Аэд встал и укрыл лёгким одеялом манящее тело женщины холмов, способное свести с ума любого мужчину. В том числе и его, к чему отрицать? Но сейчас, когда страсть была удовлетворена, он думал уже не как мужчина, а как король, помнивший о Добрых Соседях. Аэд достал из-под массивного стула, стоявшего в дальнем углу комнаты, собственные штаны. Как они туда попали? Он не помнил. Прошедшая ночь напоминала горячечный бред.

А вот рубашка аккуратно висела на спинке кровати. Околдованный, уставший или полумёртвый — Аэд никогда бы не бросил её небрежной рукой. Больше никогда не будет у него такой счастливой одежды. Рука, проворно сновавшая над пяльцами, вплетавшая руны в замысловатый узор, охладела, сжимая золотой серп. Губы, шептавшие, "Пусть боги хранят тебя, братец", в последний раз выкрикивали не благословение, но проклятие. Проклятие должны наслать справедливые сидхе не короля, который оказался не в состоянии защитить даже собственную сестру. В былые времена, когда Ирландией ещё правили друиды, Верховный Бард своей рукой закалывал в положенный день белого быка, сцеживал кровь, а потом пил её и пил, пока не засыпал, и во сне видел истинного ард ри, владыку и заступника Пяти Королевств.

* * *

Ульв торжественно шествовал из одного зала в другой, мало-помалу приближаясь к срединному дворцу, куда сходились анфилады с пяти холмов, куда вели дороги с пяти сторон. И дело было не в трепете перед Священной Тарой, резиденцией Верховных Королей — друид давно уже не ставил её ни во что, но в женщине, закутанной в тёмную вуаль с ног до головы. Женщина неторопливо следовала за ним, а Великий Бард почтительно распахивал тяжёлые створки дверей, притягивавших взгляд резьбой и самоцветами.

Прекрасные залы Золотой Тары пусты. И это правильно. Но в главном зале на троне ард ри восседает Верховный Король. Это так неожиданно, что Ульв остановился и молча глядел на него, продолжая сжимать медную ручку двери.

Широкоплечий мужчина встал и направился к маленькой женщине в чёрном, не обращая внимания на Великого Барда, окаменевшего у входа. Он был красив, этот король. Густая борода завивалась колечками и отливала золотым блеском, так что казалась выкованной из металла, синие глаза яркостью напоминали о родстве с сидами.

— Тебя не должно здесь быть! — прошипел Ульв, почти ощущая, как язык раздваивается от змеиного яда. Но ард ри обратил на него внимания не больше, чем на ветер за окном.

— Приветствую вас, госпожа моего сердца, — учтиво произнёс ард ри, однако даже не наклонил головы, ибо был он королём и принимал гостью в своём доме. — Да будет жизнь ваша долгой, а здоровье крепким.

— Мы живём столько, сколько нам отмерено, а здоровье имеем такое, какое заслуживаем, — от звука её голоса мужчина вздрогнул, потому как не ожидал услышать шамкающий, надтреснутый голос беззубой старухи.

Король протянул дрожащую руку к вуали. Ульв с удовольствием выдернул бы эту руку из плеча, но его собственная ладонь надёжно прикипела к дверной ручке — чары королевы Мэб в который раз застали его врасплох.

Она не шевелилась и позволила ард ри отбросить покров. Увидев сморщенную, как печёное яблоко, седую старушку с водянистыми глазами и впалым ртом, король отшатнулся и, пробормотав: "Нет, это слишком! И без ночи с Душой Ирландии обойдусь!" бросился прочь.

Когда эхо его шагов затихло в пустых залах, Ульв смог, наконец, отойти от двери.

— Истинное лицо верховной власти безобразно, — старушечьими губами усмехнулась Мэб. — Не каждому по силам такое бремя нести.

Она взялась за край вуали, собираясь снова накинуть её на лицо, но Бард перехватил её руку, погладил морщинистую щёку. Кожа сразу разгладилась, засветилась серебристо-лунным цветом, водянистые глаза потемнели, в воздухе нарастало напряжение, какое бывает перед грозой. Ульв наклонился к своей королеве, словно хотел до предела сжать воображаемую пружину, чтобы душное ожидание, наконец, разразилось грозой и закончилось освежающим дождём.

— Он не достоин чести даже смотреть на тебя, — прошептал Бард низким, чуть хрипловатым голосом, и не пытаясь околдовать Мэб вкрадчивым тембром: слишком унизительными казались неудачи.

Она приложила палец к его губам.

— Зачем ты назвал этого мальчика ард ри? Разве ты видел его во сне?

Ульв отступил на шаг, пытаясь скрыть досаду: говорить о короле, решившем ослушаться друида, не хотелось.

— Меня уже тошнило от бычьей крови. Раз за разом её вливали в меня всё больше и больше. Но в снах я никого не видел. Просто бродил в пустоте, иногда по залам Тары. Но всегда один. Этот... бычок не хуже и не лучше прочих. Правда, норовистым оказался. Вошёл во вкус.

— Хм... — лукавый взгляд сделал из Мэб совсем девчонку. Она нарочито задумчиво провела рукой по барельефу с изображением тернового куста. — Гулял по Таре Королей и так ни разу никого и не увидел? Ни в полированном полу, ни в тёмном окне, ни в серебряном блюде?

— Тщеславные мысли меня посещали, — Ульв сложил руки на груди и отошёл к глубокой нише, отделанной золотом и драгоценными тканями. Он предвидел направление очередной насмешки королевы фей, и уже заранее было больно. Как можно представить цверга, занимающего престол потомков богини Дану? Безумие горячечного бреда. Глупость. Но глупость всё же меньшая, чем страстная мечта покорить сердце великой сидхе. — К счастью, все сомнения в Таре легко разрешить.

Ульв вытянул руку и небрежно опустил на невзрачный с виду камень, занимавший почётное место в тронном зале. Как и следовало ожидать, камень Фаль, камень королей Тары, промолчал и на этот раз.

Мэб тоже подошла поближе и произнесла с тонко выверенной и неоднократно применявшейся интонацией — как будто обращалась к слабоумному:

— Это — кусок скалы, в которой какой-то шутник вырезал пару углублений в форме ступней. Что такого интересного ты в нём нашёл?

— Фалльский камень, — Ульв медленно убрал руку за спину и теперь украдкой следил за рассеянным светом, беспорядочно рассыпавшимся по платью Мэб, превратив его из чёрного в рассветно-серое, — применяется для устранения ошибки, которую может допустить друид.

— Ключевое слово тут — Фалльский, — паутинка накидки Мэб растаяла, улетучилась с порывом неведомо откуда взявшегося тут ветра.

Ульв явственно чувствовал, что над ним потешаются. Но пока не был уверен, действительно ли перед ним подделка, или сидхе морочит ему голову, желая посмеяться над легковерием цверга.

— Кенн Круах сказал мне, что последний луч заходящего Самайна падает на камень Фаль в тронном зале Священной Тары, — упрямо пробубнил Бард. — Зачем ему было лгать?

— Боги не лгут, — кивнула Мэб, снисходительно поглаживая Ульва по гладкому подбородку. — Их надо просто научиться понимать. Тут ключевое слово было "священной".

В следующий миг у друида перехватило дыхание, а глаза болезненно заныли, хоть он инстинктивно прикрыл их рукавом.

— Добро пожаловать в Священную Тару, Великий Бард! — звонкий голосок заставил его вздрогнуть и открыть лицо.

Да, это действительно была Тара. Та Тара, которую он видел во сне: с белоснежными, полупрозрачными, как китайский фарфор, стенами, наполненная светом, свежим ветром и упоительными ароматами. Но на этот раз она не была пустой.

Стайки щебечущих фей, вперемежку с птицами, проносились мимо, деловитые лепреконы сновали туда-сюда, несколько кобольдов лихорадочно постукивали крохотными молоточками, заканчивая новую стенную панель из серебра, изображавшую чёрного волка, бегущего по лунной дорожке. Сама луна, полная и сияющая, висела высоко, у самого чёрного свода, усыпанного искрами волшебных кристаллов. Задрав голову, волк, видимо, тоскливо выл. Один из кобольдов достал крупный изумруд и точным движением поместил его в пустовавшую глазницу. Взгляд серебряного с чернью волка из тоскливого сделался хищным и жадным.

— Добро пожаловать! — повторила молоденькая альва, почтительно склоняясь перед Ульвом.

— Да пребудет с тобой милость богов, — машинально ответил друид, но альва расцвела и засветилась счастьем, как будто он и вправду осенил её благословением. Увы, теперь и сам Великий Бард не стал бы уповать на тех, чью милость призывал. Он даже пожалел о вырвавшихся словах. Не след без нужды тревожить мёртвых.

— Где... королева? — спросил Ульв, безуспешно оглядываясь по сторонам.

— В тронном зале, — тем же восторженно-звонким голоском ответила альва и снова почтительно склонила голову. — Мне приказано вас к ней проводить.

Бард кивнул, выражая готовность следовать за проводницей, и они двинулись в путь. Зал за залом, терраса за террасой, галерея за галереей. Эта Тара оказалась огромной и запутанной, как лабиринт, или, скорее, муравейник, потому что просто кишела маленьким народцем, альвами и прочими подданными Повелительницы Фей. В конце концов звонкоголосая девица, всю дорогу восторженно что-то щебетавшая, остановилась на смотровой площадке высокой башни, с которой открывался обширный вид, и Ульв убедился, что у Изнанки Тары с её лицевой стороной много общего. Здесь тоже ко дворцу ард ри вело пять дорог из пяти дворцов пяти королей, отдававших себя под его верховную власть. Но здесь эти дороги представляли собой подвесные мостки, лёгкие, беззаботно покачивающиеся на ветру. При одном взгляде на них кружилась голова. Не то чтобы Ульв боялся высоты... но прежде, чем ступить на полупрозрачную поверхность мостика вслед за альвой, он быстро начертил перед собой трикветр, пробормотав: "Земля, воздух, вода — одно", и решительно шагнул вперёд. Мостик перестал играть, сделался надёжным, как стена, возведённая цвергом, и Ульв с любопытством оглядывался по сторонам. Лес, поля и луга тут были совсем такими же, как в мире людей, за исключением того, что деревьев не касался топор дровосека, полей — серп жнеца, а луга не знали стад коров и овец. И тем не менее, то, что происходило в Мидгарде, находило своё отражение и в мире холмов. Из блюдечек, наполненных для Добрых Соседей, вытекали сюда молочные реки, колоски, связанные особым образом и оставленные на поле, прорастали целыми ячменными стогами, а легконогие феи до упаду кружились в зелёных бальных залах.

Мир распался и собрался вновь, сияя яркими красками, подобно тому, как радугой распадается омытый священнодействием грозы свет. Пьянящий воздух, лёгкое покалывание в кончиках пальцев — Великий Бард сам не заметил, как начал петь, вплетая волшебство своего голоса в полифонию двух миров, соединяя их в единое целое. Ульв остановился на середине моста, в самой высокой точке, и его Мысль и Чувство поплыли над Священной Тарой, слившись в страстном танце, закутывались в облака, скользили по стенам отблеском света. Певец был одновременно внутри и снаружи, в Таре и вне её, бескрайним небом и крошечной песчинкой на мостовой.

Ульв не заметил, как рядом оказалась Мэб. Возможно, она просто вышла из песни без слов, содержавшей в себе все слова, что были, или ещё только будут. Её нежно-розовое, как робкий рассвет, платье соткано из цветочных лепестков, а в улыбке Ульв в первый раз не увидел насмешки.

— Пойдём, — сказала королева, когда Бард мягко загасил последнюю ноту своей песни, будто присыпал пеплом тлеющий до времени уголёк. — Ты ведь хотел на него посмотреть?

* * *

Фалльский камень оказался раскалённым добела и пронзительно-ярким. Он покоился в самом сердце Священной Тары, и, воистину, тут ему было самое место.

— Чьё оно? — мерная пульсация всегда завораживала Ульва, погружая в подобие транса. Он с усилием отвёл глаза.

— Когда-то это сердце принадлежало великому королю фоморов, — Мэб, сбросившая торжественность, как накидку с плеч, повернулась спиной к своему барду и неторопливо пошла вдоль стены, увешанной оружием и разного рода трофеями — от гигантских рогов до сморщенных и почерневших голов. — Королю, славившемуся своей мудростью и прозорливостью. — Хрупкие на вид руки вынули из оружейной стойки длинный меч так легко, будто это была вязальная спица. — Кому ещё можно было бы доверить указывать ард ри?

— Альвис, — полуутвердительно произнёс Ульв. Мэб опустилась на каменную скамью, уложила меч на колени, и медленно, обводя пальцами каждый завиток сложного узора, провела рукой по тусклым ножнам. — "Ты не похож на цверга", сказала ты, когда я о нём пел.